Но зато Павлик спутался с неформалами. Они сидели у памятника «Борцам за власть Советов» на центральной площади Владивостока и сам памятник называли «Борцам за власть». И тусовались. Когда Павлик шел мимо, он заметил среди них своего длинноволосого однокурсника Леху Рябкова, которого по отчеству Палыч неформалы называли Палачом. Леха, одетый в клеш и обвешанный феньками, играл на глиняном барабане-дарабуке, а симпатичная девушка-неформалка по кличке Дрофа бренчала на гитаре и пела песню Майка Науменко «Это гопники — они мешают мне жить!»
Павлик уважал творчество группы «Зоопарк» и уже успел, живя во Владивостоке, во всей полноте прочувствовать смысл песни про гопников. Поэтому остановился и стал подпевать. А потом поздоровался с Палычем и попросил у девушки гитару. Сыграл пару песен из «Алисы», пару из «Аквариума», пару из того же «Зоопарка», пару из «Пикника», пару из «Кино», пару из «Наутилуса», пару из «Чайфа» и из «Чижа». И оказалось, что в шляпе уже хватает на портвейн.
Впоследствии выяснилось, что памятник «Борцам за власть» — это не главное тусовое место. Главное же — деревянная сцена в другом конце площади, гордо носящее наименование «плаха». Плаховские неформалы вели жизнь, близкую (с их точки зрения) к природе. Питались «ништяками» — выброшенными из ближайшей «Бургерной» недоеденными сосисками в тесте и гамбургерами, ночевали на Морском вокзале или на «тепляке у фуника» (на пустыре неподалеку от городского фуникулера у теплотрассы был содран приличный кусок обмотки, и оголенная труба щедро источала тепло, согревая прижимавшихся к ней панков и панкующих), а зарабатывали «стритом», то бишь бренчанием и пением в подземном переходе.
Павлик сначала не мог отличить панков от панкующих. Потом панк по кличке Зелибоба просветил его, что панкующим может стать любой, а вот панком — только настоящий панк, прошедший инициацию. Первый этап этой инициации достаточно прост: надо пожрать ништяков за бургерной. Второй сложнее — надо взасос поцеловаться с ВВС. Как на самом деле звали ВВС, Павлику выяснить так и не удалось. Но от мысли даже прикоснуться к ней его сразу передернуло. На вид ей было лет 30–35, пухленькая и, если бы не въевшаяся грязь, откровенно бомжатская одежда, выбитые передние зубы, слипшиеся волосы и запах помойки, то выглядела бы она даже мило. Говорят, она работала в психбольнице и могла выписывать рецепты на покупку циклодола в аптеке, чем снискала глубокую привязанность половины плаховского контингента. Ну не суть. Третьим этапом посвящения в панки была игра в веснушки. Панки и посвящаемые срали в середину комнаты на газету, садились вокруг кучи в кружок и бросали туда кирпич. А потом весь день ходили с «веснушками», возникшими в результате разбрызгивания фекалий по их лицам. Те, кто прошел все три этапа, признавались на плахе настоящими панками.
На журфаке с Павликом училось три «плаховских» неформала и одна неформалка: помимо хиппующего Палача им оказались Серега Коваль (его можно отнести к «панкующим», так как он слушал Sex Pistols и носил майку с надписью Punks not Dead) и Сева Оладушкин по кличке Философ (особенности его философии стали известны Павлику впоследствии), а также Маша Плюшкина по кличке Плюха. После успешного «стрита» Палач купил бутылку портвейна №33 и пригласил (на правах хозяина гитары и дарабуки) всех перечисленных, а также Павлика и Дрофу, в подъезд ближайшего дома на распитие. Как там пел Шевчук, «и ветерок отравленный глотали мы из горлышка», вспомнил Павлик, глотая из горлышка противноватый винный напиток и пьянея.
К концу бутылки Павлик пригласил всю компанию в гости — в команту №409. Случай был подобающий (с его довольно опьяневшей точки зрения): в этот день всем иногородним студентам ДВГУ выдали по тысяче рублей — пособие в честь надвигавшихся выборов губернатора. Предполагалось, что студенты в благодарность проголосуют за Наздратенко, а Павлика особенно радовал тот факт, что тысячу он получил, а голосовать не пойдет, потому что ему еще нет 18 лет.
