Женщины оборачиваются и смеются. Веселье помешало им заметить, как неприметный паренёк лет шестнадцати, появившийся из дверей лампадной лавки – ну, там земляное масло и керосин для фонарей продают – ловко срезает с одной из них кошелёк. Не останавливаясь, вор устремляется в нашу с Ником сторону.

Понимаю, что сцену столкновения остроносый разыграл намеренно. Работают в паре. Один отвлёк, другой стащил кошель.

Однажды перед свадьбой дочери ходил со своими женщинами по магазинам, работал тягловой лошадью, таская покупки. Вышли из одного магазина, я ушёл чуть вперёд, а жена с Александрой принялись секретничать от меня и отстали. Обернувшись, увидел, как к ним подкрался сзади мотоциклист, вырвал у моей дочурки сумку и резко дал по газам. Не учёл, что проезжать придётся мимо отца семейства.

Ребро моей ладони нашло прореху между шлемофоном грабителя и его курткой, заставив вылететь с сиденья, мотоцикл отправился дальше юзом уже без седока.

Новый мир, новое тело, рефлексы старые. Бегущий мимо меня парень получает сильный и точный удар в кадык. Хлюпает ртом, на ходу разворачивается и падает на задницу лицом ко мне. Его руки выпускают кожаный мешочек и хватаются за горло. Сипло затягивает воздух, раскрывая рот, словно вытащенная из воды рыба.

– Кошелёк украли! – запоздало кричит обворованная.

Ей начинает вторить соседка. Народ оборачивается, моментально освобождая пространство вокруг меня с приятелем и неудачливого грабителя.

– Вот он! – вскрикивает полный мужик, шедший позади нас, и показывает пальцем на парня. – Его мальчишка остановил. – Другую руку он протягивает в мою сторону.

Охранник женщин быстро сообразил, что к чему, и через пару секунд вор оказался в железной хватке без надежды освободиться. Да и не мог парень ничего предпринимать, приложил я его крепко.

– Степ, ты чего? – дёргает меня сзади Николас.

Эх, дружище, придурок твой приятель. До седин дожил, а ума не нажил. И юные гормоны неразумным поступкам такое себе оправдание. Самобичеванием займусь позже, сейчас надо выбираться отсюда побыстрее с наименьшими потерями.

Вору теперь отсекут руку, если сумма в кошельке до сотни драхм. Окажется больше – повесят. Нет, врагом и объектом мести для банд я не стану. Всё честно, одни крадут, другие ловят. Но дружкам неудачливого грабителя мне в ближайшие месяцы лучше тёмной ночкой на пути не встречаться.

– Мальчик! – сквозь людской гвалт прорывается низкий мелодичный голос владелицы кошелька. Настоящее сопрано, ей бы в Большом или Мариинке петь. – Ты большой молодец. Иди ко мне, юноша.

– Да я чё? И ничё! – Пытаюсь отойти спиной к Николасу, но вокруг меня пустое пространство, незаметно уйти не получится, а бежать глупо, ещё подумают, что соучастник. – Я случайно…

– Ох! Это же одноклассник моей Гертруды! – восклицает вторая тётка, я её не знаю, а вот она, похоже, меня, то есть моего предшественника где-то видела. – Тепс? Ведь да? Ты Тепс?

– Степ, уважаемая. – Вздыхаю, понимая, что засветился по полной.

Откуда-то появились два стражника и принялись вязать вора, попутно его избивая, хотя тому уже от охранника досталось.

– Точно! Степ! – радуется дама.

Действительно похожа на мою пухлую соседку по партам. В классах мы сидели в два ряда за небольшими столами по одному. Редко в какой группе было больше двадцати человек. Набирали каждый год всего один класс, а школ в Неллере имелось лишь три.

С учётом многодетности здешних семей легко можно понять крайне низкий уровень грамотности населения. Хотя считать деньги и читать по слогам умели и без обучения в школах, как и молитвы.

– Дорогой мой. – Опять этот мелодичный голос. – Вот, возьми. Заслужил. – Владелица кошеля, развязав его, протягивает мне серебряную драхму. Ничего себе! Щедрая тётя. Ну да, сохранил-то ей намного больше. – Степ?

Степ я, Степ. Иди теперь по всему городу кричи. Беру трясущимися руками – насколько получилось изобразить волнение, не знаю – вежливо благодарю и смотрю на воришку, которого потащили в околоток. После побоев он неуверенно держится на ногах.

