— Что-то важное? — Андрей заметил кобуру под мышкой Пафнутьева. — Опасное? Срочное? — пока он задавал вопросы, «Волга» выехала со двора и уже мчалась по улицам города.

— Всего понемногу, — ответил Пафнутьев.

— Мне оставаться в машине?

— Пошли со мной.

— Что-то прихватить?

— Ты хорош и сам по себе... С Викой разговаривал, — вспомнил Пафнутьев. — Жаловалась... Кто-то ее обижает. Тебе не рассказывала?

— Один тип, сосед... Чуть не изнасиловал в лифте.

— Даже так? — удивился Пафнутьев. — И что же, мы не можем ей помочь?

— Разберусь, — Андрей неотрывно смотрел на дорогу, но Пафнутьев заметил, как дрогнули его желваки. — Я как-то уже поговорил с ним... Хорошо поговорил, — сказал Андрей. — Он не внял. Его просто" надо лишить возможности поступать так в будущем. В лифте, или в другом месте.

— Помочь? — спросил Пафнутьев.

— Не надо.

— Не забудешь?

— У меня не так уж и много дел, Павел Николаевич.

— Приехали, — удовлетворенно проговорил Пафнутьев и поправил ремни под пиджаком.

Закрыв машину, они быстро прошли к гостинице, пересекли небольшую площадь перед входом, поднялись по ступенькам. Швейцар, ставший было на их пути, взглянув в лицо Пафнутьеву, тут же отошел в сторону. Пафнутьев попросту не заметил его, не обратил внимания на попытку остановить их.

— Наша задача? — спросил Андрей.

— Если повезет — взять одного человека.

— Каков он? — Андрей спрашивал со спокойным выражением лица. Ничто не тревожило его слишком уж сильно, ничто не выводило из себя, не было у него каких-то желаний, которые бы заставляли метаться, суетиться, терять самообладание. Похоже, общение с китайцем наложило на него отпечаток не только физический.

— Каков он? — переспросил Пафнутьев, поднимаясь по широкой полукруглой лестнице на второй этаж. Лестница была устлана ковровой дорожкой. Их шаги были бесшумны, мягки и от этого казались неотвратимыми. — Постараюсь объяснить... — Пафнутьев остановился у пальмы — она появилась здесь совсем недавно и наверняка подняла стоимость всех услуг гостиницы. — Человек вроде бы южного типа... Кавказ, Средняя Азия... Что-то так. Рост небольшой. Предпочитает темные цвета одежды, плечи широкие, волосы короткие, черные. Лицо не назовешь приветливым. Некоторые употребляют слово — угрюмое. Возраст — до тридцати. Возможно, левша.

— Знакомая фигура вырисовывается, Павел Николаевич, — озадаченно проговорил Андрей. — У меня такое впечатление, что я встречал этого человека, причем, совсем недавно. И есть намерение повидать его снова. И повод есть.

Они постояли перед широкими стеклянными дверями, осматриваясь, вживаясь в новые условия. Ресторан был почти пуст, видимо, наполнялся он попозже, когда состоятельные люди города, потеряв надежду потратить деньги еще где-либо, устремлялись сюда.

— Ну, что ж, вперед, — сказал Пафнутьев и первым шагнул к стеклянным дверям. Хитрая электроника услужливо распахнула двери при одном только его приближении и Пафнутьев, а следом за ним и Андрей, ступили на ковровое покрытие зала. — Вот к нам торопится мой давний знакомый, — усмехнулся Пафнутьев, увидев заскользившего между столиками официанта. — За ним небольшой должок, так что ему даже приятно будет выручить нас.

На официанте был черный фрак, белоснежная рубашка и белая бабочка, придававшая всему его облику торжественность и даже некоторую богемность. Но основное впечатление производила физиономия официанта — донельзя плутоватая, если не откровенно блудливая. На его улыбку, в которой читались и почтительность, и понимание ваших слабостей, и сочувствие к ним, не откликнуться было невозможно.

— Кого я вижу! — радостно закричал официант, разведя руки в стороны и тут же опустив их, смутившись собственного радушия. Не принято было здесь так явно выражать свои чувства, да и вспомнил, похоже, официант, что с Пафнутьевым его связывают не только дружеские воспоминания.

— Да, это я, — скромно подтвердил Пафнутьев.

— Одна, только одна у меня надежда в жизни, дорогой Павел Николаевич, — продолжал официант и улыбка на его помятой, лысоватой, зализанной физиономии становилась то горестно-безутешной, то вдруг действительно вспыхивала на ней надежда.

