«Наверное, потому, что до сих пор я практически не властвовала над своей собственной жизнью».
Приуныв от подобных размышлений, Никс открыла глаза и позволила своему напеву затихнуть, сматывая его нити обратно к себе. И в этот момент несколько прядей упали на Джейса. По этому короткому прикосновению она уловила его сосредоточенность – та пахла как тлеющий очаг. И также его страх, который ощущался как воздух после грозы.
Джейс оторвал взгляд от книги, словно почувствовав ее внимание.
– Никс?
Она помотала головой, стряхивая последние остатки своего дара. На миг, когда ее обуздывающий напев умолк и Джейс посмотрел на нее, Никс почувствовала, как от него пахнуло чем-то мускусным, как от розы в свежем суглинке.
– Нет, ничего, – пробормотала она.
Тем не менее щеки ее вспыхнули. Никс знала, что означал этот последний запах. Он свидетельствовал о его желании. «Он желает меня». Обнажать его сердце, читая его как книгу, казалось насильственным вторжением.
К счастью, Джейс не стал настаивать на своем вопросе. Он выпрямился, потирая затекшую шею. Другой рукой поднял книгу с колен.
– По-моему, я уже насколько можно глубоко вник в то, что лежит за пределами Драконьего хребта… Все, что я нахожу, – это лишь сказки, каждая из которых еще более нелепа, чем предыдущая. Вот эта, к примеру, утверждает, будто в Пустошах скрыто великое море, что явно абсурдно. Наверное, мне стоило бы потратить время на более…
Корабль сильно тряхнуло, резко накренив его на левый борт. Ящики и бочки заскрипели и застонали под толстыми сетями, удерживавшими их на месте.
Шийя, которая до сих пор стояла как вкопанная, приблизилась к Никс и Джейсу. Сильные руки обхватили их обоих за плечи.
– Держитесь поближе друг к другу, не пытайтесь встать, – предупредила она спокойным, но твердым голосом.
Когда корабль затрясся и завибрировал, Шийя опустилась на одно колено, подобно якорю надежно утверждая на настиле трюма себя и их двоих – и как раз вовремя.
Через несколько мгновений «Пустельга» превратилась в воробья во время шторма. Корабль внезапно кренился или дико мотался из стороны в сторону. Никс ахнула, когда ее швырнуло в объятиях Шийи куда-то вбок и она до крови прикусила язык.
Джейс потянулся и схватил ее за руку. Ее пальцы крепко переплелись с его пальцами. Они обменялись встревоженными взглядами.
Из рупора возвещателя до них донесся голос Даранта:
– Сейчас мы в самом центре этой свистопляски! Держитесь за воздух, ребятки!
Глава 10
Казалось, будто «Пустельга» пробивалась сквозь бурю целую вечность. Корабль немилосердно швыряло во все стороны. Ветер превратился в нескончаемый вой, от которого болело в ушах и колотилось в груди.
Плечо Никс уже ныло от стальной хватки Шийи. Джейс все столь же крепко держал ее за руку. На прикушенном языке стоял привкус железа. Сердце бешено колотилось где-то в горле. Она представила, как корабль разлетается на куски, которые дождем сыплются на Драконий хребет.
«Когда же это наконец закончится?»
Никс была не единственной, кого происходящее почти лишило присутствия духа. Кальдер, до той поры мирно дремавший за отведенной ему загородкой, приподнялся со своей подстилки из сена, воздев нос к подволоку трюма. Из его горла вырвался хриплый рык отчаяния, хвост так и хлестал по воздуху.
С другой стороны трюма тихонько попискивал Баашалийя, ища утешения.
Никс попыталась встать, подобраться к нему поближе, но не устояла на ногах, когда нос «Пустельги» в очередной раз резко взметнулся вверх.
Ветер снаружи превратился в низкий рев, сопровождаемый более громкими взвизгами, когда особо сильные порывы обрушивались на корабль. Стальные тросы такелажа стонали от напряжения, накладываясь на общую какофонию. Замкнутое пространство трюма улавливало и усиливало этот шум.
