Этим утром он лежал неподвижно, как будто спал. Тиоралак и Невиарток, когда я их отвязал, чтобы запрячь в нарты, подбежали к нему и долго обнюхивали, решив, что он издох. Заметив, что Цингарнак жив, они вцепились в него: один — в горло, другой — в брюхо и стали разбирать, как тряпку. Между тем они были однокашниками, а Невиарток отличался некоторым благородством: он, как вожак, зализывал раны, нанесенные противнику, которого одолел.

Мне стоило большого труда разнять их, и я попросил своих спутников-эскимосов пристрелить Цингарнака, чтобы сократить его страдания. Но прежде чем это было сделано, обнаружилось, что он уже мертв.

В тот же день погибла одна из молодых собак эскимоса Микиди, по кличке Паро (Сажа). Хоть она была моложе Тимертсит, но тянула нарты так же усердно, как старые псы. Она тоже болела уже несколько дней и ежеминутно ложилась. Вероятно, проглотила что-нибудь несъедобное. Мы нашли ее утром, выйдя из хижины, задохшейся под четырьмя или пятью собаками, которые лежали на ней, сбившись в кучу: она служила им теплой подстилкой на снегу…

Когда в годы войны я жил в Номе, на Аляске, и бывал по вечерам в салуне «Северный полюс», где собирались старожилы, мы говорили вовсе не о войне, не о японцах, захвативших Атту, крайний из Алеутских островов.

Болтовня этих ветеранов за кружкой пива или стаканом виски влекла меня как магнит. Они были поразительно похожи на всяких других ветеранов и говорили о добром старом времени, начиная с золотой лихорадки конца прошлого века с последовавшим за нею процветанием Нома и кончая войной 1914—1918 годов.

Это были рассказы о баснословных богатствах, приобретенных за один сезон и проигранных за одну ночь; о беспощадной борьбе за то, чтобы получить (т. е. отобрать у законных владельцев) самые богатые участки; о поразительных гонках на собачьих нартах, когда ставками иногда бывали тяжелые мешочки с золотым песком…

Два имени, ставшие легендой, особенно часто упоминались «стариками», когда я наводил разговор на собак и нарты, — имена двух людей, гремевшие на собачьих гонках, до сих пор ежегодно устраиваемых на Аляске, двух людей, с которыми доныне никто не мог сравниться. Одного звали Леонард Сеппала, другого — Скотти Аллен. Я был столько наслышан о них, что мне казалось, будто я с ними знаком. Но они умерли задолго до «моего времени».

Расскажу о Скотти Аллене, ибо его история показывает, чего можно добиться от хорошо выученных ездовых собак, а также потому, что именно он — странное совпадение! — ввел их использование во Франции в годы первой мировой войны.

Он родился в Шотландии и носил имя Аллен Александр Аллен. По приезде в Америку его прозвали Скотти (Шотландец), а на Аляске спустя несколько лет — королем собачьих гонок. Он, как никто, умел обращаться с любыми животными; еще в молодости научился успокаивать их, подчинять своей воле. В наши дни он, возможно, стал бы учеником Конрада Лоренца[21] и, быть может, превзошел бы его.

Но вы думаете, что все еще не знаете, с кем имеете дело? Так вот слушайте.

Однажды пурга застигла его вместе с собаками и нартами далеко от всякого жилья и проложенных троп. Где-то в этих местах, близко ли, далеко ли, невидимая в вихрях снега, должна была находиться избушка, летний кров золотоискателей, покинутый на зиму, когда реки замерзают. Скотти знал, что она где-то есть, и даже видел ее однажды. Он решил укрыться в ней не потому, что ураган его пугал, а просто потому, что отсиживаться в избушке, даже покинутой, куда лучше, чем позволять ветру вцепляться тысячами костлявых пальцев, градом кристалликов льда, непрерывно барабанящих по лицу. Да и псы заслуживали надежного убежища. Скотти знал свою выносливость, уже ставшую легендарной, но знал также, что собаки устают быстрее людей, ибо не обладают их разумом и волей, толкающими вперед. А без собак его жизнь гроша ломаного не стоила.

