Дальнейший путь прошел без происшествий. Поставив Машину, я перекрыл кран, подающий воду на форсунки вокруг ворот. Когда створки открыты, вода под давлением сжатого воздуха создает некое подобие завесы, отсекающей воздух мастерской от внешнего. Это проще, чем прокачивать и фильтровать весь объем воздуха после того, как открываешь ворота и запускаешь желтый туман. Идея не моя, большинство станций в крупных поселениях используют водные преграды, но реализуют их по-разному, со своими минусами и плюсами. Я всегда поражался, на что способен человеческий ум в критической обстановке.

Когда ситуация с отравой перестала вызывать панику у людей, когда одни, кто мог уехать, подняться повыше, сбежали, а другие наглотались тумана и умерли, третьи засучили рукава, напрягли извилины и выжили, приспособившись к новому миру. Расчистили от тел здания, как смогли изолировали их, обмотав скотчем и пленкой, натащили всевозможных ресурсов, распределили обязанности, назначили главных, и мало-помалу создали подобие утраченного общества. И эта пародия нравилась мне куда больше, чем уничтоженный оригинал. Каждый человек нашел свое дело, ведь другого выхода у него не было. Хочешь есть, дышать чистым воздухом, находиться в безопасности – будь полезен, помоги другим и другие благодарно помогут тебе. Прелесть, а не жизнь, для человека с прямыми руками. Но было одно большое «но». Вся эта красивая утопия находилась не здесь, а в других городах, больших мегаполисах, окруженных заводами, замедлившимися, но не остановленными. Там было электричество, топливо, здоровая пища, там кипела жизнь.

Мой город мог похвастаться разве только количеством торговых центров, которые были разграблены в первые месяцы. Бедный город. Большинство жителей перебивались случайными заработками, которые спускали потом в наспех сколоченных кабаках и приспособленных под это подвалах. Бедные люди. Очень многие, не имевшие противогазов, не могли даже выйти из дома, место их обитания ограничено было сотней-другой метров, на сколько хватит марлевой повязки, смоченной водой. А еще были мародеры, различные группировки…

Занятый своими мыслями, я освободил багажник, перетащив станки на длинный верстак, ящик с противогазами пока убрал на стеллаж и с рюкзаком поднялся в убежище.

Все таблетки, называемые «мелок» или «кружки», условно делились на дорогие (обезболивающие, антибиотики, противовирусные) и дешевые (местного или специфического действия, различные витамины). Торгаши охотно меняли свои товар и на первые, и на вторые. Разница была в количестве. Канистру бензина или банку тушенки могли обменять либо на половинку обезболивающего, либо на пяток антиаллергенных таблеток, либо на пригоршню витаминосодержащих. Образовавшаяся кучка дорогих лекарств казалась небольшой, но по ценности была в разы дороже того количества дешевого мела, который даже не поместился на столе. Ее я сразу переложил в сейф, заодно выгреб оттуда весь активированный уголь. Вместе с тем, что я нашел сегодня, получалось без малого два стакана черных кругов. Уголь, помимо прямого употребления при отравлении, использовался также для ремонта противогазовых фильтров. Его перемешивали с обычным древесным углем и засыпали смесь в корпус, воскрешая таким образом одноразовый фильтр.

Отобрав несколько упаковок с дешевыми таблетками, я убрал их в поясную сумку, в рюкзак сложил два перевязочных пакета, упаковку стерильных бинтов, потом, подумав, добавил коробочку с ампулами и пакет со шприцами, аккуратно разместив их между мягкими слоями. Из оружия взял только поджиг, спрятал его под куртку, нож же всегда был со мной. Я не был большим специалистом по его владению, но длинный клинок на бедре своим видом уже внушал уважение любителям «пообщаться». Спустился в гараж и тут же вспомнил, что топлива в баке хватит только для выезда. Смешно, у меня хватит средств, чтобы захлебнуться в бензине, но я не могу даже добраться до него. Поколебавшись, я слил горючее из генератора, набрав чуть больше половины литра. Этого было крайне мало, и до Рынка ресурсов, разумеется, не хватит, но, выплеснув остатки в бак и захватив две канистры, я выехал из гаража и направился в противоположную от Рынка сторону – к Кладбищу.

