Скованные на первой линии стен начальной атакой защитники развернуться к новой угрозе явно не поспевали, но в дело вмешались спешившие из расположенного по другую сторону города замка Тевтонского Ордена под названием Феллин — или Вильянди — датские рыцари. Впрочем, было их слишком мало, чтобы хоть как-то задержать выплеснувшуюся уже на покатый берег волну кривичей, да и вмешались литвины, с ходу врубившиеся сбоку в датчан и смешавшие попытавшихся выстроить хоть какой-то оборонительный порядок противников.
А атакующие, сметая то и дело возникающие на пути малочисленные заслоны из горожан, стремились к собору, возвышавшемуся на горке над Юрьевом. Еще не настолько стемнело, и можно было вполне различить, что не успевают служки закрыть тяжелые храмовые ворота. Вот первые ратники ворвались внутрь, вот как-то вдруг кончились снаружи церковники. А вот и показались на льду катящие в сторону пристани многочисленные сани. На месте руководителя обороны в тот миг Внуков просто взвыл бы от собственного бессилия что-то изменить — полностью переиграл его замыслом атаки Андрей, раздробив на отдельные куски оборону и не давая собрать хоть сколь-нибудь значимые силы в кулак!
Вскоре пришла пора нового сигнала, находившимся в башне майор продемонстрировал поднятую пятерню, и на перекладинах положение мешков вновь поменялось. Теперь волны только что атакующих споро были направлены от и вон из города. Внуков представил себе унылое выражение лица Товтивила, так меч и не обнажившего, и невольно рассмеялся.
Примерно через полтора часа, когда все силы Андреевой рати собрались воедино верстах в восьми от Юрьева, княжич нимало не удивился, узрев гримасу на лице литвина воочию — впечатление было таким, словно беглому князю вырвали без наркоза сразу зубов с пяток, причем коренных! Но одержанная победа была важна еще и тем, что была одержана с некоторым опережением намеченного заранее графика по времени — помогло внезапно то, что двое из священников в соборе не стали чиниться и строить из себя мучеников, к чему специально обученные люди из особого рода команды были бы вполне готовы, а быстренько указали местоположение сокровищниц, благодаря чему и остались живы.
Быстро проверили отдельные отряды на отсутствие отставшихся или залутавших где-то, расхватали лапти с коньками, и уже через четверть часа подкравшаяся ночная мгла и начинавшаяся также с опережением метель начали скрывать хоть какие-то значимые для возможных преследователей следы...
...Импровизированный военный парад — не собирался никак Андрей подобного действа устраивать, планировал заметно скромнее все провести, но как пошло в нынешнем случае, так и пошло — завершился на торговой площади перед домом епископа Полоцкого. Сам Симеон в парадном облачении поджидал вернувшихся на крыльце с высоко поднятым в правой руке богато украшенным крестом.
Поравнявшись с перилами, Внуков легко выскочил из седла, встал перед святителем на одно колено и припал к протянутой навстречь левой руке. Спустя мгновение он оказался в крепких объятиях двоюродного деда. У двери, ведущей внутрь в покои, виднелась фигура самого князя Константина, который, как и договаривались, не стал выезжать навстречу победителям, оставив им одним всю прелесть народного почитания. Перейдя из одних рук в другие, Андрей наконец уже вместе с догнавшим его Товтивилом поднялся в епископскую горницу, хотя и полагалось вроде как немедленно отслужить благодарственный молебен, но возможно майор что-то путал.
За накрытым заранее столом — вестники об успехе были отправлены в Полоцк сразу из-под Юрьева, да и с дороги Андрей успел отрядить еще в разных местах тройку гонцов, что возвращение рати идет правильным порядком — подняли по чаре с крепким медом. Внуков коротко отчитался о походе, помянул потери, поведал о приблизительном пока — не в снегу же на бегу считать точно — подсчете взятой с города добычи. Выходило складно, да и Товтивил в нужный момент сумел вставить несколько хвалебных мастерству княжича Федора — величаемого теперь также Чудским — слов.
Несколько позже заговорили про дальнейшие планы. Понятно было, что война с немцами и — возможно — датчанами началась и надо определить направление и силу следующего удара, а лучше сразу двух-трех. Товтивил рвался в дело, обещая выставить несметные полчища литвин, жемайтов и аукшайтов, вероятно, что и пруссы могут подключиться, но Внукова смущало то, что не было пока ответа на письмо, отправленное им совместно с Симеоном Миндовгу.
Наконец, Андрей решился. Отодвинул от себя подсунутую было услужливым дьячком чару с епископским медом, напомнил первым делом князю Константину про данное тем обещание не оставить попечением семьи погибших и раненых ратников. Потом поднялся из-за стола, повернулся к висевшим в красном углу горницы иконам, перекрестился, помолчил минуту. И молвил, пристукнув ладонью по столу и облизнув пересохшие в одну секунду потрескавшиеся-таки от морозца губы:
— Юрьев, считай что, пал и не скоро поднимется вновь после такого. Теперь очередь Кенигсбергского замка. Пора вызволять жену мою, Вайву-Варвару. Негоже семье в разлуке быть...
Глава 13
ИНТЕРЛЮДИЯ 4 Перун сумел найти в Ничто два соразмерных камня — бог все-таки! — и стдел сейчас на одном из них, используя второй как подставку для могучих ног. Если бы сюда, в Нигде, мог был пробраться неведомым образом сторонний наблюдатель, то он мог бы сказать себе, что Перун явно недоволен и собой, и происходящим вокруг.Лохматые кустистый брови Громовержца были сердито сдвинуты к переносице, в полуприкрытых глазах бурлила ярость. Наконец, он заговорил, но смысл слов его казался не конца понятен. Собеседники — а как их иначе назвать? — внимали.— Когда-то земля была пустынна и нага, и ничто живое не осверняло ее — тому вас учили, Братья, не так ли? Мне, по крайней мере, рассказывали именно это. Да, я принимал услышанное за непреложную истину, ведь учитель не может обманывать — этому нас всех учили тоже, и особо...Перун вздохнул, и где-то в глубинах Пустоны колыхнулось едва слышное эхо, отдаленно напоминающее сдавленный женский плач.— Еще нас учили, что мы — боги. И что мы вправе поступать так, как нам заблагорассудится, исходя только из наших мыслей и устремлений. И что должны быть мы строги в деяниях своих, но равнодушны к тем, кого они коснутся, — пусть даже и принесет содеянное нами им лишь пепел и разрушения. Главное — учили нас — чтобы не множилось зло. Замысел должен быть основан исключительно на созидании.Перун переменил позу и помассировал шею открытой ладонью. Вслушался.— Это плачет Лайма, Братья. Ваша и моя Сестра не забыла и не забудет нанесенную ей обиду, и никогда — странно, что я говорю об этом именно здесь, правда? — слышите и слушайте: никогда не простит вам ее.Оккас намеревался что-то сказать, но Громовержец остановил его властным жестом:— Мне ведомы твои слова, Брат. Мне вообще многое ведомо, и как уверяли нас учителя, когда0нибудь мы познаем все. Но они ошибались.В легком тумане, который начинал периодически — надо было бы сказать «время от времени», но что такое время для Пустоты? — сгущался вокруг, произошло робкое движение, словно мимолетная рябь пробежала.— Даже нам, богам, Братья, не дано во всей полноте ведать все. И в людском мире, в Яви, мы могучи, но не всесильны. Да, мы можем в определенный момент подтолкнуть событие — или человека — в ту или иную сторону, чуть направить его, но как развернется и сложится впоследствии грядущее, предугадать нам не суждено. Вот в этом и заключается подлинное развлечение, Братья. А то, чем вы тут...И Перун очень по-человечески смачно харкнул куда-то в туман.
