Рен не обратила на них внимания и повернулась лицом к лабиринту.

Он заполнял внутреннюю часть здания — широкий, открытый небу двор, выложенный камнями высотой по щиколотку и устланный густым ковром травы. Видимо, строители поливали лабиринт, чтобы трава оставалась зеленой и пышной, иначе тропинка была бы вытоптана в грязь бесчисленными ногами прохожих.

Она нашла отверстие в тропинке и глубоко вздохнула, закрыв глаза. На мгновение ее охватило головокружение, но когда оно прошло, она открыла глаза и начала идти.

Это был не лабиринт, как те зеркала, по которым она бегала в башне, — он был создан для того, чтобы сбивать с толку. Лабиринт представлял собой единый путь, петляющий взад-вперед, внутрь и наружу, приближающий поклонника к центру, но отклоняющийся от него на следующем повороте. Ходить по нему было медитативно — не сидячая медитация храма Лиганти, а спокойное, ровное движение по тропинке. Реки.

Когда Рен была ребенком, мать повесила над ее кроватью маленький лабиринт из ниток, чтобы отгонять дурные сны. Хождение по тропинке здесь должно было заманить в ловушку несчастье и дать шанс оставить его позади. Какое именно несчастье попало в ловушку, зависело от того, какому божеству вы сделали подношение. Рен старался оставить все это позади.

Она шла медленными шагами, приспосабливая к ним свое дыхание. Как давно она этого не делала? Много лет, но она не знала, сколько именно. В Ганллехе не было лабиринтов, и Ондракья высмеивала любого Пальца, который отваживался в них зайти. С тех пор как умерла мама, подумала Рен. Она сделала это для Иврины, потому что не могла сделать ничего другого: она не могла позволить себе кремацию в другом месте, кроме массового костра, она не могла станцевать для нее канину, чтобы дать предкам знать, что она умерла, как это сделали киралы, собравшиеся на площади. Врасценцы могли в одиночку совершать подношения, в одиночку ходить по лабиринту, но некоторые части их веры требовали общины, а у нее ее не было.

Она не поднимала головы, пока не достигла круглого пространства в самом центре лабиринта. Она была почти одна: большинство людей в здании собрались у дверей, а с площади за ними доносилась музыка. Танец начался. Все врасценцы в Надежре, принадлежавшие к курецу главы клана, присоединились к нему, топая и хлопая, а остальные члены клана в трауре наблюдали за происходящим.

Рен неуверенно вздохнула. Смысл хождения по лабиринту заключался в том, чтобы найти покой, а не в том, чтобы еще больше расстроить себя. Но теперь ничто не могло довести ее до слез, так же как и ничто не могло заставить ее злиться. С каждым бессонным часом ее фундамент подмывался.

В центре круга стояла чаша с водой — отголосок колодца Ажераиса. Рен опустилась на колени, окунула пальцы в воду и прикоснулась ими ко лбу, пробормотав тихую молитву. Затем она встала и пошла по прямой линии из лабиринта, оставив позади свое несчастье.

По крайней мере, теоретически.

Уходить она пока не пыталась. В храме было полно народу, наблюдавшего за Каниной, и ей не хотелось присоединяться к ним — посмотреть, удалось ли танцовщицам вызвать духов предков зиемиков. Вместо этого она забрела в укромную глубинку по одну сторону лабиринта, где беззубые старики-врасценцы продавали узелковые амулеты: розы — на удачу, звезды — на плодородие, двойные колеса — на богатство. В ожидании, пока толпа на улице рассосется, она тупо смотрела на их товары.

На одном из покрывал лежал лабиринт из красных нитей, такой, какие вешают над кроватью. Как тот, что был у нее в детстве. Настоящей кровати у нее больше не было, только поддон перед камином, который она делила с Тесс, но она все равно могла бы купить его и посмотреть, есть ли от него польза.

Только она не могла. Потянувшись к сумочке, Рен вспомнила, что отдала все деньги "Лицам и маскам".

Кто-то рядом с ней протянул руку к лабиринту и протянул продавцу сантир. От увиденного Рен захотелось разрыдаться. Сжав челюсти так сильно, что стало больно, она повернулась, чтобы уйти.

Девушка, стоявшая рядом с ней, вложила лабиринт ей в руки. "Вот."

Рен уставилась на нее, не понимая. Затем на молодую женщину, которая встретила ее пристальный взгляд. После минутного молчания девушка сказала: "Вы меня не помните?

Где мой дедушка? Пожалуйста, у него плохое здоровье! Отведите меня к нему!

Кирали Зиемич погиб во время Ночи Ада. Перед ней стояла молодая женщина, одетая в серое платье Кирали. Канина Рен только что узнала о его похоронах, а эта женщина…

"Ты была со мной в камере", — тихо сказала она. "А потом ты пропала".

Паника схватила Рен за горло и встряхнула, как терьера с крысой. Эта женщина помнила ее. Танакис сказала, что следователи ищут врасценскую женщину, которую видели люди, — женщину, которая могла быть ответственна за Ночь Ада. Рен.

"Подожди!" Кирали потянулся к ней. "Подожди, я…"

Рен не стала дослушивать до конца. Она бежала сквозь людей, возвращавшихся к своим поклонениям на колоннаде, сквозь толпу киралов, оплакивавших своего погибшего старейшину, сквозь Семь Узлов и за их пределы, бежала в Вестбридж, бежала к дому, который исчез много лет назад.

Переулок Круклег, Шамблз, Нижний берег: Киприлун 20

В Надежре было несколько мест, защищенных от посторонних глаз. Варго позаботился о приобретении нескольких из них — домов, складов и других мест, не связанных с его именем и используемых так редко, что любой, кто следил за ними, тратил достаточно времени, чтобы отказаться от них. И к его удовлетворению, на письмо, отправленное им пятого солнца, ответили еще до седьмого.

Казалось, он оставил Яската Новруса голодным до новых впечатлений.

С чистой комнатой и роскошной постелью вместо грязных переулков и стен театра Агнасце — и без помех — у Варго было столько времени, сколько нужно, чтобы сломить Яската самыми разными способами, приятными для них обоих. Он воспользовался им сполна, и после этого они лежали в клубке простыней и остывающего пота, причем Яскат полулежа перекинулась через Варго в бессильной вялости.

Указательный палец Яската играл с парой крошечных травленых дисков, свисавших с пирсинга на животе Варго. Один из них был стандартным противозачаточным нуминатом, другой, по крайней мере, теоретически, укреплял его тело против болезней. Работало это или нет, он сомневался, но вреда от этого точно не было.

Затем рука Яската переместилась вверх и стала проводить линии над сердцем Варго.

"Щекотно, — пробормотал Варго. Он не возражал, но это граничило с близостью, которой он не хотел делиться.

"Я никогда раньше не видела нумината, начертанного на коже". Дыхание Яската зависло над татуировкой. "Разве это не опасно?"

Взяв руку Яската, чтобы она не забрела дальше на запретную территорию, Варго поднес его пальцы к губам. "Может быть, если это не просто куча бессмысленных каракулей, которые я набил, потому что думал, что это будет устрашающе". На удивленный взгляд Яската он пожал свободным плечом. "Я был молод. И глуп."

По крайней мере, это было правдой.

Пальцы Яската провели по нижней губе Варго. "Трудно представить тебя таким".

Варго фыркнул. " Я изменился. Повзрослел." От прежнего мальчика не осталось ничего. Даже имени не осталось.

"Наверное, мы все повзрослели". Яскат вздохнул и перевернулся на спину, рука его выскользнула из хватки Варго, взгляд уперся в полог над головой, аметистовый шелк, привезенный из Артабури. "Ты собираешься спросить меня? Или будешь играть дальше?"

Вопрос вывел Варго из дремоты. "Спросить тебя?"

"То, что ты хотел в ночь колоколов. Когда ты послал Фадрина рассказать мне, насколько ты талантлив — и заинтересован — в этом". Откинув голову в сторону, Яскат уставился на Варго своими ясными голубыми глазами. "Я не моя тетя, но я ее наследник, и вчера меня не было в реестре".