Но тут увидел кабинет, где бедолагу усадили за стол… Запах глины, ее пластичная податливость мгновенно ожили в памяти, я ведь занимался керамикой – лет в восемь? Десять? Точно не помню. Кажется, я был таким же, как этот шкет. Тогда я еще верил, что способен стать кем-то вроде Шемякина или Неизвестного.

Однажды нам дали задание слепить кувшинчик, а у меня получилась ракета… И я заявил педагогу, милой круглолицей тетушке, что хочу улететь с этой гадской планеты, ведь здесь живут одни уродские паразиты. Я имел в виду врачей, которые не смогли спасти мою маму. Но ребята, которые занимались вместе со мной, естественно, приняли все сказанное на свой счет.

После занятия они толпой подкараулили меня. Отлупили так, что отбили все желание и лепить, и болтать лишнее. Моя физиономия превратилась в кусок пиццы, с переизбытком приправленной кетчупом…

Батя требовал назвать имена обидчиков и рвался спустить с них шкуру, но я сказал, что никого из них не знаю. Для правдоподобности даже выбросил свои часы, чтобы отец принял версию об ограблении. Странно, что у меня хватило на это мозгов.

С того дня я вернулся к своим конструкторам. Их можно было собирать, не выходя из комнаты. Может, этому пацану, которого, кажется, зовут Мишей, повезет больше и он вылепит своего Давида?

Я уверился в том, что он способен на это, когда увидел, чем Мишка занимался четверть часа, пока Женя кокетничала со старым художником. Ну, может, не таким уж старым, но седины у него на башке полным-полно. С другой стороны, что ей остается? На такую только старичок и может клюнуть… Или слепой.

Но этот чувак забегал по кабинету, как полный энергии жеребец, увидев Мишкину работу. Разве что копытом не бил от восторга…

– Да вы посмотрите, Женечка! – выкрикивал он, гарцуя перед ней. – Это же черт знает как хорошо! Ай да Мишка!

Про сукиного сына он не добавил, не решившись обидеть Мишину мать, но мы с Женей мысленно продолжили. И у нее сделалось такое шкодливое выражение лица, я даже рассмеялся. Боже ты мой, я уже и сам забыл, как звучит мой смех…

Мишка слепил улитку, из панциря которой выбирался гепард. Самый быстрый из самой медленной. И это действительно потрясная аллегория! Кто бы подумал, что этот шкет обладает философским мышлением?

А пальцы у него просто волшебные: оба существа были узнаваемы с первого взгляда. Ну ладно улитка, ее ни с кем не спутаешь… А попробуйте в детской работе отличить гепарда от леопарда! Но смысл-то был именно в том, чтобы изобразить самого стремительного зверя. Как я понял…

А Женя все пыталась остановить коллегу на скаку:

– Значит, вы согласны его взять? Иван Петрович! Вы берете Мишу?

Наконец он замер, обуздав извергающийся вулкан восторгов, и с укоризной уставился на нее:

– А я похож на идиота?!

– Князь Мышкин, – внезапно подал голос Миша. – Он живет у Евгении Леонидовны в кабинете.

Мы с Иваном Петровичем уставились на него с недоумением. Было похоже, что пацан бредит…

Но тут Женя смущенно пробормотала:

– Так зовут мой цветок. А второй – Настасьей Филипповной. Я говорила Мише, что это герои романа «Идиот». Вот он и вспомнил.

– О господи, – вздохнул художник. – У нее еще и цветы с именами!

А я подумал: да у этой девчонки внутри настоящий огонь, раз она чувствует родство с этой героиней Достоевского! Только кто захочет к нему прикоснуться, когда он скрыт под такой уродливой оболочкой? Если, забывшись, и протянешь руку, так мигом отдернешь.

Внезапно я понял: Женя и сама думает так же. А ведь это, наверное, чертовски паршиво – сознавать свое уродство. Особенно когда нет денег на пластику. А можно было бы и носик уменьшить, и жир отсосать! Копила бы, что ли… Ничего другого не остается.

Я догадался, что она сознает, как людям противно смотреть на нее, когда Женя поймала и подавила едва зародившееся желание обнять этого Ивана Петровича. Обычное проявление благодарности, не более того… Но и подобного она не смогла себе позволить, сообразив, что ее объятья не доставят художнику удовольствия. Скорее, наоборот… Ну реально! Попробовала бы эта биомасса прижаться ко мне, я тут же блеванул бы, честное слово.

