– Мой рабочий день заканчивается в восемь, – Сергей качнул головой. – Такая у меня с Ковровым договорённость.

– Ты на рожон-то не лезь, моего человека почти до смерти избил, придётся отработать, – бывший офицер нахмурился, он не привык, чтобы с ним пререкались.

– Хлипкий твой человек. – Травин потянулся за папиросами и перехватил руку Павла, сжал кисть, тот глухо застонал, выронил кастет. – Видишь зеркальце? Мне твою рожу в неё отлично видно.

Пока Лукашин потирал руку, Радкевич размышлял, наконец кивнул.

– Без водителя мне не обойтись, так что за этот вечер я тебе заплачу. Но и ты не зарывайся.

– Ладно, – кивнул шофёр. – Только мне утром в гараже надо быть, договорился, что выйду на пару часов, хотя бы три-четыре часа поспать.

– Выспишься, – Радкевич нажал на ручку двери, – после полуночи отпущу.

Павел проводил взглядом широкую спину обидчика, сплюнул.

– Так и отпустите его, Герман Осипыч?

– Да что с тобой, зачем с кастетом полез? – Радкевич достал из кармана портсигар, раскрыл, втянул носом белый порошок. – На извозчика ещё накинулся, ты нервный сегодня какой-то.

– Сволочь он, я с ним всё равно разберусь, – упрямо сказал Паша. – Не дадите и мне чуток?

– Обойдёшься. Разберись, только не сейчас, он мне нужен пока. И вообще, я ему три часа дал на отдых, не стой на месте, проследи, куда пошёл, вдруг узнаем, где живёт, чем занимается. Федька Косой куда делся?

– Так ведь Борис Михайлович его забрали два дня уже как. За кем-то бегает.

– Разузнай. Глянь-ка, на трамвай не пошёл, идёт к мосту, может, местный.

Лукашин кивнул и, хоронясь за деревьями, направился вслед за Травиным.

Федька шпионил за модисткой по поручению Гершина.

Шпуля только с виду был грозный и самоуверенный, на самом деле в коммерсанте жил маленький боязливый человечек, неуверенный и обиженный на весь свет. Для грязных дел Борис Михайлович держал Германа, тот выбивал деньги из должников и выторговывал отсрочку, когда сам Гершин был кому-то должен, а ещё сохранность товара обеспечивал. Шпуля всё время опасался, что Радкевич почувствует свою силу и отберёт коммерцию. Спасало пока то, что у компаньона никаких деловых качеств не наблюдалось, скорее – наоборот.

Косой каким-то образом это чувствовал, и Гершина, в отличие от Радкевича и его прихлебателей Лукашиных, совершенно не боялся. Но виду не показывал, кланялся, делал испуганное выражение лица или наоборот, восторженное, когда Шпуля что-то умное говорил. И за это получал сейчас по три рубля в день.

Осложнялось задание тем, что Мальцева хорошо Косого знала, тот иногда приносил записки от её любовника в мастерскую в Уланском переулке, дом тринадцать, к тому же милиция наверняка его всё ещё искала. Федька остригся налысо, подвязал щёку грязной тряпкой, оделся в рванину, ноги засунул в стоптанные до дыр башмаки и стал похож на одного из десятков тысяч беспризорных детей, живущих в Москве.

Первый день ничего примечательного не принёс, женщина почти не выходила из мастерской, распекала работниц – через большое витражное стекло было отлично видно, как она кричала на одну из девушек, правящих одежду на швейной машинке. Ближе к вечеру приехал сам Шпуля, и они уединились в крохотной квартирке наверху, где Мальцева жила. Окна квартиры выходили в сад, Федька забрался на дерево, но шторы были задёрнуты наглухо, и рассмотреть ничего не удалось. Гершин долго не задержался, через полчаса вышел, крикнул извозчика и умчался прочь.

На следующий день Косой занял позицию возле мастерской с самого утра, и тут ему повезло.

