Я уставился на него и увидел, что доктор Фрэнк тоже смотрит вниз. Но никто из нас не проронил ни слова.

Тогда я порывисто сказал:

– Может быть, мы спустимся на палубу, доктор?

Он согласился. Мы спустились в нижнее помещение башни и по винтовой лестнице поднялись на верхний уровень палубы. Головная часть входного трапа находилась рядом с нами. Впереди двух носильщиков, заваленных ручной кладью, по трапу поднимался Джордж Принс. Теперь он находился ближе. Я узнал его благодаря тому облику, который мы видели в кабинете Хэлси.

И тут, потрясенный, я увидел, что это не он. Это была девушка, поднимающаяся на борт. Дуговой фонарь над трапом ясно показал ее, когда она была уже на полпути вверх. Это была девушка с откинутым капюшоном, ее лицо обрамляли густые черные волосы. Теперь я увидел, что это не мужская стрижка, а длинные косы, закрученные под висящим капюшоном.

Доктор Фрэнк, должно быть, заметил мое изумленное выражение лица.

– Красотка, не правда ли?

– Кто она?

Мы стояли спиной к стене надстройки. Рядом с нами находился пассажир-марсианин, которого доктор Фрэнк назвал Мико. Он застыл на месте и, очевидно, наблюдал за тем, как девушка поднимается на борт. Но когда я взглянул на него, он отвернулся и непринужденно удалился.

Девушка поднялась и пошла на палубу.

– Я занимаю каюту А22, – сказала она носильщику. – Мой брат поднялся на борт пару часов назад.

Доктор Фрэнк ответил на мой шепот.

– Это Анита Принс.

Она проходила совсем близко от нас по палубе, следуя за носильщиком, когда споткнулась и чуть не упала. Я находился к ней ближе всех. Я рванулся вперед и подхватил ее, когда она уже практически упала.

Обхватив ее рукой, я поднял ее и снова поставил на ноги. Она неудачно подвернула лодыжку. Она смогла удержать равновесие. Через мгновение боль видимо утихла.

– Со мной все в порядке – спасибо!

В полумраке освещенной синим светом палубы я встретил ее взгляд. Я прижимал ее к себе, обхватив руками. Она была маленькой и мягкой. Ее лицо, обрамленное густыми черными волосами, улыбалось мне. Маленькое, овальное лицо – красивое, но с твердым подбородком и печатью неповторимой индивидуальности. Ничего общего с пустоголовой красоткой.

– Со мной все в порядке, большое спасибо…

Я осознал, что до сих пор не отпустил ее. Я чувствовал, как ее руки настойчиво толкают меня. И тут мне показалось, что на мгновение она поддалась и прижалась ко мне. И я встретил ее изумленный взгляд. Глаза, похожие на пурпурную ночь с блеском туманного звездного света в них.

Я услышал, как пробормотал:

– Прошу прощения. Да, конечно!

Я разжал руки.

Она еще раз поблагодарила меня и последовала за носильщиками по палубе. При этом она слегка прихрамывала.

На мгновение она прижалась ко мне. Короткая вспышка чувств – от ее глаз к моим, от моих к ее. Поэты пишут, что из такого взгляда может родиться любовь. Первая встреча, преодоление всех барьеров, через которые любовь проникает без спроса, без предупреждения, иногда дерзко. А трубадуры древности пели: "Мимолетный взгляд, прикосновение, два бешено бьющихся сердца – и родилась любовь".

Думаю, у нас с Анитой все так и было.

Я стоял, глядя ей вслед, не обращая внимания на доктора Фрэнка, который наблюдал за мной с загадочной улыбкой. И вот, не более чем через четверть часа после нуля, "Планетара" отчалила. Плотно закрыв окна купола, мы поднялись с посадочной платформы и взмыли над светящимся городом. Свечение электронных ламп было похоже на хвост кометы за нами, пока мы скользили вверх.

III

В шесть утра по земному восточному времени, которого мы все еще придерживались, мы со Снапом Дином были одни в его аппаратной, расположенной в пространстве над палубой "Планетара". Выпуклость купола окружала нас; он округлялся, как большое окно обсерватории, на высоте около двадцати футов относительно потолка этого маленького металлического закутка.

Планетара все еще находилась в тени Земли. Вокруг нас расстилалась непроницаемая твердь – черное межзвездное пространство с пылающими белыми, красными и желтыми звездами. Луна, почти весь диск которой был освещен, огромным серебристым шаром висела над нашей носовой частью. Позади нее, в стороне, Марс плыл, как красный кончик тлеющей сигары в черноте. За кормой тускло, неярко виднелась Земля – гигантская сфера, испещренная очертаниями океанов и континентов. На вершинах гор полумесяцем поблескивали красно-желтые лучи солнца.

А затем мы вынырнули из тени полумесяца. Солнце с пылающей короной прорвалось сквозь черноту позади нас. Земля превратилась в огромный тонкий полумесяц с крючковатыми концами.

Для нас со Снапом небесное великолепие было знакомо слишком хорошо, чтобы обращать на него внимание. А в этом путешествии у нас не было настроения рассматривать подобные картины. Я просидел в радиорубке несколько часов. Когда "Планетара" стартовала и мои немногочисленные рутинные обязанности были закончены, я не мог думать ни о чем, кроме наставлений Хэлси и Картера: "Будьте начеку. И особенно следите за Джорджем Принсом".

Я не видел Джорджа Принса. Зато я видел его сестру, о которой Картер и Хэлси не удосужились упомянуть. Мое сердце все еще колотилось от воспоминаний.

Доктор Фрэнк, очевидно, не испытывал особых проблем с заболевшими пассажирами. Компенсаторы "Планетары" были достаточно эффективны. Пробираясь по безмолвным залам и переходам из металла, я подошел к двери А22. Она находилась на нижней палубе, в крошечном поперечном проходе рядом с главной комнатой отдыха. На табличке светились буквы: Анита Принс. Я стоял в своих коротких белых брюках и белой шелковой рубашке, похожий на стюарда, и смотрел на нее. Анита Принс! До этого вечера я никогда не слышал этого имени. Но сейчас, когда я прошептал его, в нем звучала волшебная музыка.

Она была здесь, несомненно, спала, за этой маленькой металлической дверью. Казалось, что эта маленькая овальная решетка – ворота в сказочную страну моих грез.

Я отвернулся. Мысль о лунной экспедиции Грантлайна пронзила меня. Джордж Принс – брат Аниты – тот, за кем меня просили следить. Этот отступник – сообщник неблагонадежных марсиан, замышляющий Бог знает что.

Я увидел на соседней двери, А20, надпись "Джордж Принс". Я прислушался. В звенящей тишине корабельного салона из этих кают не доносилось ни звука. Каюта А20 была без иллюминатора, я это знал. Но в комнате Аниты имелись иллюминатор и дверь, выходившая на палубу. Я прошел через гостиную, вышел через ее арку и прошел по палубе. Дверь и окно на палубе А22 были закрыты и темны.

Палуба тускло освещалась белым светом звезд из боковых иллюминаторов. Здесь стояли стулья, но все они были пусты. Из носовых окон арочного купола лунный свет отбрасывал на палубу длинные косые тени. В углу, где заканчивалась надстройка, мне показалось, что я увидел фигуру, которая притаилась, словно наблюдая за мной. Я было направился туда, но она исчезла.

Я повернул за угол, прошел по всей ширине корабля на другую сторону. Никого не было видно, кроме наблюдателя на капитанском мостике, высоко в носовой части, и второго офицера, дежурившего на галерее башни почти прямо надо мной.

Стоя и прислушиваясь, я вдруг услышал шаги. Со стороны носовой части судна появилась фигура. Казначей Джонсон.

Он поприветствовал меня.

– Прохлаждаешься, Грегг?

– Да, – ответил я.

Он прошел мимо меня и вошел в дверь курительной комнаты неподалеку.

Я постоял немного у одного из палубных иллюминаторов, глядя на звезды, и без малейшей причины почувствовал, что напрягся. Джонсон был большим любителем регулярного сна – бродить по кораблю в такой час было совершенно не похоже на него. Неужели он следил за мной? Я сказал себе, что это чепуха. В этом рейсе я с подозрением относился ко всем и ко всему.

Я услышал еще чьи-то шаги. Капитан Картер показался из своей рубки, которая находилась в центре сужающегося открытого пространства палубы у носа корабля. Я сразу же присоединился к нему.