Джой о-очень тяжело выдыхает. Она всё представляет…

Но согласна. Ведь это просьба мамы. И чем дольше она думает об этом, тем менее проблематичным это кажется. Только абсолютно лишним.

Интересно всегда жить в моменте, который становится известен большому количеству людей нелично. А когда ты единственный человек, что пережил что-то, то к тебе интерес растёт.

По какой-то причине новости решили упомянуть, что именно Джой была человеком, что столкнулась со смертью на железной дороге. И так взгляд людей вокруг начал меняться. Она заметила, что в ней пытаются найти изменения, перемены, влияние события, но она отрицает всё своим видом. Никакой новой одежды, никаких новых привычек. Хватит. Хватит всего этого. Мы пережили это и хватит.

Джой не сомневается, что коллега предложил маме помощь, думая также. Ну, не просто «хватит», а «нужно исправить». Девушка не винит людей, нет, но их внимание часто утомляет. Поэтому пришлось всё-таки слегка изменить стиль жизни, иногда отдаляясь от ненужного интереса к её персоне.

– Я дам тебе номер миссис Гор. Позвонишь ей, когда тебе будет удобно это сделать.

– Как, ещё раз?

– Миссис Гор. Я не помню её имени. Но ты просто можешь сказать, что ты Джой, что твоя мама Дейзи Роуэл. Дальше она уже должна всё остальное сама тебе сказать. Я думаю, что Тим с ней говорил, поэтому и предложил.

– Хорошо. Но это не срочно?

– Чем раньше, тем лучше, но я, конечно, тебя не тороплю.

Мама аккуратно склоняется к сидящей Джой и целует её легонько в лоб.

Теперь другой разговор.

– Привет.

– Привет, Сэм.

– Ты там как?

– Я в порядке.

– Не хочешь завтра снова поплавать, но теперь на озере?

– Завтра? А почему не сегодня?

– Джейку нужно помочь бабушке в саду, а Лора уезжает из города, чтобы встретиться с семьёй. Там чей-то день рождения.

– А другие что?

– Да… Как-то нет и смысла их звать. Ты же знаешь, что Трэвис будет плавать, только когда все плавают. И остаётся из свободных друзей только Аш.

– Может… Я и не хочу плавать…

– Ты хочешь снова посидеть просто? Мы можем сходить.

– Не, не хочу.

– Точно? Уверена?

– Ага, я завтра схожу поплавать со всеми.

– Тогда буду ждать тебя у озёр завтра!

– Угу. Буду там.

– Слушай, как там твоё рисование? Получается?

– Немного, но я вообще не могу точные предметы обрисовать. Выходят только узоры.

– Покажи! Пожалуйста.

– Там ничего такого нет, я же не училась рисовать никогда.

– Ну хоть что-то, пожалуйста, может, не всё так плохо, как ты думаешь. Может, у тебя скрытый талант, который я подмечу.

– Хм, ну, я могу отправить скетчи. Дай пару секунд.

– ОК. Жду с нетерпением.

– Вот. Что думаешь?

– Ну-у… В основном ты права. У тебя нет таких уж серьёзных рисунков, но я вижу, что у тебя… Секунду…

– Хм? Что ты усмотрел там?

– Вот. На второй фотографии хорошие в углу цветы.

– А, эти. Я их недели две назад рисовала.

– Они у тебя удались очень даже неплохие.

– Правда?

– Да. Зачем мне врать?

– Ну, ОК. Раз уж так…

– А что ты будешь делать сегодня, раз не идёшь со мной?

– Теперь думаю, что останусь дома рисовать. По магазинам пройдусь.

– Ладно. Тогда на связи.

– На связи.

Расцвет того, что губит, особенно манит. И это не про губы, нет в строках и любви.

Когда глядит устало Джой в своё окно, трава, что ковром стала, украшена цветком. По ней босые ноги гуляли. И не раз. Но теперь по ней пройдётся пара острых глаз. Нет, не надрежут стебли, их не подкосят, а лишь утешат мысли, утешат её взгляд.

Но, если возвращаться назад, то стоит снова поговорить о том, что реально губит. О расцвете этих больших зелёных кустов, этих трав. Которые обязательно потом превращаются в цилиндрики и оборачиваются бумагой. Да, несложное дело. Но очень сложное дело.