Мальцева вышла из дома в начале одиннадцатого, на Мясницкой села в трамвай номер двадцать два. Когда вагон тронулся, Федька успел вскочить на зацеп, увернувшись от метлы дворника, и держался так до самой улицы Герцена. Там, на углу с улицей Белинского, модистка вышла из трамвая, огляделась. Выглядела она настороженной, Косой едва успел спрятаться за бывшей будкой городового. Убедившись, что никто за ней не следит, женщина пошла по направлению к Тверской и свернула во двор гостиницы «Астория». Ждать её пришлось почти два часа, Федьку уже и швейцар гонял, и дворник. А потом чуть не побили местные беспризорники, пришлось стащить им баранок и пообещать по калачу, с ровесниками Федька всегда находил общий язык.

Возле гостиницы стоял знакомый автомобиль, на котором ездил коммерсант с Ольховой улицы. К часу дня появилась девушка с короткой стрижкой под парня, в мужской рубашке и тёмных очках; она открыла машину, уселась на водительское сиденье и достала из сумки книжку. Читать ей пришлось недолго, модистка вышла из гостиницы через полчаса в сопровождении коммерсанта и направилась было к машине, но увидела незнакомку. На неё Мальцева отреагировала нервно, начала что-то мужчине выговаривать, но потом успокоилась, поцеловала его и пошла обратно на трамвайную остановку. А мужчина пожал девушке руку, уселся в автомобиль на пассажирское сиденье, и они уехали. Федька побежал за Мальцевой, но не успел, и, когда появился у мастерской, она уже была там. К пяти вечера к модистке снова приехал Гершин, и снова на полчаса. Вышел он недовольный, стуча тросточкой по булыжникам. Косой хотел было к нему подойти, доложиться и получить свою трёшку, но побоялся попасть под горячую руку.

И правильно сделал, потому что через два часа, когда мастерская закрылась и работницы разошлись по домам, появился тот самый коммерсант на автомобиле, теперь он сам сидел за рулём. Они поднялись в квартиру, на этот раз Мальцева шторы задёрнула неплотно, и Федьке всё было отлично видно. Сначала эти двое орали друг на друга, а потом помирились, да так, что даже Федьке стало всё понятно. Через час мужчина уехал. Мальцева тоже вышла через некоторое время, свистнула извозчика. Косой было прицепился к попутной повозке, но получил по спине кнутом, а когда поднялся с мостовой, было уже поздно, женщина исчезла.

Лена приняла решение и готова была за него бороться – в конце концов, они жили в свободном государстве, где женщины и мужчины имели равные права и обязанности. Но Травин, до ужина относившийся к её затее скептически, перед сном подозрительно легко согласился.

– Встаём в шесть утра, – сказал молодой человек, – машину надо подготовить и заправить, а потом уже как Ковров решит.

Без четверти шесть она уже тормошила Сергея, тот проснулся быстро, вытащил Лену на улицу, облил водой из колодца сначала девушку, которая своими воплями перебудила, наверное, все Сокольники, а потом и себя. Обливание Кольцовой понравилось, ледяная вода вышибла последние остатки сна и придала заряд бодрости, который продержался часов до восьми. За это время молодые люди добрались до улицы Белинского, забрали автомобиль и доехали на нём до гаража на Домниковке. Лена предвкушала знакомство с работой Сергея, но не выдержала и заснула прямо в машине. Проснулась она, когда автомобиль выдал гудок, выезжая из ворот гаража. Шея болела от неудобной позы, ноги затекли, и очень хотелось есть.

Ковров вышел заспанный и в халате, с недовольным лицом.

– Ты бы, братец, просто оставил экипаж у входа, – громко сказал он и только потом разглядел внутри автомобиля Лену. – А это что за прелестное создание? Мадемуазель Кольцова, счастлив снова вас лицезреть.

– Просится водителем, – Сергей посмотрел на часы, до встречи с Радкевичем и его шайкой оставалось чуть больше сорока минут.

Девушка приготовилась к тому, что её вышвырнут из автомобиля и пошлют туда, где ей, засоне, самое место – домой, но Ковров неожиданно пришёл в хорошее настроение и не скрывал улыбки.

– Больше пяти рублей не смогу платить, – он галантно поцеловал Лене руку, та даже отдёрнуть не успела от неожиданности, – два червонца за четыре дня, а дальше уж как получится. Согласны?

Конечно, Кольцова была согласна, она торжествующе посмотрела в сторону Травина, но увидела только спину, молодой человек почти скрылся из виду, он куда-то торопился.