Но главное – каждый квадратный сантиметр стен был заполнен рисунками, эмалями, картинками, тарелочками, связанными одной темой – охотой. Страстный Володя-охотник кардинально отличался от ленивого Володи-полицейского. Он без устали выслеживал дичь и всегда возвращался домой с трофеем. Чего никак нельзя было сказать о его основной работе.

Рита за годы семейной жизни научилась творить из дичи кулинарные чудеса. Конечно же, не без моих полезных советов. Ну а кто бы еще ей подсказал, что в пельмени из медвежатины надо добавить бруснику, чтобы отбить неприятный привкус?

Пока я подправляла розовую помаду, серьезно пострадавшую в ходе моих причитаний, Рита, заговорщецки мне подмигнув мокрыми глазами, достала из буфета бутылочку клюквенной наливки. Знает, хитруша, что это моя слабость!

К наливке мы с ней быстренько слепили бутербродики с вяленой лосятиной и к возвращению Володи из спальни были уже похожи на приятных, рассудительных женщин, а не на половые тряпки.

– Ага, наливочка! – обрадовался Володя, потянувшись к бутылке.

– Какая тебе еще наливочка? – шлепнула его по руке Рита. – Сначала доложи о своих успехах.

– Не томи, Володенька! – взмолилась я. – Как прошел разговор?

– Прости, Люба, не могу пока тебя обнадежить, – вздохнул Володя, жадно поглядывая на клюковку. – Все гораздо хуже, чем я мог себе представить.

Я схватилась за сердце, пребольно уколовшись гранатовой брошью.

– Почему?

– Звонил знакомому в Центральный отдел, – отчитался Володя, незаметно стягивая с тарелки бутербродик, – он сказал, что делом о пропаже кулинарной книги занимается Главное управление МВД по Петербургу. Ответственным назначили полковника Орлова. Я про него наслышан, настоящий ястреб, легенда городской полиции… Короче, Степу, как главного подозреваемого, отпустить никак не могут.

– Батюшки-светы! – ахнула я. Мой мальчишечка – главный подозреваемый! Страшные слова, которые состарят любую мать сразу на пятнадцать лет.

– Может, денег этому полковнику предложить? – Рита, жена полицейского, знала, как в нашей стране решаются подобные проблемы. – Сбросимся всей парадной. Любочку все любят, да и Степа много всем помогал… Уверена, что соберем сколько нужно.

– Не вариант, – вздохнул Володя, самовольно наливая себе рюмку клюковки. – Я сразу у своего знакомого спросил. Говорит, этот подлец Орлов позорит всю полицию – вообще взяток не берет. Нисколько. Никаких. Ни миллионами его не прельстишь, ни дорогими машинами… Неподкупный, как… как архангел Петр, хотя и тому, наверное, легче сунуть бутылку коньяка, чем полковнику Орлову. Я слышал, он в конце девяностых стажировался в полиции Чикаго – ну и нахватался у американских копов всяких диких принципов. Подцепил там словечко «окей» и идиотскую идею, что полицейский должен быть кристально честным, как… не знаю, как вот это стекло. – Ради иллюстрации метафоры Володе пришлось опрокинуть в рот густую красную жидкость и покрутить пустой рюмкой у нас перед носом.

– Плохо дело, – помрачнела Рита и подлила мне клюковки. Я махнула рюмку не задумываясь.

– Что же он так к Степочке прицепился? – простонала я, отдышавшись после алкоголя.

– Понимаешь, Люба, улик у них больше никаких нет, – объяснил Володя. – Ни одна видеокамера в ресторане в момент пропажи книги почему-то не работала. Полковник прямо сейчас допрашивает свидетелей, но толку особого пока нет – шеф-повар вообще бьется в истерике… А у твоего Степы нашли этот чертов медальон с рецептом. Откуда он его взял? – Майор как-то хищно на меня взглянул, и я сразу почувствовала себя тем самым лосем, который имел несчастье оказаться у нас на ржаном хлебе.

– Не знаю, Володенька, клянусь Степочкиным здоровьем, его голубыми глазками и своими леопардовыми тапочками, не знаю! Не его это медальон! – заголосила я.

– Верю, Люба, верю, успокойся. – Володя, старательно игнорируя грозный Ритин взгляд, налил себе еще клюковки. – Я сделал всё что мог.

– Нет, не всё! – с нажимом сказала Рита, отбирая у мужа полную рюмку. – У тебя еще в «Крестах» есть знакомые. Позвони им, попроси, чтобы Степу нашего не обижали и поудобнее устроили.