И вот, довольные однокурсники-неформалы направились вслед за Павликом сначала в магазин, где купили три бутылки «Капитанского рома» и пачку пельменей, а затем в общагу №3. Проблема состояла в том, что, во-первых, в общежитии запрещено употреблять спиртные напитки, а во-вторых (ибо дело было уже поздним вечером), там было запрещено пускать на ночь посторонних.
Решение было найдено довольно сомнительное: Павлик положил бутылки в рюкзак, обнял Машу Плюшкину и так прошел с ней вместе через турникет, показав свой пропуск. Студенты-вахтеры на девушку внимания не обратили, и парочка уже было благополучно зашла в общагу, направившись по коридору от турникета к правой лестнице, когда раздался звон разбивающегося стекла. Повернувшись, Павлик с ужасом понял, что из расстегнутого рюкзака на пол упала одна из бутылок «Капитанского рома». Судорожно закрыв рюкзак (едва успел до того, как вахтер вышел из своей «рубки») он стал собирать осколки стекла. «А вам известно, что распитие спиртных напитков на территории общежития запрещена?» — для порядка спросил вахтер, которому явно было жаль Павлика и его несостоявшегося распития спиртных напитков. Юный журналист отнес осколки в урну и поспешил к лестнице, где его уже ждала Маша. Теперь встал вопрос, как провести остальных участников предстоящей попойки.
Первая мысль — втянуть их по одеялу в окно коридора второго этажа — была отвергнута, потому что втягивать пришлось бы на виду у всех, кто по коридору будет ходить.
— Можно в принципе постучаться в одну из комнат на втором этаже и попросить их втянуть наших гостей, — предложил Павлик.
— Точно! — обрадовалась Маша и постучалась в ближайшую комнату. — Здравствуйте, извините… — начала она, когда дверь открыла…
— Извините, мы ошиблись дверью! — оборвал ее Павлик, узнав в открывшей дочку комендантши. Девушка окинула парочку удивленным взглядом и закрылась, а Павлик повел Машу к самой дальней двери по коридору. Там, помнил он, живет Тимфей Хабаров, тот самый ярый ценитель водки. Тимсон был дома и легко согласился втащить гостей-неформалов, но с условием, что он тоже присоединится к пьянке. На том и порешили. И вот, Палач, Коваль, Плюха и Сева Оладушкин вошли в комнату №409.
Мишка Халдеев против пьянки не возражал: он сам недавно провел подобное мероприятие со своими гостями в ущерб сну соседей. И с удовольствием присоединился бы к празднованию халявной тысячи рублей, но в преддверии зачетной недели вынужден был штудировать корейский язык. Журфаковцы же такой проблемы не имели: если на этом факультете их чему-то и учили, то это что-то не требовало усиленной зубрежки, любой из студентов мог наговорить на хорошую оценку просто за счет подвешенного языка и логического мышления.
Ром с пельменями хорошо лег поверх давно усвоенного портвейна, потом к поглощенным двум бутылкам «Капитанского» присоединились еще три бутылки «Русской» водки (Павлик с Тимсоном сходили в магазин), пошли в ход гитара и дарабука… а потом пьяные даже не в стельку, а в полную зюзю Павлик и Серега Коваль вывалились из комнаты, чтобы сходить в туалет. И попали прямо в объятия вахтеров, делавших обход (и не забывших инцидент с разбитой бутылкой у турникета).
Последовавшие разбирательства привели к тому, что Павлик из общаги вылетел. Объятый мрачными мыслями явился он в универ и поведал это шокирующее известие друзьям-неформалам. И тут на помощь пришел Леха Палач.
— Сегодня вечером приходи на перекресток Океанского проспекта и Пологой улицы, там в доме увидишь дверь с вывеской «Кафе». Кафе не работает, но ты постучись, тебе откроет чувак, его зовут Антон. Скажешь ему, что ты от меня и тебе нужна вписка. Там и переночуешь.
Так все и вышло. Павлик постучался в дверь «Кафе», открыл крепкий высокий небритый парень с длинным каштановым хаером и в джинсах-клеш. Впустив Павлика, он выдал ему спальный мешок и туристический коврик.
— Спать можно на сдвинутых столах, возле батареи достаточно тепло, хоть и жестковато. А пока угощайся, —сказал Антон и предложил Павлику вареный рис в кастрюле и чай.