Никс пожалела о своем выборе убежища. Без окон было невозможно судить о том, что на самом деле происходит. Она была не единственной, кого это обстоятельство избавило от иллюзий.
Рычание Кальдера перешло в протяжный вопль. К этому времени варгр уже забился в самый угол отведенного ему отсека, спрятавшись под навесом, который служил ему логовом, – широко расставив лапы, чтобы сохранить равновесие, и низко опустив башку.
У Баашалийи дела обстояли несколько лучше. Присев на хвост и раскинув крылья, он раскачивался на месте. Его острые когти глубоко вонзились в дощатый пол. И все же он тоже выплескивал на Никс свою панику.
Она поняла, что нужно поскорей успокоить обоих зверей, чтобы они не вырвались из своих стойл и не поранились. Глубоко вздохнув, Никс загудела горлом и грудью, разогревая свой обуздывающий напев и силясь как следует сосредоточиться, чтобы использовать свой дар. Среди подобного хаоса это никак не удавалось. Голос у нее прерывался. Тусклые нити обуздывающего напева распались прежде, чем она сумела ими завладеть.
«Ничего у меня не получается…»
«Пустельга» резко завалилась на борт, взметнувшись высоко вверх. Никс испугалась, что корабль вот-вот перевернется. Пальцы Шийи с болезненной силой сжались, прижимая ее и Джейса еще ниже к настилу.
Тот продолжал держать Никс за руку. Морщился, но глаза его сурово сверкали.
– Помоги им! – крикнул он, мотнув головой в сторону Кальдера и Баашалийи.
Когда она вновь посмотрела на него, в глазах у нее промелькнуло отчаяние.
«Как?»
Джейс, видно, прочел этот вопрос у нее на лице.
– Ты сможешь! Поищи то, что успокоит тебя! Поделись этим с ними!
«А что способно успокоить меня?»
Никс крепко зажмурилась, вспоминая те моменты, когда ее охватывал подобный ужас, – которых в последнее время было предостаточно. Но так и не нашла в них ничего утешающего – лишь кровопролитие и потери, – поэтому мысленно вернулась еще дальше назад. С закрытыми глазами было легче погрузиться в прошлое – в то время, когда она была почти слепа. Никс припомнила девочку, которой едва исполнилось шесть лет, – ту, что дрожала в своей постели, натянув одеяло до подбородка, пока невидимый мир гремел и рычал вокруг нее.
«Почти как сейчас».
Тогда, когда хлопали ставни и завывал ветер, в ее комнате появился кто-то еще. Чья-то ладонь легла ей на грудь. Чей-то голос зазвучал в тихой песне, которая каким-то образом утихомирила весь остальной мир. Ее отец пел ей колыбельную, чтобы подавить засевший в ней ужас – заверить ее, что все будет хорошо.
Она почти забыла тот момент, но когда это воспоминание наполнило ее, успокаивая даже сейчас, Никс, сама того не сознавая, вдруг запела эти простые слова – так и не забытые, каждый слог которых глубоко врезался ей в память.
Пусть буря бушует и волны шумят,
Не бойся, я рядом с тобою…
Покрепче тебя я укрою.
Пусть молнии пляшут и гром гремит,
Всегда под моим ты взглядом…
Не плачь, моя детка, не надо!
Пускай град стучит и ливень льет,
Я не брошу тебя никогда…
И я буду с тобою всегда.
Напевая, она наконец сумела сосредоточиться, заякорившись в прошлом, но все еще оставаясь в настоящем. Вплетая в каждую ноту колыбельной мотив обуздывающего напева, Никс стала понемногу выпускать его наружу, наполняя каждую прядь чувством безопасности, уверенностью, звучащей в голосе своего отца, теплом его ладони у себя на сердце.
Она протянула эти засветившиеся под ее мысленным взором нити через трюм, нашла Кальдера и обволокла этими теплыми нитями его вздымающуюся грудь. Позволила им нежно обхватить его охваченное паникой сердце. Другие пряди мягко проникли за его широко раскрытые остекленевшие глаза. Никс бередила его воспоминания, вызывая в воображении времена спокойствия и умиротворенности. Своим напевом высветила и оживила эти воспоминания: