– Какое тут может быть «лучше»! – вырвалось у майора с досадой, – Вон, его будто наизнанку вывернули!
– Ты не понял. Как лучше оформлять!
– Да все я понял! Врать не люблю и не умею!
Они сели на скамейку под зарешеченным окном комнаты, где содержались задержанные. Через стену от камеры, за соседним раскрытым окном в штабе дежурный орал, диктуя сообщение по рации: «На сопредельной территории абхазской милицией обнаружен изуродованный труп, предположительно, по найденным в вещах погибшего документам, корреспондента газеты «Зори Кавказа» Бабченко..» Какое, на хер, опознание! У него головы нет! Да! Вот именно оторвана! И весь ливер наружу! Весь порван на куски…И выпотрошен… Может маньяк какой, может Ритуальное убийство! Да! Ри-ту- аль-но- е…
– Что он так надрывается, – сказал Бочуа, – До Москвы ему все равно не докричаться,
а здесь в округе на сто километров, обо всем уже каждая собака брешет… Можно не орать.
– Ты тоже думаешь, что ритуальное? – спросил майор абхазца.
– Нет таких ритуалов! Взаправду, будто голову оторвали…
– А раньше такие случаи или подобные были?
– Ничего подобного – никогда!
– Было, – внятно сказал низкий хриплый голос.
– Майор и Бочуа вздрогнули и подняли головы. За решеткою блином белело лицо задержанного утром нарушителя.
– Я, по крайней мере, один случай своими глазами видел. Видел, – повторил он, – видел, как голову он ему оторвал и печень жрал….
– Кто он? А? Кто это такой он?
– Не знаю. По виду человек, а присмотришься – зверь.
– Погоди-ка – сказал майор, – айда в кабинет…И под протокол…
– Не боишься? Ночь ведь уже, – сказал майору Бочуа.
– Чего боюсь?
– По закону ночью допрашивать не положено… Права человека… Сам знаешь. Прицепится какой нибудь правозащитник бандюков… Пойдет вонь!
– Я – воробей стрелянный, – сказал майор. – Это же не допрос, а так – разговор. Какой допрос, если, к примеру, присутствует частное лицо. Ты. А Константин Иваныч нам американский кофе организует из гуманитарной помощи! Сахар то привезли?
– Вам бы касторки, не то скипидару, а не кофею! Чего нельзя было жмурика этого Бабченко на вашей стороне закопать? На кой вы его сюда приволокли?! Теперь понаедут следователи, пойдут ковыряться…
– Вот и хорошо, – сказал майор, – может до чего – нибудь и доковыряются… Дело то не шуточное… Можно сказать – триллер!
– А где его держать?! Пока они приедут, он у нас тут провоняет все! Холодильника то нет! То есть, имеется, но маленький, пищевой…
– Хорошо, – без тени улыбки, сказал Бочуа, – как только поймаем того, кто Бабченко разорвал, сразу попросим, чтобы в следующий раз рвал на кусочки помельче, а то они в холодильник не лезут…в пищевой.
– Тьфу, тебе в рыло! Что ж я в пищевой холодильник стану покойника совать! Ну, ты сказал!
– Тогда нюхай! – закончил беседу майор.
– Ах, ты ё…. взвился дядя Костя, и пошел, перекладывая «из матери в мать». Но, чайник с кипятком, три стакана, банки с кофе и сахаром, все же, принес. Попыхтел и неожиданно попросил:
– Товарищ майор, погляньте в бумагах, как этого Бабченко звали?…
– Тебе на что?
– Как на что! Отходную прочитать. Панифиду. Не собака, чай… Понесла его, дурака, нелегкая, снежного человека ловить…. Словил вот! В обе руки!
– Он крещеный? – спросил Бочуа.
– А какой же! – вздохнул дядя Костя, – Так то на вид – чистый комсомолец, тольки староват, но крест под рубахой виднелся, как он нам лекцию то читал… Вот не спас крест- ат…
– Бабченко Иван Алексеевич, – сказал майор, просматривая протокол задержания – Прямо как Бунин.
– У Бога отечеств и фамилиев – нет. Иван, значит. Новопреставленный убиенный или умученный раб Божий Иоанн. Надо отпеть, хоть, как человека, дурака-то этого. Видать безвредной жизни был человек…
– Разве, тебе отпевать можно?…– спросил Бочуа,
– Ды мне на что! Я не поп. Это грех, когда мирянин отходную читает. Это уж по великой необходимости. Божественный человек у нас имеется! Тоже на ту сторону мостится. Вроде, как бы, иеромонах. Пускай он и отпевает. Вот зато и посмотрим, какой он священник – по правде или прикидывается.
– Ты и в церковной службе понимаешь?
– Я казак – стало быть, христианин! Сызмала в церковь ходить поваженный, хотя бы и пионером да комсомольцем, а тайком ходил. Бабушка приучила, молитвенница моя, по ее молитвам и живу вот нонеча.
– И все то – у тебя предусмотрено. Не с какой стороны тебя, Константин Иваныч, не укусишь!!
– А вы не кусайте, товарищ майор, а то, кусавши, неровен час, и без зубов остаться…
– Не серчай. Тащи сюда своего божественного человека…
– Да это уж не нынче, ночь на дворе. Он километрах в пятнадцати отсюдова в землянке живет, как бы в скиту. Завтра на велосипеде поеду, – пообещал дядя Костя, уходя: – с утреца, значит.
– Надо будет и мне его посмотреть, может священник. – сказал Бочуа, – я его бы по деревням его повозил. Крестить, отпевать…
– А говорят абхазы – мусульмане?!
– Пусть говорят, – сказал Бочуа, – Ты больше слушай!
***
Дежурный сержант привел задержанного. Тот сел, сутулился, каменно уставился в одну точку, даже не поворачивая головы к майору при ответах на его вопросы
– Идите с нами кофе пить… – пригласил его Бочуа, когда майор, отпустив конвоира, предложил задержанному, чувствовать себя свободно.
– Спасибо, не хочу… – ответил тот, с плохо скрываемой неприязнью.
– А мы, как говориться, с толстым удовольствием американскую помощь освоим… – сказал майор, – Только кофе у них какой то странный – не бодрит совсем.
– Они из него кофеин добывают, а отходы в недоразвитые страны…Нам, например, – прохрипел задержанный.
– И на том спасибо. На безрыбье и рак – рыба, – сказал Бочуа.
– Константин Иваныч излагает круче: на бесптичье и задница – соловей.
– Он изложить может! – засмеялся Бочуа.
– Ну, что ж – сказал майор, – не будем кошки – мышки разводить. Ориентировка на вас есть.
– И что? – равнодушно сказал задержанный.
– Да ничего. Просто я знаю, что вы – высококлассный снайпер, гастролируете по горячим точкам. По идее, должны были давно быть объявлены в международный розыск и арестованы.
– Руки коротки, – сказал снайпер, – я преступлений не совершал.
– Это компетентные органы должны разбираться. По данным – в Приднестровье – воевал, в Карабахе – воевал, в Сербию катался и здесь тоже отметился…
– Где? – спросил Бочуа.
– Не имеет значения, – прохрипел нарушитель.
– Сухуми брал, – подсказал майор, – с чеченским батальоном.
– О… – сказал, оживляясь, Бочуа, – да вы садитесь к столу.
– Спасибо, мне здесь удобно.
– А сюда то зачем? – спросил майор, – Война закончилась. Работы вам нет.
– Я не киллер.
– А кто?
– Чистильщик.
– В чем разница?
– Денег не беру.
– Волк – всегда волк.
– Кому – волк, кому – санитар леса! Я Россию защищаю.
– И в Сербии?
– И там тоже.
– И здесь с Басаевым?
– Тогда – с Басаевым.
– А теперь?
– Теперь я сам по себе. Частное лицо. Документы у меня – чистые.
– А руки? – спросил майор, которого раздражал этот человек, отвечавший равнодушно, словно вопросы его не касались, словно речь шла о каком – то другом, постороннем.
– Вы что нибудь можете нам пояснить по поводу убийства журналиста? – спросил Бочуа, стараясь снять неприятный тон беседы, – Пожалуйста. Я думаю это очень важно…
– Еще бы! Я его вот как вас видел, в трех шагах…
– Кого это «его»?
– Людоеда.
– Снежного человека?
– Может и снежного… только не человека… Сначала то похожим показался, а после вижу не человек. И вся повадка звериная.
– А по – порядку?
– Можно и по порядку. Снайпера работают вдвоем. Мы со вторым номером держали цель в пятнадцати километрах отсюда. Тут ходка – наркоту через Грузию и Абхазию в Россию волокли. Наводка – правильная, а у второго номера сына наркоманы на иглу посадили, помер от передозировки, так он курьеров был готов зубами рвать. Потому и погорячился. Как увидел первого с мешком, так кувырком весь устав. Ему вообще стрелять не положено. Он должен только, если я промахнусь, доделать… А он сразу первого завалил, как топором! А там еще двое – тройкой шли. Один из подствольника и шарахнул. Я – с другой стороны тропы – мне ничего,… Пока с этой сладкой парочкой разобрался, напарник уже потек основательно. Его крепко зацепило. Пока жгут ему наложил да ногу в шину, он совсем ослаб – хорошо у этих прамидол был, так я его обезболил. Но соображаю, что мне его на эту сторону, в Россию, тащить короче, чем назад в лагерь. Но здесь – река, время – осеннее,… Побежал брод искать.
