Так вот, если желаешь усвоить истину, услади горечь сердца и раскрой очи своих мыслей, а пробудившись, не следуй в слепоте во тьме, ты, что пал в бездну и стремишься всех увлечь за собой. И если [твои сторонники], что не видят и не разумеют, следуют за твоим неверным учением — не причисляй и нас к ним. Ибо отверзты глаза наших мыслей, и мы отличаемся зоркостью. Телесными очами мы видим существа и понимаем, что они сотворены кем-то другим и подвержены тлену. Творец же всего невидим для телесных очей, но только разумом постигается могущество его.
Поскольку он увидел нас, пребывающих в великом невежестве, и смилостивился к нашей неучености, — в каковом [качестве] и мы некогда, подобно вам, видимое полагали творцом и творили всяческое нечестие — посему любовью своею он явился и воплотился человеком и научил нас своей невидимой божественности. Тот, кто изошел на виселицу креста, в то время как люди в неведении тянулись к этим самым светилам, заставил померкнуть свет солнечных лучей, дабы опустилась тьма и послужила его человечности, а недостойные, подобно вам, не видели бы великого нечестия своей жизни. Так и ныне, кто не исповедует распятого Бога, душу и тело того окутывает тот же мрак. Так и ты пребываешь сейчас в той же тьме да еще нас подвергаешь мучениям. Мы готовы умереть по примеру нашего Господа. Выполни же свое злобное намерение, как пожелаешь!»
Когда нечестивый Деншапух взглянул на них и увидел всех их в великой радости и ликовании, он понял, что не дойдут до них угрозы и увещания. Приказал вывести вперед одного из младших, иерея Аршэна, по поводу которого у святых раньше были даже сомнения. Связали его по рукам и ногам и так туго затянули путы, пока не стали скрипеть все его жилы. И много часов он провел в таком невыносимо стянутом положении.
Отверз святой уста свои и сказал: «Вот, окружили меня многие псы, и собрание злодеев обложило меня. Прокололи ноги мои и руки мои и вместо рта моего возопили мои кости»[129]. Услышь меня, Господи, услышь голос мой и прими душу мою в сообщество твоих святых поборников, которое явилось твоему новому творению. Я самый младший из всех, но милосердие твое, смилостивившись, вывело меня вперед».
И когда он сказал это, не смог более раскрыть рта, поскольку орудие пытки невыносимо стягивало [его путы]. И палачи тут же подучили приказ трех нахараров — отсекли мечом голову блаженному. И тело его бросили в высохшую яму.
Там же Деншапух начал говорить с епископом и сказал: «Когда я прибыл в страну Армянскую, мне пришлось там кружить год и шесть месяцев. Мне совершенно не приходилось слышать чьей бы то ни было жалобы ни по поводу тебя, ни, в особенности, Йовсэпа, а ведь он возглавлял всех христиан и был доверенным во всех царских делах. Также и тот, кто был марзпаном страны до моего прибытия, был весьма доволен этим мужем. Я сам, своими собственными глазами увидел, что он был признан подлинным отцом всей страны и прямодушно любил великих и малых.
Вместо того чтобы вы [молили], я молю вас — пощадите свои благородные души, не ввергайте их в мучительную гибель по недавнему примеру, который вы узрели собственными глазами. Поскольку вас одолели упрямые мысли, я также решил многими муками лишить вас жизни вашей. Я знаю, вас соблазняет [пример] этого мужа. Но он болен телом, и нет ему выздоровления вмешательством врачей, он утомлен нездоровьем и желает больше смерти, чем жизни».
На это святой Йовсэп ответил: «Восхваление, которое ты воздал прежде этому епископу, а затем и мне, ты принес справедливо и ради этих вот седин почтил, как надо. Так и должно быть. Однако истинным служителям Божьим не следует прекословить мирским властителям или подстрекать кого-либо из мирян к неудовольствию вследствие [собственной] алчности по отношению к земным вещам. Но [нужно] скромно и покорно учиться заветам Божьим и без ложной мудрости быть кротким по отношению ко всем, и справедливой проповедью вести всех к единому Господу сущих.