– Господи, вот туда точно можно завтра позвонить! – воскликнул Володя. – Ничего со Степой за одну ночь не сделается.

– Сделается, сделается! – вновь заголосила я во всю силу своих учительских легких. – Ему должны предоставить самые лучшие условия, и немедленно, он у меня такой изнеженный, как цветочек оранжерейный!

– Мама! Иди сюда! – послышался плач из детской. Похоже, я своими криками разбудила младшую Уточку, второклассницу Леночку.

– Так, муженек. – Рита решительно встала и направилась к выходу из кухни. – Я успокою ребенка, а ты будь любезен прямо сейчас, я подчеркиваю, прямо сейчас, Володя, связаться со своими товарищами в «Крестах» и обеспечить Степе комфорт, а Любочке – душевное спокойствие! Понятно, мой милый? Я не шучу!

– Господи боже мой, закусить не дадут. – Володя, преисполненный недовольства, поднялся вслед за супругой. – Ладно, сейчас найду номер в записной книжке…

– Чтобы завтра же все перенес в телефон! – приказала ему Рита, скрываясь за дверью детской.

– Хорошо, хорошо, господи, разве можно быть такой занудой, – пробурчал Володя, хлопая дверью спальни.

На некоторое время я осталась одна – прижала к лицу Степочкину кепку, вдохнула всей грудью родной запах… Снова чуть не разревелась, но побоялась испачкать косметикой любимый головной убор сына.

Наконец Володя вернулся за стол:

– Знаешь, Люба, Степе страшно повезло – его отправили в новые «Кресты», а не на Арсенальную набережную.

– Да? А чем хороши новые «Кресты»? – с недоверием спросила я.

– Сама подумай – они же новые, – невнятно сказал Володя, жуя бутерброд. – Совсем свежие, их только что построили. Там траволаторы, лифты, церковь, музей, спортзал и госпиталь… Я попросил, нашего парня в отличную камеру перевели.

– Отличную? – обрадовалась я.

Володя кивнул и выпил рюмку наливки.

Меня сразу отпустило. Я всегда свято верила в то, что по знакомству в нашей стране можно организовать практически все: ускоренное оформление документов, операцию вне очереди. А теперь, оказывается, построили такую специальную тюрьму с траволаторами и особыми комфортабельными камерами для тех, кто имеет среди своих знакомых полицейских! Вот это правильно.

На всякий случай я полюбопытствовала:

– А моему малышу дадут свежее постельное белье? И передай персоналу, что полотенца должны быть обязательно накрахмаленные, Степочка любит, когда они хрустят.

Майор перестал жевать и уставился на меня, словно во время охоты вместо ожидаемого лося увидел в лесу инопланетную тарелку, мигающую разноцветными огоньками.

Потом оглянулся на дверь.

Потом снова посмотрел на меня.

– Разумеется, Люба. Разумеется, ему дадут накрахмаленные полотенца, чтобы хрустели как следует, – сказал он после паузы.

– Да, и скажи им, Володенька, пусть его покормят питательным завтраком, – продолжала я наставления. – Степочка привык сытно кушать по утрам.

– Конечно, – кивнул майор с непонятным выражением, – получит свежевыжатый апельсиновый сок на завтрак.

– Нет-нет, Володенька, неужели ты не знаешь, что апельсиновый Степочка не любит! – поправила его я. Вот недотепа! А еще майор! – Ты разве не помнишь, что в детстве у него от цитрусовых был диатез? Лучше пусть ему морковный отожмут, он полезнее.

– Ага, я прослежу. – Майор хмурил густые брови, вертя в руках пустую рюмку. – Прослежу, Люба, чтобы ничего другого не отжали – только морковный сок.

Что ж, наконец хоть как-то все устроилось. Теперь я могла лечь спать, зная, что мой зайчонок сейчас укладывается на чистенькое бельишко, а с утра его накормят вкусным витаминным завтраком.

Вернувшись домой, в свою уютную квартиру №27 с видом на спящую Купчинскую улицу, я бережно положила Степочкину кепку с якорем на комод, рядом с нашей фотографией из Турции – оттуда он и привез этот забавный капитанский аксессуар, который, надо признать, ему невероятно шел. Невольно бросила взгляд на снимок. Мы стояли, обнявшись, в анталийском порту, на фоне островерхих яхт, смеялись – загорелые, счастливые…