Боже.

Как много крови и всё из-за меня?..

Почему я тогда не могла с ним просто поговорить?

Это же он.

Громов!

Мой Громов!

Тот, с кем мы в деревне от бабушки прятались, чтобы она домой не загнала раньше времени, а потом засыпа́ли в стоге сена от усталости.

В обнимку.

Он тот, кто защищал меня.

Всю сознательную жизнь защищал ото всех. Любой в радиусе нескольких километров знал, Алиеву трогать нельзя. И точка.

Почему я решила, что Мирон обязан меня полюбить?!

Кем я себя возомнила?

Я сама во всём виновата. Естественно, мужчины разобрались по-своему, как умеют.

Перевожу взгляд на Лёву, принимающего поздравления, и качаю головой. Завидую его самообладанию. Он как скала. Нерушимая, холодная, острая. Сегодня всё же чуть подбитая.

Группа поддержки подхватывает Демидова и радостно подбрасывает его в воздухе, улюлюкая.

Ненависти внутри меня становится так много, что я тону в ней с головой. Захлёбываюсь и пытаюсь выплыть.

Снова и снова стараюсь дышать, прихватывая пальцами ворот тонкого свитера.

Невозможно.

Срываюсь с места и несусь к девчонкам в аппаратную. Пролетаю сквозь высокий дверной проём, поворачиваю направо и дёргаю дверь «радиорубки», как мы её порой называем.

Внутри Тайка с Энж. Болтают, усевшись на уютном кожаном диванчике. Завидев меня, тут же обе подскакивают.

– Где Ива? – спрашиваю поморщившись.

– В туалет вышла.

Кидаю сумку на стол и потираю собственные плечи кончиками пальцев, пытаясь справиться с собой.

– Я всех их ненавижу, – проговариваю с отвращением, глядя в большое окно, которое выходит в спортивный зал.

– Кого ты ненавидишь, Мия? – спрашивает Энж настороженно.

– Их всех, – киваю в сторону студентов, радующихся выигрышу. – Всех! До одного! Всех терпеть не могу!

– Мия…

– Они все нелюди. Твари. За деньги удавятся, за деньги готовы всех вокруг опозорить. Противное вонючее болото – это наш университет. Ненавижу. Устала всем улыбаться.

Несколько из находящихся в зале студентов оборачиваются в сторону аппаратной и недоумённо таращатся.

– Видеть их не хочу всех.

– Поедем уже, – проговаривает Тая обеспокоенно, хватая меня за руку. – Или тебе Льва надо дождаться?

– Не буду я его ждать, – отвечаю ничего перед собой не замечая.

– Энж, ты с нами?

– Нет, я Ивку ещё поищу.

Спускаемся на первый этаж и проходим к гардеробу. Сталкиваюсь с несколькими странными взглядами, обращёнными в мою сторону, и безразлично отшатываюсь. Застёгиваю шубку, обматываю шею шарфом.

Быстрее бы уехать отсюда.

Уже на выходе, меня окликают. Развернувшись, равнодушно наблюдаю, как ко мне приближается Лобанова.

Её щёки горят, да и в целом она выглядит взбудораженной.

– Я хотела сказать, что передумала, Алиева, – зло выговаривает Женя.

– Передумала? – нахмуриваюсь, снова замечая на себе взгляды.

– Да... раз уж ты так всех нас ненавидишь, то и на день рождения ко мне не приходи.

В ужасе округляю глаза и кивая, выбираюсь на улицу, где наконец-то как следует вдыхаю морозный воздух.

– Это жесть, Мийка, – вылетает Тая вслед за мной, на ходу застёгивая замок на пуховике. – Оказывается, микрофон в аппаратной был включен.

– Микрофон?

– Да, звук с которого выходит на динамики, размещённые в коридорах на всех этажах.

Твою мать.

Пытаюсь притормозить подбородок, который стремительно отвисает.

– Это что... все слышали мою истерику?

– Получается да.

Тая качает головой, глядя на меня с жалостью. Я потираю дрожащие ладони.

– Ладно, пока не думай об этом, - советует подруга.

В полнейшем молчании добираемся до стоянки и прощаемся.

Я стараюсь сдержать данное Тае обещание и не размышлять о случившемся, пока еду до дома по полупустым улицам, пока в одежде поднимаюсь к себе и скидываю её в кресло.