Хотя наблюдать за ней любопытно – этакий подопытный хомячок! Радуется жизни, несмотря ни на что… Как у нее это получается? Меня мутит от всего окружающего: новости, запахи, лица, голоса… Все фальшивое, сплошной блеф. У хомячка не хватает мозгов понять это? Похоже на то…

И все же ей удается меня удивить. Прибежала в кабинет к своей коллеге, которую зовут Нина (впервые вижу молодую красивую женщину с таким именем!), забросала ее восторгами:

– Иван Петрович берет моего Мишку!

Та, выслушивая рождественскую сказочку, слегка отталкивалась длиннющей ногой, вращалась на стульчике возле фортепиано, на которое облокотилась виолончель. Вот эту ногу я погладил бы с бесконечным удовольствием. А есть же еще и вторая! Бездна наслаждения…

Но мозгов у Нины не больше, чем у хомячка Жени. Выслушав радостные причитания, она не нашла ничего лучшего, чем ляпнуть:

– А Каширский – красавчик, скажи? Даже сейчас. Представляешь, каким он лет двадцать назад был?

Женя замолчала, и я вдруг физически ощутил, как ей стало неловко за подругу. Точно очутился на миг в ее теле… Вот уж не дай бог!

А она неожиданно произнесла то, что поразило меня:

– Знаешь, мне иногда хочется вселиться в тело красивого мужчины. Нет! Не подумай чего… Не ради секса. Даже мысли нет… Я представляю, сколько радости такой человек может подарить миру.

Усмирив свои ноги, Нина уставилась на нее:

– Например? Какая вообще от мужчин радость миру?

Вот спасибо!

А Женя мечтательно улыбнулась, сделавшись похожей на ребенка, мечтающего о том, как он облетит на воздушном шаре всю планету. В такие минуты ее хочется погладить по голове… Даже брезгливость, которую она вызывает у меня, как-то съежилась от ее улыбки.

– Например, я каждое утро говорила бы Клавдии Петровне, как она прекрасно выглядит. И у нее весь день пела бы душа…

Кто еще такая – эта Клавдия Петровна?! Судя по имени, уборщица или сторожиха. И какого хрена делать ей комплименты?

– Рискованно, – отозвалась Нина с сомнением. – А если она влюбилась бы в тебя? Ну, не в тебя, понятно, а в этого красавца.

Вот же тупая стерва! «Не в тебя, понятно…» Даже я не сказал бы такого в глаза. Тем более подруге. Правду говорят про все эти женские дружбы…

– А что еще? Невозможно же внушить такое каждой вахтерше.

Вахтерша. Я оказался близок к истине!

А Женя задумалась, но коротко, видно, ответ был у нее наготове. Похоже, она и впрямь частенько представляла это:

– Я однажды смотрела передачу… Не помню с кем! Кажется, это была какая-то актриса, пожилая уже… Так вот, она вспоминала, какие у нее жуткие комплексы были в юности. Но однажды ей на улице встретился симпатичный парень, который окинул ее взглядом, улыбнулся и показал большой палец. И она запомнила это на десятки лет! Так ее подбодрил этот дурацкий жест, что ей удалось поверить, как она хороша, поступить в театральное, стать примой театра. И в кино она снималась в главных ролях… Ну как же ее?! Хотя неважно. Не в ней дело. Но чего стоит красивому мужчине, даже не останавливаясь, одним движением совершенно изменить жизнь женщины? Почему они не делают этого? – Смешное лицо ее обиженно дрогнуло: – Или делают? Только мне такой человек не встречался…

Черт! Мне тут же так захотелось показать ей большой палец, что я проснулся… И окунулся в унылое московское утро, которое давит на голову и расплющивает веки.

Да где живет эта Женя? Явно не Крым – ни кипариса, ни пальмы за окном… Почему же у них там столько солнца?!

В этом году у нас по-настоящему золотая осень! Прохладный воздух прозрачен настолько, что видно тонкие штрихи коршунов, частенько кружащих над нашим районом. Березы позванивают мелкими монетками, старые тополя из последних сил держат листья, впитавшие солнце, и только рябины, которых не так много в нашем дворе, добавляют красных мазков.