Чем дальше они продвигались, тем больше чернота давила на Рен, и казалось, что слабый свет камня становится все слабее и слабее. Сколько ни убеждал себя в том, что Дежера не будет затоплена так скоро, не могла избавиться от воспоминаний о том, как их пронесло по этим туннелям. Как давно они здесь? Даже обычного прилива хватило бы, чтобы на несколько часов оказаться в ловушке. Коридоры искажались отзвуками их дыхания и шагов, и Рен уже не могла быть уверена, что они одни. За каждым углом она ожидала встретить нож… или что-нибудь похуже.

Они дошли до первого из альковов, и Седж остановился. "Я ничего не видел", — сказал он хриплым голосом. "Тупик, я думаю. Надо возвращаться. Прилив, наверное, поднимается".

Согласие было на кончике языка Рен, когда она остановилась.

"Ничего", — согласилась она шепотом. "Никаких крыс. Ни крыс, ни пауков".

Она подняла светлый камень на стену и изучила его. Слабый оттенок гниющего фиолетового цвета засиял в ответ, и она нерешительно прикоснулась к нему кончиком пальца.

Мгновение спустя она перевернулась на спину, задыхаясь и махая рукой в мелкой грязной воде, как будто это могло очистить ее и ее разум. "Черт возьми", — задыхалась она. "На стенах — не трогай их!"

Седж присел рядом с ней. "Что?"

"Кровь Злыдней", — сказала она. "Заставляет нас бояться. Отпугивает людей — крыс и пауков тоже". Она подняла голову, вглядываясь в черноту. "Мы идем в правильном направлении".

"Злыдни? Я думал, они просто часть галлюцинаций". Седж провел руками по бедрам, хотя кровь не попадала на них. Когда он заговорил, его голос был таким же высоким, как в детстве. "Черт. Наверняка это был Злыдень. Варго сейчас с ума сойдет".

Его слова ничуть не успокоили ее страх. "Что за Злыдень?"

"А?" Седж перевел взгляд на нее. "Черт. Забудь, что ты это слышала. Мы… мы потеряли кое-кого на пепелище. Кажется, во сне его зацепило чем-то. Тот, с кем это случилось, вырвался из моей хватки как ни в чем не бывало, вывихнул себе плечо. Умер, прежде чем кто-то успел что-то сделать". Он провел руками по лицу. "Надо же, чтобы эта чертова Ондракья подружилась со Злыднем, как будто она сама по себе недостаточно кошмарна. Пойдем. Держись поближе." Он проскочил мимо, и его замедленный темп не имел ничего общего с водой, поднявшейся до их икр.

Они были уже далеко внизу, камень над головой был естественным, а не скрепленным осыпавшимся раствором. Ниши продолжались через равные промежутки — и тут колеблющийся свет Рен уловил изменение.

Железные решетки над их ртами.

Седж выругался. "Этот безумец запер Злыдня?"

Рен протиснулась мимо него, поднимая камень, чтобы осветить каждую нишу по очереди. Ворота были открыты, и все отверстия были пусты — слава Лицам, — но в одном из них она обнаружила небольшой комок тряпья. Седж затаил дыхание, когда она просунула руку между прутьями, чтобы поднять его.

Тряпки были связаны в неясное подобие человека. Кукла, мало чем отличающаяся от той, которую сделала Рен, когда Тесс только присоединилась к Пальцам.

"Нет, — прошептала Рен. "Здесь она держала детей".

И в наступившей тишине она услышала голос, возвышающийся в кричащей пародии на песню.

"Найди их в своих карманах,

Найди их в своих карманах, найди их в своем пальто;

Если ты не будешь осторожна,

Ты найдешь их у своего горла…"

Что-то зашевелилось в глубоких тенях. Жалкий отблеск светового камня Рен выхватывал края и углы иссохших и согнутых, как сухие ветки, конечностей, свисающую рваную и испачканную одежду, непригодную даже для кучи тряпья, ломкие волосы цвета болотной травы и обтянутый кожей череп старухи, которая могла бы выйти из самой мрачной сказки о пожаре.

Гаммер Линдворм. Неудивительно, что уличные дети так ее называли.