Что до обольстительных речей этого мужа, о котором ты говорил, то ты не погрешил против истины, но высказал сущую правду. Ибо он как чужак не соблазняет нас и не путает словно [какой-нибудь] обольститель и обманщик, но горячо нас любит. Ведь едины наша матерь — Церковь, родившая нас, и отец наш, Дух Святой, что породил нас. Как могут быть в несогласии и не объединяться дети одного отца и единой матери? Это кажется тебе обольщением, мы же днем и ночью мыслим о том, чтобы нерасторжимым сохранить единство в жизни. И если он, утомившись, стремится покинуть это болезненное тело, то в большей степени это касается нас. Ибо нет никого среди рожденных женщиной, кто бы не имел тела, не [подверженного] болезням и страданиям».
Деншапух сказал: «Вы не знаете, насколько я снисходителен к вам. Не по приказу царскому я так долго препираюсь с вами, а из собственного благоволения послабляю вам. Я не столь лют, как вы, ненавидящие самих себя и враги другим. Я вкусил в вашей стране хлеба-соли и питаю к вашей стране милость и любовь».
Ответил иерей Левонд: «Тот, кто проявляет жалость и любовь к чужим, выполняет заветы Бога, но он обязан заботиться и о своей душе, ибо мы не являемся властителями самих себя, но есть [Бог], который требует от нас ответа и за чужих и за своих. Но ты сказал, мол, иду вам навстречу по собственной воле, а не по приказу царя. Если стало привычным нарушать повеления вашего царя, то поступаете вы хорошо, ибо он разрушитель страны и убийца невинных людей, друг сатаны и враг Бога. Но мы не можем преступить повеление нашего Царя и не в силах непреходящую нашу жизнь променять на тленные и пустые блага сего мира.
Но то, что сказал ты обо мне, мол, не найдя выздоровления от врачей, он смерть возлюбил более жизни, — эти слова не подходят тем, кто видит все муки мира. Умерь немного свой буйный гнев и прислушайся к моим правдивым словам и взгляни по порядку на дела мирские. Кто из смертных живет безмятежно, не полны ли все болезнями — кто внутри, кто снаружи. Холод и зной, голод и жажда и всяческая бедность [их одолевают]. Извне — несправедливость, обирание, осквернение развратными посягательствами. Изнутри — нечестивость, отступничество, невежество, безвозвратное падение из-за разнузданности.
Но то, что ты с презрением отнесся к врачам, мол, не найду я у них выздоровления, — не удивляет, ибо они люди. Есть болезни, против которых они находят исцеляющие средства, и есть такие, которые сопротивляются их способам. Ибо все мы смертны, те, кто лечит, и те кто лечится. О, если бы ваши действия походили на врачебное искусство! Ибо велика истинность их лечения. Когда видят, что кто-то заболел, не медлят, идя к нему, но спешат изыскать средство и вылечить, тем более, когда при дворе заболеет кто-либо из приближенных царя. И [врач], подойдя к большой площади, увидит множество сановников, здоровых и красивых юношей, а когда он войдет внутрь, в царские покои, там ему представится восхитительное и замечательное зрелище — всякие служители, но он не станет удивляться чудесному видению. И если даже ложе, на которое укладывают больного, будет литого золота и украшено каменьями, до всего этого ему нет дела. Он прикажет откинуть златотканое покрывало, просунет руку и исследует все тело — горячо ли оно, и спокойно ли бьется сердце на своем месте, не тверда ли печень, не беспорядочно ли биение [крови] в жилах, согласно этому применит целебное средство, даровав [больному] выздоровление.
Но если врачевание людей способно так пренебречь [сопутствующими обстоятельствами][130], и [лекарь] выполняет назначение, используя лишь собственную науку — насколько достойнее для вас, имеющих под своей великой властью всю страну, позаботиться прежде о том, чтобы души свои вылечить от всех заблуждений мирских, а телесно все и так находится в вашем услужении. Ныне же, пребывая в невежестве и свои бессмертные души губя в неугасимом пламени геенны, телом вашим — хотите того или нет — вы заражены неизлечимой болезнью. И вы еще упрекаете нас в телесных болезнях, что возникли не по нашей свободной воле, а соответственно телесной природе, как это случается с любым человеком.