Охранник напоминает женщинам, что их ждёт куафер, и те, ещё раз сказав мне пару ласковых фраз, наконец-то уходят.

– Во ты даёшь! – восхитился приятель, когда мы ускоренно двинулись дальше. – Как ты его ловко так. Бац! И хр-р-р-р. – Он схватился за горло, изображая реакцию вора. – Я даже не успел заметить удара. Научишь?

На Николаса внимания не обращаю. Осторожно смотрю по сторонам, выискивая остроносого подельника парня. Не видно. Бросил товарища на произвол судьбы. Скрылся, сволочь, в суматохе.

– Сам не знаю, как такое получилось. – Поворачиваю голову в строну Ника, если опять попросит показать шишку, пришибу.

Пацан, видимо, что-то увидел в моём лице, поэтому лишь хихикнул.

На площади Трёх Трупов он вырвался вперёд меня, спеша занять удобное место за пялящимися на вертеп и оживлённо комментирующими увиденное мужчинами.

Примерно в половине окон трёхэтажного здания с коньковой черепичной крышей женщины различных возрастов и комплекций, развязав верх платьев, вывалили на обозрение свои прелести.

– Смотри, – обернулся Николас. – У Хельги самые красивые сиськи.

Ещё бы им не быть тут чемпионками. Тётке Марка Сибиса, того парнишки, кто руководил напавшей на меня шайкой, не исполнилось ещё семнадцати. Груди стоят как налитые.

Ничего удивительного в том, что разница в возрасте у Хельги с Марком меньше трёх лет. При здешних порядках, когда часто начинают обзаводиться детьми в ранней юности, а заканчивают в большой зрелости, порой какой-нибудь племянник может быть старше своего родного дяди.

Девушку оценили не только мы, а и двое наёмников. Собираются ли они навестить её одновременно, непонятно, однако договорились они лишь с Хельгой и направились к входу в вертеп вдвоём.

Тётя Марка нас узнала, всё же мы соседи по улице, и, прежде чем отправиться встречать клиентов, погрозила кулаком, на что Ник оттопырил уши и показал ей язык. Мне бы тоже по уму следовало изобразить нечто подобное. Не смог себя заставить изображать детский сад.

– Больше здесь смотреть не на что. – Толкаю дружка между лопаток. – Пошли в кондитерскую. Всю жизнь мечтал в ней побывать.

Вру. И жену часто водил поедать сладости, а уж когда дочка подросла, так и вовсе все выходные не обходились без тортов и пирожных. Степ тоже имел представление об ассортименте кондитерской, опекун пару раз туда приводил. Не хочу хвастаться этим перед Николасом. Вон каким восторгом загорелся.

Спокойно дойти до ратушной площади, где и располагалось нужное нам заведение, не получилось. На одном из перекрёстков дорогу нам преградила колонна из десятка телег, на которых стояли большие дубовые клетки. Судя по лохмотьям находившихся внутри них людей, в замок везут пленённых бунтовщиков.

Это были вчерашние крестьяне, и вряд ли кому-то из них удастся вернуться на свободу через арену амфитеатра. Зрители не любили смотреть на неумех в гладиаторских схватках. Так что большинство мятежников после пыток казнят, если не совместят и то и другое. Лишь единицам, вроде того тощего, большеголового, похожего на головастика паренька в предпоследней клетке, удастся отделаться пожизненной каторгой. Получится ли и лучше ли это смерти, пусть даже мучительной, большой вопрос.

– Лови! – Ник, подобрав с мостовой из кучки лошадиного навоза катышек, весьма удачно кидает в пленников, едущих в последней телеге. – Попал!

Смеётся, радуется. Дурачок. Он не один такой. Колонну со всех сторон кроме охраны сопровождают разновозрастные дети и занимаются такой же ерундой, как и мой приятель. Швыряются в бунтовщиков всякой гадостью. Солдаты на это никак не реагируют.

– И охота было руки пачкать? – спрашиваю, заметив, что Николас вытирает ладонь о драную штанину.

Тот смотрит так удивлённо, что быстро меняю тему:

– Всё, проход свободен.

Получать сахар в мире Паргеи научились, но производство его сложное, а везут аж из Юстинианской империи, той самой, что несёт всем странам и народам веру в Создателя, и где подле императора пребывает сам Посланник бога.