К сцене собирался народ, толпа гудела, к нашей же компании присоединился глава города – невысокий мужчина с залысиной и редкими седыми волосами. Лицо его было покрыто старшинскими морщинами. Он отдал принцессе почетный реверанс и поздоровался со мной, а затем с Христофором. На сцене объявились судья и несколько палачей. По всей площади дежурили вооружённые гвардейцы, кто-то верхом на конях, кто-то же пешим строем. На сцену вскочил мальчишка-барабанщик, на вид ему было лет пятнадцать. Он выглядел счастливо в новенькой форме и начищенных ботинках, видать, это был его первый дебют.

Толпа начинала гудеть всё громче и громче, все судачили и сплетничали об обречённых на суд. Из отдельных громких разговоров крестьян я понял, что больше половины подсудимых были рабами, совершавшими разные преступления против своих хозяев.

И вот начался суд под дробь барабана. В центр сцены важно вышел судья, он был одет в дорогой костюм, а его тёмные волосы были аккуратно зачесаны назад.

– Подданные Империи Солярис! – громко он обратился к народу. – Мы собрались с вами здесь для важного суда. Грозного суда! – добавил он с гордостью и силой. – Наш суд справедливый, и справедливостью здесь выступает принцесса Соляриса – Мира!

Люди зааплодировали и засвистели. Важная персона посетила их. Принцесса встала и помахала всем рукой, ласково улыбаясь своему народу.

– Любой суд Империи Солярис должен быть справедливым! – громко возгласила она, – и я, как представитель имперской семьи, обещаю, что сегодня справедливость нас не покинет!

После слов важной персоны в лице принцессы толпа просто взревела. Всем хотелось кровавого зрелища.

Судья объявил первого подсудимого и все его грехи, после приговора. Бедолагу-раба высекли за неповиновение и клевету на хозяина. Кому-то рубили руки, кого-то и вовсе вздернули. Суд шёл, приговоры были справедливые, принцесса тихо общалась с главой города и хмурилась, когда кого-то наказывали. Вид крови ей не понравился, а от звуков хлыста и визга обвиняемых принцесса морщилась.

Вот уже больше двадцати людей получили свои наказания. Повесили не многих. Человека четыре, за очень тяжелые преступления, в основном за убийства и одного за то, что надругался над ребёнком. Весьма справедливо, жизнь за жизнь. Остальных же секли, чаще всего клеймили позором и реже – отрубали конечности.

Толпа жадных до крови людей ликовала и грозно осуждала судимых. Время близилось к обеду, когда на плаху вывели маленького ребёнка, худого до костей, в рваных штанах и с голым торсом. По ребёнку было видно, что его долго морили голодом. Волосы были у него грязные, неаккуратно стриженные, словно овечьими ножницами, и торчали во все стороны. Большие глаза испуганно смотрели на толпу. Бедный ребёнок был весь покрыт синяками, кровоподтеками и ссадинами. В кандалах и цепях, он неуверенно шёл, шатаясь, под взором осуждающей и свистящей толпы.

Принцесса удивленно переводила взгляд на судью, а с него на главу города. Словно вопрошая, в чём же тут дело, в чём его вина.

– Этот раб обвиняется в преступлении против своего хозяина. Раб посмел обокрасть, а после бежать от хозяина. Также обвиняемый раб нагло оклеветал свою дорогую госпожу в тяжком преступлении истязания и имел смелость просить о помощи у храма, – громко и монотонно обвинял судья ребёнка. – И за это он принимает наказание в виде сорока ударов плетью!

Судья посмотрел строгим взглядом на тихо плачущего ребёнка, после на принцессу в ожидании подтверждения приговора. Мира на минуту задумалась, а после лишь с тяжёлым вздохом кивнула. Судья дал знак гвардейцем и те, сильно толкнув дитя, да так, что он чуть не упал, повели его к уже изрядно кровавому столбу.

– Постойте! – вскочил я. – Сорок ударов убьют ребёнка. Это не справедливо!

– Это раб, и он совершил преступление… – начал было судья.

– Тогда я куплю его! – что-то в этом ребёнке не давало мне покоя.

На плаху вскочила толстая, я бы сказал жирная, женщина. Она было дорого одета, волосы её были уложены по последней моде. Сразу стало понятно: хозяйка раба.

– За сколько вы хотите купить этого несносного ребёнка? – важно спросила она меня.