Избушка, конечно, пуста, но, как принято на Великом Севере, дверь ее не заперта и распахнется при первом же толчке. Он найдет там печку и спички, вероятно, дрова, а может быть, и продукты. Воспользуется ими, оставив список взятого, а потом уплатит владельцу золотым песком или долларами либо, если подвернется случай, пополнит запасы съестного и горючего. Нарушение этого закона часто наказывалось смертью.

Сидя на нартах, он ехал по реке Стюарт — сущий бульвар для собачьей упряжки, однако давно заброшенный след был засыпан слоем свежего снега толщиной в несколько футов. Избушка должна была находиться где-то тут, невдалеке, судя по тому, сколько времени собаки месили снег. И вот она показалась между деревьями. Скотти изумился, увидев, что из трубы вьется дымок.

Он остановил собак, толкнул дверь, вошел. Перед огнем, куря трубку, удобно развалился какой-то человек, не заметивший его приезда.

Некоторое время оба смотрели друг на друга, затем Скотти подошел к огню погреть руки.

Занявший избушку первым был юноша лет двадцати. Выглядел он немного странно: румяное лицо, но острый, пристальный взгляд. После долгого молчания он не выдержал:

— Вы, часом, не золотоискатель?

— Не совсем, но хорошо знаю их братию.

Скотти был невысокого роста, уже в летах, но еще далеко не старый, хотя волосы рано поседели. У него тоже были живые, проницательные глаза.

Молодой человек стал бомбардировать его вопросами: как живут золотоискатели в Даусоне, Клондайке, Номе? Как работают и развлекаются? Как умирают? Почем унция золотого песка?

Сущий экзамен! Разнообразие вопросов и интерес, проявляемый собеседником, забавляли Скотти.

— Вы пришли пешком? — спросил юноша.

— Нет, на собаках. Они за дверью.

Вопросы продолжали сыпаться один за другим; на этот раз они касались собак и их каюров.

— Да я вас знаю! — вдруг воскликнул молодой человек, заикаясь от волнения. — Вас знают все! Вы — человек с собаками, Скотти Аллен!

Действительно, в краю золотоискателей Скотти пользовался, удивительной популярностью. В любое время года он со своей упряжкой странствовал по Северу, перевозя почту, товары, а иногда — раненых или больных.

— Я хочу написать о вас.

— Вы писатель?

— Не совсем… — Он смутился. — По крайней мере пока. Но скоро сделаюсь им и не забуду о вас.

— Как ваше имя? — спросил Скотти.

— Меня зовут Джек Лондон.

Став писателем, Джек Лондон действительно рассказал о странном и буйном мире пионеров, рыскавших по Аляске в погоне за золотом, а также о житье-бытье ездовых собак. И тень Скотти Аллена витает над его произведениями.

Вот почему вы наверняка знакомы со Скотти Алленом, ибо вы несомненно читали Джека Лондона. А если его книги вам не известны, поскорее заполните этот непростительный пробел!

Вся жизнь Скотти Аллена была связана с животными. Никогда, без сомнения, ни один белый человек не имел такой власти над ними, в частности над ездовыми собаками.

Его имя неотделимо от одного из самых удивительных способов использования этих собак — от сногсшибательных гонок по Аляске. Такой необычайный пробег — коронное состязание на Севере.

Это марафонский пробег на расстояние свыше 650 километров на собачьих упряжках со всеми препятствиями, какие могут встретиться в этой стране, — от дико завывающей пурги при тридцатиградусном морозе до хрупкого льда, который проваливается под собаками, нартами и людьми, — вот что это такое.

Впервые организованное Скотти Алленом в 1908 году, это состязание как нельзя лучше отражало ту важную роль, какую играют собаки в Арктике, где они до сих пор при нелетной погоде служат единственным средством связи.

Скотти уехал из Шотландии, чтобы доставить в Америку чистокровного рысака весом свыше тонны, чем немало гордился. Затем, чтобы заработать на жизнь, он сменил немало профессий в этой тогда еще стране пионеров, искавшей себя, где жизнь стоила недорого: в 1880-х годах в Америке, как известно, царила власть кольта.