Через две недели Павлик увидел в руках Игоря не изысканную коробку гламурного «Собрания», а унылую черную пачку народных сигарет «Петр 1». Оказалось, что «Собрание» за две недели сентября 1998 года подорожало в три раза и теперь стоит больше, чем дают Игорю на карманные расходы родители — таковы были для первокурсника журфака ДВГУ основные последствия дефолта, повлекшего отставку правительства и руководства ЦБ России. С тех пор Игорь курил исключительно «Петра». И не только после пар на журфаке, но и после забега на стадионе и даже во время дальних туристических походов по сопкам Манчжурии, о которых постоянно травил байки на посиделках с однокурсниками.
И лишь на втором курсе, начав писать в «МК» и «ДВВ», Игорь снова перешел на «Собрание». Репортаж «Кости в лесу за придорожным кафе» вышел совсем не забористым, но гонорар парни получили неплохой — 6 рублей за строчку (а их, строчек, вышло 300), как и за «Домик в деревне» (еще 300). В «ПАРИ» тогда была принята 10-бальная система оценки материалов, и самые лучшие оценивались по 10 рублей за знак, а самые худшие — по 1–2 рубля.
По 10 рублей за строчку Павлик за всю свою работу в «ДВВ» получил лишь дважды. Первый раз, когда написал в «МКВ» слух о введении краевыми властями местного налога на церковную недвижимость, против которого выступил Митрополит Владивостокский и Приморский Варфоломей, а второй — за интервью «Рюмка чаю с Чижом» с Сергеем Чиграковым, лидером вокально-инструментального ансамбля «Чиж и Ко», заехавшего в «славный город что на море» по случаю своего концерта. С Чижом его свел знакомый администратор Леша Пивкин из недавно открывшегося во Владивостоке рок-клуба Zabriskie Point. А с самим Лешей Павлик познакомился на его, Лешиной, свадьбе с худенькой блондинкой Кристиной.
Вместо кабака Леша арендовал у трамвайного парка целый трамвай и гонял на нем по ночному Владивостоку, набив его выпивкой, закуской и, конечно, друзьями, знакомыми и такими как Павлик, которых пригласили знакомые знакомых. Павлика туда пригласили знакомые фидошники Тип (в фидонете он подписывался YadroChisty Izumrud) и Натан (на самом деле просто Антон) — члены древней секты фанатов халявного интернета. А с ними он познакомился, когда шел из общаги №2 ДВГУ (что находилась на вершине сопки, куда ездит фуникулер) в свою общагу №3. Путь его лежал через Сухановскую площадь, где эти самые фидошники собирались, чтобы увидеть друг друга оффлайн. Кстати, трамвай тоже был не случаен: ведь Леша Пивкин был тем самым легендарным придурком, который, взятый на слабо любимой девушкой, угнал ночью трамвай из парка и катал на нем девушку несколько часов, а потом (пока не замели) бросил его посреди улицы и был таков. А Кристина была той самой девушкой.
Короче, в тот раз руководство клуба Zabriskie Point «пробило тему»: днем группа «Чиж и Ко» выступила с концертом во Дворце Культуры Моряков, а вечером пела и пила в упомянутом клубе — не до конца, впрочем, осознавая, где находится. А Леша позвонил Павлику в редакцию и спросил, хочет ли тот взять интервью у рок-звезды. А заодно набухаться. Если хочет, то есть предложение.
— Ээээ… А это рок-клуб? — уточнил Чиграков у Павлика, когда тот, выпив с ним третью «рюмку чаю» («чай» был под недавно появившимся брендом «Путинка», забавлявшим русский народ созвучием с фамилией нового президента, и лился по пищеводам как живая водица, сдобренный хорошим закусем от шеф-повара), спросил легенду русского рока «ну и как вам наш рок-клуб», о чем отдельно предварительно договорился с упомянутым администратором Лешей Пивкиным. — Ну, если это рок-клуб, то да. Думаю, таким он и должен быть. С мягкими креслами. А то у нас в Питере сидят все на табуретках как квочки на жердочках, и все им не так. И музыка не такая, и слова не те. А тут утонул в диванчике — и все тебе так. — И выпил еще рюмку «Путинки».
После пятой рюмки Павлик спросил, почему у Чижа столько песен про поезд, и ни одной про самолет. Хотя прилетел то он во Владивосток именно на самолете, а не приехал на поезде. «А потому что после One way ticket и „Стюардессы по имени Жанна“ про самолет ничего нового сказать уже невозможно. А поезд… поезд — это душа», — ответил Чиж и они снова «вздрогнули» (в смысле опрокинули в глотки еще по «рюмке чаю»). Тут к их столику подошел вдрабадан уже увздрагивавшийся гитарист «Чижа и Ко» Миша Владимиров, который по пытался убедить Сергея и Павлика, что «во всем виноваты арабы».
— Просто ты пойми, — обняв Сергея, пояснял он. — Ведь на каждого нашего по десять арабов приходится. Вот я одного у*башу, ну ты, такой здоровый, красивый, ещё двоих. А остальных семерых куда девать?
Чиж повернулся к нашему корреспонденту и извиняющимся тоном пояснил, что вот это как раз пример разлагающего влияния дальних авиаперелетов:
— У меня полный раздрай в башке, а про Мишу и говорить нечего. Он, мне кажется, до сих пор не понимает, что мы не в Питере, а во Владивостоке, и как мы вообще здесь оказались. А ты говоришь, «самолет», «поезд»…
В конце вечера, глубоко за полночь, когда набухавшиеся новые русские зрители выбрались из клуба, предварительно похлопав Чигракова по плечам и высказав ему свое недовольство его новой прической (на плакате он был по-старому с длинным русым хайром, а в клубе появился с белой обесцвеченной шевелюрой) с их точки зрения в высшей степени остроумными фразами типа «да ты не Чиж, а чушь, вот бл* в натуре!», на улицу вышли и музыканты, сопровождаемые барменами, официантками и администратором клуба.
— А слабо Чижа на мопеде до гостиницы довезти? — спросил администратор Леша бармена Кирилла, который как раз пьяно усаживался на свой мотороллер Honda. Чиграков сел на пассажирскую сидушку и обхватил бармена руками за пояс. Тот крутанул ручку газа, и мопед с рыком сорвался с места. Через секунду раздался звонкий удар: на пути у Кирилла и Сергея оказался задний бампер новенького серебристого автомобиля Toyota Land Cruiser 100. Тут же открылись все четыре двери «крузака», и из его недр на ночную улицу вылезли давешние новые русские. Чиж, понимая, что на сей раз одной лишь «чушью» можно не отделаться, резво соскочил с мопеда, быстро вбежал обратно в клуб, выпил рюмку водки и, обняв проходившую мимо официантку, слился с ней в длинном французском поцелуе — да таком, что длиннющие ноги девушки подкосились. А когда ему сказали, что братки уже уехали, отпустил красавицу и дрожащими руками закурил.
Павлик, в отличие от Игоря Конева и Сергея Чигракова, так и не начал. Точнее, он рано бросил — еще во втором классе (том самом, который был одновременно и первым). Его сосед по подъезду Вася Голубцов однажды сказал ему:
— Пошли курить научу.
— Пошли, — ответил Павлик. И они пошли. Разумеется, в штаб (какие мальчишки-первоклашки могут жить без штаба?). Он у них располагался между двумя бетонными плитами, прислоненными к стене гостиницы «Уссурийск» на заднем ее дворе (фасадом она, как известно, выходит на улицу Некрасова и Центральную площадь города). Обойдя гостиницу в поисках бычков, выброшенных постояльцами из окон, мальчики неожиданно нашли целую пачку папирос «Прима».
— Вот повезло! — воскликнул Вася, и они вернулись в штабные пенаты. Сели на бетон, взяли в зубы по папиросине, и Вася их поджег. Павлик вдохнул дым полной грудью — и, разумеется, закашлял. Тут над ними открылось окно гостиницы, и в нем показалась голова очень строгой старушки, которая очень грозно стала ругаться, называя мальчишек оболтусами и куряками и грозя вызвать милицию. Мальчики задали стрекача, прибежали в свой двор, и тут Павлик услышал, как бабушка зовет его с балкона кушать. Он и правда почувствовал голод и уже порывался идти домой, но Васька его остановил:
— Ты чего, дурак? У нас же изо рта табаком пахнет. Сразу вычислят, что мы курили!
И два приятеля еще целый час катались на качелях и глубоко дышали, чтобы выветрить запах. Связанные с этим неудобства навсегда отучили Павлика курить. Желание «приобщиться» не возникло у него ни в старших классах, когда одноклассники постоянно стали бегать «за гаражи», ни в университете: на вопрос «покурим?» Павлик смело отвечал «бросил».