И все же в костях ее лица, в длинных красных ногтях, стучавших по стене, и фиолетовом мазке краски на губах Рен разглядела разрушенные ошметки Ондракьи.

Седж издал придушенный, испуганный звук.

"Что вы нашли, мои маленькие друзья?" Ондракья скрипнула. Ее глаза казались слишком большими для ее лица, как будто они могли выпасть из глазниц. При свете камня Рен они светились, как у кошки ночью. "Подойди ближе, подойди ближе, чтобы я могла тебя видеть".

Рен не могла пошевелиться, даже если бы захотела. Это был оживший кошмар, и не из-за крови Злыдней на стенах. "Ты должна быть мертва. Я убила тебя".

В ответ сверкнули острые зубы. "Ты недостаточно убила меня, маленькая Рени. А я, похоже, недостаточно убила Седжа. Мы все здесь неудавшиеся убийцы". Голос ее, может быть, и ломался, но слова звучали точно так же, как у Ондракьи. Ее скрип перешел в жуткий смех. "А может, и нет. В конце концов, я убила твоего друга. Тебе не следовало убегать. Всегда лучше остаться и понести наказание, чем позволить другим людям пострадать".

Леато. В горле Рен поднялась волна.

Ондракья подкралась ближе, ступила на свет, словно проверяя, не сгорит ли она. Она продолжала говорить — ей всегда нравился звук собственного голоса. "Я могла бы спасти его, если бы захотела. Как я спасла себя. Накормила его кровью". Ее ногти оторвались от стены, с них капала густая багровая кровь, и Ондракья облизала их дочиста. "Или кормила его маленькими снами и позволяла моим друзьям пировать. Они жиреют на нем, жиреют от кошмаров, а потом пускают кровь, чтобы накормить других".

Теперь она была всего на расстоянии вытянутой руки, достаточно близко, чтобы Рен почувствовала ее зловоние даже над гнилью и плесенью катакомб.

"И еще есть ты. Маленькая Рени". Голос Ондракьи ожесточился. "Маленькая предательская сучка, обернувшаяся против своего собственного узла. Тебе все еще снится та ночь? Сладкий ли это сон для тебя? Ты предпочитаешь сладкие сны. Еда, семья, тепло. Чем слаще сон, тем горьче кошмар, который за ним следует.

Рен почувствовала, как Седж напрягся позади нее. Это было то противостояние, которого они так и не дождались пять лет назад: Седж против Ондракьи, его рост и сила против ее порочности, опыта и многолетнего привычного послушания. К тому времени, когда она остановилась, чтобы разрушить его заклинание и выбросить из узла — к тому времени, когда он понял, что она хочет его убить, — он был слишком сломлен, чтобы сопротивляться.

Теперь он не был сломлен.

"Но где же другой?" сказала Ондракья, и ее исковерканный голос вдруг потеплел до пародии на доброту. Она прижала когтистые руки к груди. "Вас всегда было трое. Где маленькая Тесс?" Из-под лохмотьев она достала медальон Акреникса, который она сорвала с шеи Рен во время кошмара, с надписью "три триката". "Мы должны делать все втроем. Не поэтому ли ты дала мне его? Я не смогу наказать тебя как следует без всех трех".

В подвале старого пансионата была маленькая комнатка, где Ондракья обычно запирала непослушных Пальцев, одних в темноте и сырости, говоря, что скоро за ними придет Злыдень. Но Рен и Седж уже не были теми детьми, какими они были раньше, затаившимися в страхе перед гневом Ондракьи.

"Ты не тронешь моих сестер", — прорычал Седж и бросился на нее.

Теперь он был больше и сильнее, а она была лишь иссохшей шелухой. Он выхватил два ножа и бросился вперед.

— И Ондракья одним движением руки ударила его о железные прутья клетки.

"Сейчас, сейчас", — пропела она. "Неважно, мизинец ты или кулак — ты не угрожаешь начальнику своего узла. Здесь есть место только для одного предателя".

"Ты мне больше не начальник". Седж, пошатываясь, поднялся на ноги, кинжал все еще был в его левой руке, но Ондракья поймал его руку и вывернул ее. Даже сквозь крики боли Рен слышала, как ломается его запястье.