Джой курит уже год. Ей совсем это… Всё равно ей. Курит всегда по желанию. Когда возникает редкая ситуация, где она считает, что сигарета необходима, тогда она курит. Ежедневно ли? Нет. Еженедельно? Не всегда. Но тут не разобраться. Ей самой не разобраться, а мама не знает. Джой из тех людей, которые, зная даже, что мама не рассердиться, не сразу всё расскажут. Почему она такая? Ну, это совсем другое дело, другая история. И вообще это не та жизнь, где курение играет значение.

Но в чём играет значение курение? В смерти. В отношении с окружающими. Поэтому Джой не курит так много. И не курит на улице. Сейчас, забравшись с обеими ногами на подоконник, она себе позволяет это сделать.

И наблюдает она, как на заднем дворе дома дрожит от ветра цветок. Светлый, он возвышается над зеленью. Толстый стебель держит верхушку-корону, которая кивает с каждым порывом в сторону.

Пытаясь рассмотреть его получше, Джой склоняется ниже. Открытое окно в летний день лишь слегка постукивает рамой о стенку рядом с её ухом, если так решит ветер.

Хорошо, что сейчас девушка надёжно держится за ручку, стараясь ещё ниже опустить тело, и окно подрагивает только от напряжения мышц. Джой быстро понимает, что глупо пытаться разглядеть цветок на таком расстоянии, и ловко возвращается на место. Нужно докурить сигарету и спуститься вниз.

Она так и делает.

Быстро минуя лестницу, гостиную и кухню она выходит во двор. Там, слегка на расстоянии от центра, её ждёт цветок, что она пыталась рассмотреть.

Яркий солнечный день заставляет траву немного рябить в глазах, когда она в очередной раз подрагивает. А большое дерево, что растёт в далёком углу, совсем не укрывает от солнца короткой полдневной тенью. И среди всего этого света лишь одно белое пятно хочет выделиться.

Джой приближается к растению. Присаживается рядом на траву и глядит. Изучает большие лепестки, что мягкими белыми платочками окружают золотую сердцевину, изучает стебель, что усыпан небольшими зелёными листиками, что настойчиво тянется вверх.

Может, у неё и удаётся рисовать цветы. Нужно попробовать нарисовать вот этот. Она не хочет его повредить, поэтому лишь легко проходится рукой по стеблю, чувствуя текстуру, лишь легко склоняет в свою сторону, чтобы заглянуть в жёлтое лицо цветка.

Этот вид… Он напоминает Джой о чём-то, но она не может понять, не может и вспомнить, что бы это могло быть. Она отпускает цветок, отводит от него глаза и замирает на месте. Девушка слегка отбрасывает голову назад, позволяя солнцу прогреть шею, позволяя ветру играть с волосами.

Свет заливает глаза, Джой щурится. Закрывает веки полностью. Тепло каких-то обрывков памяти старается медленно вырасти в ней. Оно стремится полниться, погружая её глубже в приятные ощущения, но не может полностью оторвать от реальности, не может полностью захватить мысли девушки.

Она пытается вспомнить все летние прогулки с мамой, лёгкость бега и шага, платья. Она вспоминает красивые камушки, что она находила в траве, как следила за муравьями, бегущими рядами в свой дом. Она даже задумывается о тех нелепых фантазиях, что она держала у себя в голове. И вот уже…

Налитое надеждой небо несётся наспех, невпопад, накрыв нарциссами нелепо, нападавшими наугад.

И с облаков пушистых, тучных, осыпаются цветы, средь прочных стеблей неразлучных и лепестков исчезнешь ты. Найдётся нежность неизбежно, набухнут негой небеса. А где-то вдалеке забрезжит приятной давности тоска. Это тоска уходит с солнцем и возвращается с дождём, который слабо по оконцу стучит, так просится он в дом. И ощущенье лишь наполнит палитру смыслов жить, а после грозы всегда спокойно… Цветы должны ещё и пить. Только ночью, только темень погрузит тебя в сон, а сырая ковра зелень завяжется травы узлом. И медленно в ней качаясь, ворочаясь без слов, завязанная и немая ты ощутишь, как нет оков.