Но потом... проигнорировав пять пропущенных вызовов от Лёвы, вырубаю телефон, ложусь под тёплое одеяло и...

И наконец-то даю волю слезам.

Реву навзрыд, снова и снова прокручивая каждый удар, который достался сегодня Громову. О том, что произошло в университете позднее, не думаю.

Недоразумение какое-то.

Завтра же все забудут.

Пролежав так по ощущениям около двух — трёх часов, резко вскакиваю и в полутьме нащупываю телефон.

Боясь передумать, подключаю его и вытаскиваю заветные цифры из чёрного списка. Уткнувшись в коленки, считаю длинные гудки. Мне жизненно важно знать, что у него всё хорошо. Я просто не переживу...

– Мирон, – всхлипывая шепчу, когда слышу, как срабатывает щелчок. – Ты как?

– Это не он, – отвечает Лада холодно.

Сглатываю скопившуюся слюну.

– Дай ему трубку, пожалуйста, – прошу сдавленно. – Очень надо.

– У тебя вообще совести нет? – шепчет яростно девушка.

– О чём ты?

– Это всё из-за тебя, поняла? Натравила своего головореза.

– Как он? – спрашиваю ещё раз, забыв о гордости.

Кусаю губы, пока девушка моего любимого человека раздумывает дать ли мне шанс.

– Не звони ему больше никогда, – цедит Лада, отключаясь.

Снова набираю номер. Раз за разом. Сначала трубку не берут, а потом потоком раздаются короткие гудки. Наверное, тоже отправила меня в «ЧС».

– Какая же ты сука, – яростно отшвыриваю телефон на ковёр и хочу, чтобы этот день побыстрее закончился...

Глава 21. Мия и последствия враждебного выпада

– Не обращай на них внимания, мась, – поглаживает меня по спине Энж и с грубым выражением лица озирается на старшекурсниц.

Усмехаюсь неуклюже.

– Дуры какие-то, – цедит Ива, обходя меня с другой стороны.

– Да, всё нормально, – пытаюсь улыбнуться, но выходит карикатурная гримаса.

– Ничего нормального, – уныло проговаривает Тая.

Последствия моего враждебного выпада не заставили себя долго ждать.

Процесс запущен.

Сперва меня удалили из всех студенческих чатов нашего вуза. Уведомления на телефон начали приходить в тот же вечер…

В университете первое время намеренно старалась не появляться, наивно полагая, что всё забудется.

Нет.

Не забудется.

Неделя прошла, всё только хуже стало.

В лучшем случае меня не замечают. В худшем шепчут что-то вроде заклинаний в спину.

Секретарь из деканата даже не поздоровалась. Прошла мимо и носом не повела.

Преподаватель по дизайну во время консультации отпустил пару шуточек на тему «если мы все не сильно раздражаем Алиеву, то я продолжу». Это обстоятельство словно доказывает всю серьёзность разворачивающихся событий.

Смешки со всех сторон достали.

Будто бы никто и никогда не выходи́л из себя. Я что? Одна такая?!

В университетской столовой пахнет булочками с корицей. Скидываем вещи на стулья и всей четвёркой молча шагаем к витрине.

– Можно чай? – обращаюсь, как обычно, к Анфисе Павловне.

Сталкиваемся с ней взглядами. Мурашки по коже.

– В очередь, – проговаривает она язвительно.

На глаза слёзы наворачиваются, а в душе́ такой протест возникает. Натыкаюсь на несколько заинтересованных взглядов, в ответ неожиданно хочется отозваться грубостью.

Чтобы не смотрели.

И не болтали ерунды.

После моей пламенной речи они думают, что я их ненавижу.

Но это не так.

Мне вообще до них нет никакого дела. Бо́льшую часть этих людей я даже не знаю толком. Вот ещё... ненавидеть!

– Садись, Мийка, – кивает Ива в сторону стола, теребя замочек на крохотном кошельке. – Я сама тебе чай возьму.

– Спасибо, – тепло улыбаюсь.

Что бы я делала без подруг?

Они всю неделю рядом, как семья. Приезжали ко мне домой, успокаивали, выясняли как так получилось.

По всей видимости, на звуковой установке произошёл какой-то сбой.

Лев объявился на следующий день. С огромным букетом ромашек и извинениями. Искренними и слегка скомканными. Глядя на этого молодого мужчину, я вдруг поняла, что просить прощения для него так же несвойственно, как отступать от собственных слов.