— Если надежда одна, то ее нетрудно исполнить? — усмехнулся Пафнутьев.

— Да! Конечно! А заключается она в том, что вы пришли со своим юным другом не по делу! Что пришли вы насладиться отдыхом, кушаниями и напитками! Что пришли вы повидать своего старого друга и вашего покорного слугу!

— Боже, до чего изысканно ты стал выражаться, — озадаченно проговорил Пафнутьев. — Аж противно, Жора.

— Но я могу надеяться? — и выражение официанта стало настолько плутоватым, что все предыдущие гримасы померкли, как слабые и невыразительные.

— Надежды юношей питают, — ответил Пафнутьев.

— Понял, — официант учтиво склонил голову. — Где желаете приземлиться?

Зал был почти пуст, вечерние посетители только начинали собираться и Пафнутьев, окинув взглядом пространство ресторана, высмотрел в дальнем углу небольшую компанию человек из трех-четырех.

— Нам с молодым человеком надо немного поговорить, — произнес он с растерянностью в голосе. — Может быть, найдется местечко где-нибудь Чтобы и народу было поменьше, и музыка не так грохотала?

— Вы отстали от жизни, Павел Николаевич. Музыка в нашем заведении давно не грохочет. Она играет настолько тихо, настолько нежно, — официант всем своим блудливым лицом подмигнул Андрею, решив, что тот лучше его поймет, — как шепот любимой девушки на рассвете.

— А как они шепчут на рассвете? — поинтересовался Пафнутьев.

— С легкой хрипотцой, — не задумываясь, ответил официант.

— Почему с хрипотцой?

— От усталости.

— Да? — Пафнутьев задумался, попытавшись осмыслить все услышанное. — Что же произошло с вашей музыкой?

— Изменился контингент, — значительно произнес официант, довольный тем, что у него с первого раза получилось столь заковыристое слово. — Мальчики и девочки, желающие потрястись в экстазе и побалдеть в объятиях друг друга... Их больше здесь нет. Они отправились в другие места, где подешевле. Сюда приходят люди пошептаться. И вовсе даже не о любви.

— О чем же они шепчутся?

— О деньгах.

— А чего о них шептаться?

— Чтобы плодились. Все, как у людей... Люди тоже пошепчутся-пошепчутся, а потом, глядишь, и ребеночек родится.

— Все понял, — кивнул Пафнутьев. — И кто же приходит шептаться? Я имею в виду наших общих знакомых?

— О, Павел Николаевич! — физиономия официанта расплылась в улыбке. — Вы знаете об этом лучше меня. А я... Вряд ли мне стоит трепаться об этом... Нынче так трудно найти приличное место... Пусть это будет маленькой профессиональной тайной.

— Нашей общей тайной, — Пафнутьев поднял вверх указательный палец.

— Как скажете, Павел Николаевич, — поскучнел официант. — Как скажете. Но это требует более подробного обсуждения.

— Обсудим.

— Как-нибудь, — успел вставить официант, давая понять, что он не готов сию минуту говорить на столь щекотливые темы.

— Договорились, — вбил Пафнутьев последний гвоздь в их договоренность. — А теперь, Жора, посади нас, будь добр, в какой-нибудь дальний угол... Вон там, например, — Пафнутьев указал в конец зала, где уже сидели несколько человек в красноватом полумраке.

— Вообще-то все столики там уже расписаны... Но если вы уложитесь в час-полтора, то...

— Уложимся.

— Хорошо. Прошу следовать за мной, — официант хитровато подмигнул Пафнутьеву — дескать, и мы можем при случае ввернуть в разговор рискованное словечко из вашего, Павел Николаевич, набора.

— Слушаюсь, — подыграл ему Пафнутьев. Они сели за маленький столик, официант положил перед ними меню, смахнул невидимые крошки, сделал любезное движение рукой, приглашая отдаться его гостеприимству, и удалился, заверив, что через пять минут подойдет.

— Осваивайтесь пока, — на этот раз он подмигнул обоим — и Андрею, и Пафнутьеву. Похоже, он не мог произнести ни единого слова, без того, чтобы как-то подкрепить его гримасой. Пафнутьев сел лицом к компании молодых людей, Андрей расположился к ним боком — вроде и не интересуется ими, но все видит и ко всему готов. Сесть к ним спиной он не пожелал. Да и китаец Чан, его учитель и наставник, вряд ли одобрил бы такое легкомыслие.