3.

Автомобильная разборка Виктора, или дяди Вити, или ГэКа, как называли его члены мотоклуба «Туманные ежи», находилась на самом краю города, в большом кирпичном ангаре, забитого запчастями под самую крышу. Тут были детали на любой вкус, транспортное средство и цену. Здание располагалось в центре огромного, обнесенного бетонным забором Кладбища, но отнюдь не людского. На сотни метров вокруг стояли, лежали на боку или крыше остовы машин всех возможных марок, всех цветов и состояния, от полностью сгнившего кузова до состояния «заливай бензин и в путь».

Виктор ГэК начал свое дело по разбору автомобилей задолго до катаклизма, и сейчас оно было актуально как никогда. Машина была единственным средством передвижения на относительно большие расстояния, и она периодически ломалась, а новые запасные части давно уже стали предметом легенд. В ангар дяди Вити наведывались не только горожане, но и жители с ближайших поселков. Это могло сделать его одним из самых богатых людей города, но трагедия, произошедшая с его семьей, совершенно остудила деловую хватку Виктора. Однако раскрыла другой его талант. ГэК занялся ремонтом и доводкой двигателей и других узлов транспортных средств. Возможно, это помогало ему отвлечься от своих мыслей. Он никому не рассказывал подробностей случившегося, а особенно любопытных мог урезонить иначе, чем молчанием. Так, до сих пор на слуху была история с молодым мотоциклистом из «ежей». Несколько ребят прикатило в мастерскую к ГэКу, чтобы забрать отремонтированные двигатели для мотоциклов. Все они были навеселе (их обычное состояние) и одному, как это часто бывает в такой компании, захотелось общения:

– Дядь Вить, я слышал, ты семью потерял…

Другие байкеры хлопотали возле моторов, поглядывая то на приятеля, то на Виктора.

– Но ты не расстраивайся. – продолжал ободренный мотоциклист. – У меня вот тоже женщины нет. Теперь нет. Я ее с нашим казначеем поймал. Старшего Ежа, сам понимаешь, трогать нельзя, а с ней, стервой, я прокатился подальше, за город. Не знаю, где она сейчас, но домой не приходила, гы-гы-гы. – парень заржал в голос. – Да все они одинаковые! Хочешь, найду тебе другую, получше, а?.. Чего молчишь, когда с тобой разгова…?

В следующий момент тяжелый гаечный ключ с хрустом раскрошил нижнюю челюсть весельчака. В стену полетели брызги крови и осколки зубов, владелец которых крутанулся вокруг оси и рухнул на пол. Над байкером стоял Виктор и спокойно вытирал ветошью запачканный ключ. Другие мотоциклисты схватились было за ножи, но в мастерской находился десяток ребят – подмастерьев Виктора, и в гаечных ключах недостатка не было. Байкеры подхватили товарища под руки, погрузили вместе с двигателями в багажник и умчали в закат. Конец!

Сам я этого, разумеется, не видел, но слышал историю из разных источников, щедро посыпанную деталями и приправленную экспрессией повествования. Одни красочно описывали, как Ежи обложили и держали Кладбище в осаде, пока дядя Витя не погасил моральный ущерб байкеров немалым объемом материальных ценностей, правда, не называли, каких; другие с пеной у рта клялись, что платой за дерзость стал безымянный палец владельца разборки, на котором даже осталось обручальное кольцо. Как говорится, «кровь за кровь». А еще говорится, что слухами земля полнится.

Разговор с президентом мотоклуба у ГэКа, конечно, был, и о чем они толковали, неизвестно, но ГэК по-прежнему трудится в свое мастерской, а байкеры продолжают заказывать у него запчасти для своих мотоциклов. С того времени закрепилась за Виктором его кличка – «Гаечный ключ» или «ГэК».

Разборкой теперь управлял его племянник, редкой мерзости человек, но обладавший просто феноменальной памятью. Бухгалтерия на Кладбище велась точно и аккуратно, но этому человеку не нужно было заглядывать в списки, чтобы вспомнить, сколько должен ему тот или иной покупатель. А должны ему были все, долги многих исчислялись десятками дорогих кружков.