– За ту цену, на которую он сейчас потянет, – встал я из-за стола. – Учитывая, что раб преступник, что он находится сейчас не в самой лучшей физичкой форме, то много стоить он не будет. Так ведь, моя принцесса, мы ведь на справедливом суде? – обратился я в конце к Мире.

– Да, думаю, раб, совершивший преступление, против хозяина стоить дорого не будет, – задумчиво сказала принцесса, а после назвала подходящую стоимость.

Я видел, как недовольно на все смотрела хозяйка, я знал, что она за гроши раба не отдаст.

– Я удвою стоимость и заберу дитя сейчас, – предложил я хозяйке раба.

Та кивнула, и мы тут же при принцессе, главе города и толпе оформили сделку. Жирная женщина отдала мне документы на раба. У него даже не было имени. Просто раб, просто вещь. Я уже подошёл было к плахе и хотел увести бедное испуганное дитя. Мой взор задержался на глазах. Вот что меня тревожило. Глаза ребёнка были васильковыми! Это не просто ребёнок, я почувствовал это сразу.

– Постойте, мой господин, – остановил меня судья, – может, вы и купили раба, но вы не можете купить его грех. Наш суд справедлив, он не доступен звону денег!

Я лишь посмотрел на принцессу, она растеряно смотрела на меня. Помощи от неё мне не ждать. Что ж… Да будет так!

– Я хозяин этого раба, и как хозяин я понесу за него наказание. Ведь во всех грехах своих земель и населявшего их народа виноват хозяин. Не так ли? – громко вопросил я.

Толпа тут же загудела. Для людей, никогда не видавших порку хозяев, несших ответственность за грехи рабов, а уж тем более наказание, это было чем-то новым. Я снял с себя рубашку и одел на испуганного ребёнка, благо руки ему от кандалов уже освободили.

– Как тебя зовут? – Поинтересовался я у ребенка, но тот лишь покачал головой, рабам порой не давали имена. – Я дарю тебе имя, – ласково сказал я. – Теперь тебя зовут Весперия – вечерняя звезда, – я глядел на бедную девочку самым добрым и чистым своим взглядом.

На Весперии моя рубашка смотрелась нелепо, она ей была как платье, и рукава собрались гармошкой в локтях. Она нервно трепала края рукавов.

– Ты сейчас отвернёшься, крепко зажмёшь свои ушки и закроешь глаза. Хорошо? – сказал я, гладив её по голове. Мне не хотелось, чтобы она смотрела на страшное наказание.

Ребёнок кивнул и, тут же отвернувшись, сильно зажмурилась и закрыла уши. Я же встал и подошёл к столбу. На столбе висели кожаные ремни. Я обмотал ими кулаки. Ко мне тут же подбежал гвардеец с маленьким деревянным брусочком, чтобы зажать его в зубах и завязать мне ремни на руках.

– Не надо. Я тебе не раб, – усмехнулся я над ним, и гвардеец отошел в сторону. – Ну, долго ли мне тебя ждать? – громко крикнул я уже готовому палачу.

Долго ждать не пришлось. Раздался звонкий свист, затем я почувствовал, как огнем обожгло плечи, и струйки горячей крови потекли по спине. Я лишь тихо зашипел, громко и глубоко дыша, как конь, загнанный диким ездоком. Посыпались удары, удар за ударом. Нет, они не услышат мои крики! Я терпел, лишь утешая себя мыслью, что Веспера в порядке. «Не впервой же…» – пронеслось у меня в голове. Судья монотонно считал удары. Толпа прекратила гудеть. Все замерли в немом ожидании, когда же я закричу. Я поднял голову и посмотрел на принцессу Миру. Она закрыла лицо руками и опустила голову, Христофор же просто отвернулся. Его лицо исказила печаль. Свист, удар. Я чувствовал, как кнут рассекал мою кожу и вырывал куски мяса. Я терпел, участь раба была мне знакома. Не в первый раз кнут ласкал мою спину. Спина, плечи и поясница горели диким огнем, я чувствовал во рту металлический привкус. Наверное, прикусил губу изнутри. Я крепко прижимался головой к столбу, стараясь не шевелить руками и спиной. Любое движение причиняло дикую боль. Солнце, как назло, сильно припекало и обжигало открытые раны, от этого становилось ещё хуже.