Но когда владетель их князь увидел ту огромную добычу, золотые изделия и сосуды, пышные одеяния и множество угнанных [в плен] людей и скота, захваченных во время набегов, про себя решил [на следующий год] самому перейти на эту сторону. И вот он распорядился, чтобы все, кто находился под его властью, все племена и роды, проживающие в горах или долинах, на суше или на островах, оседлые или кочующие, бреющие головы или носящие косы, чтобы все они были готовы [явиться] по первому же зову его.

И вот, на тридцать восьмом году Хосрова, это был тревожный год его убийства, пришел тот самый Джебу хакан, о котором речь шла выше, вместе со своим сыном. И никто не мог бы сосчитать его несметное войско. Когда страшная весть [о вторжении] пришла в Алуанк, присланный Хосровом правитель и князь Алуанка Гайшак захотел укрыть народ страны в великой столице — в крепости Партав. По его приказанию множество жителей окрестных гаваров укрепилось в городе. Он думал с помощью вельмож страны и жителей города оказать сопротивление хазирам. Но он с тревогой следил и видел, что произошло с большим [укрепленным] городом Чора, с воинами, сторожившими его, с мощными стенами, построенными за большие деньги персидскими царями, которые, изнурив свою страну [податями], с помощью строителей построили из различных материалов великолепное сооружение и закрыли проход между Кавказским хребтом и великим Восточным морем.

И вот, при приближении вселенской ярости, которая еще предстояла всем нам, волны моря взбушевавшегося, катясь одна за другой, обрушились прежде всего на него и разрушили его до основания. Ибо, когда [сторожившие город воины] увидели страшное множество людей безобразных и широкоскулых, без ресниц, которые с длинными распущенными, как у женщин, волосами, мчались верхом на конях, страх великий объял их, тем более, когда увидели они, какие те искусные стрелки, как из тугих луков они обрушивали на их головы настоящий град стрел, как, подобно кровожадным волкам, свирепо набрасывались на них, безжалостно истребляя всех на улицах и в переулках города. Они не различали ни красивых и цветущих юных девиц и отроков, ни больных, ни немощных. Не щадили они ни калек, ни старцев. И не трогало нисколько их сердца усердие прильнувших к грудям убитых матерей младенцев, которые вместо молока сосали кровь [из ран] грудей. Напротив, как пламя, охватившее тростниковые заросли, они врывались в одну дверь и вылетали в другую, оставляя хищным зверям земным и птицам небесным довершать там злодеяние. Так, постепенно, волна эта накатывалась на нас.

Когда слух обо всем этом дошел до князя и начальника нашего, владевшего и правившего городом Партавом, ему захотелось поговорить с народом, укрепившимся в крепости перед великой опасностью, и узнать, что следовало бы предпринять? Он хотел было раскрыть рот [и поговорить с народом], но от страха великого, охватившего его с ног до головы, не смог он произнести ни слова, и так сильно трясло его, что колена его бились одно о другое. Когда собравшиеся люди увидели, до чего он струсил, то подняли шум и закричали: «Зачем же ты нас держал здесь до сих пор? [Разве для того], чтобы затем всех нас, вместе с женами и детьми нашими, предать в руки кровожадных зверей? Как можем теперь мы такой огромной и беспорядочной толпой выйти из [окружения] и бежать на глазах лютого врага, когда он вот уже всего в трех милях от нас?» И говорит один другому. «Зачем мы медлим? Чтобы найти в этом городе себе могилу? Давайте бросим имущество и скарб и убежим. Авось, да сумеем спастись». И все устремились к четырем воротам города, спеша [выйти] и укрыться в горах гавара Арцах.

Узнав об этом, враги пустились в погоню за беглецами и некоторых из них догнали у подножия горы, находящейся против большого села Каланкатуйк, расположенного в том же гаваре Ути, откуда и я [родом]. Но так как уже темнело, они не могли причинить им большого вреда, но лишь некоторых, из попавших им в руки, убили, а остальных вместе с захваченными, нагружеными скарбом арбами и скотом угнали в свой стан. И попечительством Божьим те [враги] прекратили погоню за беженцами. И все они под прикрытием ночи переправились в неприступный гавар Арцах, как некогда евреи через Красное море. Князю тому, по имени Гайшак, также удалось ускользнуть и перейти со всеми своими домочадцами в пределы Персии, но больше он не сумел вернуть себе прежнюю власть.

После всего этот бурный поток двинулся, как взбушевавшаяся река, по направлению к Иверии и окружил, осадил знаменитый изнеженный и богатый город Тбилиси [***]. Узнав об этом, великий император Ираклий тоже собрал все свое войско и поспешил на помощь союзнику. Они были очень рады встрече и обменялись царскими подарками и приношениями.

Затем надо было видеть там страдания жалких людей, осажденных в крепости. Беда за бедой обрушивалась на них, ибо еще не настало время для предстоящих событий. И случилось так, что Хосров, узнав о назначенном свидании двух великих государей, еще до осады, в помощь защитникам города отправил храброго и послушного воина — полководца своего Шарhапала, а с ним и тысячу воинов, отборных всадников из собственной своей стражи и телохранителей. [Горожане], увидев присланную [Хосровом] помощь — рослых и искусных воинов, сами весьма ободрились и стали насмехаться над обоими царями, хотя и видели несметное множество войск севера и запада, окруживших подобно горному кряжу, город. [Видели], как земля дрожала и стонала под ногами множества врагов, видели также различные орудия четырехколесные и всевозможные приспособления, изготовленные ромейскими мастерами, с помощью которых они огромными камнями метко обстреливали городские стены, чтобы сокрушить их. [Осажденные видели], как, наполнив песком и гравием огромные бурдюки, преградили они путь великой реке Куре, омывшей часть города, и обратили ее вспять, к стенам крепости, но они, нисколько не страшась ничего, подбадривали друг друга и вновь заделывали и восстанавливали разрушенные [неприятелем] стены.

Но постепенно иссякли и утомились войска двух государей, немало пало также в битвах пеших воинов. И тогда призадумались они и говорили между собою. «Зачем же эти потери наши? Лишь когда мы свяжем сильного, тогда и расхитим дом его, как того пожелаем»^[82]. Тогда великий и мстительный император Ираклий обдумал, как им следует поступить, и говорит он мужу тому, пришедшему ему на помощь: «Возвращайся ты пока к себе с миром, со всем своим войском. Видим мы, что привычные к прохладе, вы не переносите этот летний зной и не сумеете достигнуть жаркой страны Сирийской, где у великой реки Тигра находится престольный град персидский. И когда, по истечении жарких месяцев, наступит следующий год, немедленно поспеши сюда, чтобы исполнить нашу волю. Я же, между тем, не перестану сражаться с персидским царем, буду теснить его слуг и грозить его стране. И до тех пор буду я применять хитрость и сообразительность, пока его же люди покончат с ним».

И вот, когда жители города узнали о том, что те собираются снять осаду и удалиться, то еще больше возгордились и затеяли игру, которая и стала причиной их гибели: принесли они огромную тыкву кангун в ширину и кангун в длину и нарисовали на ней лицо царя гуннов: вместо ресниц провели линии, которые нельзя было заметить, место, где должна быть борода, оставили отвратительно голым, ноздри сделали шириной в пядь, усы — редкие, так что нетрудно было его узнать. Затем принесли [разрисованную] тыкву, поставили на стене лицом к ним и, обращаясь к вражеским воинам, стали кричать: «Вот он здесь, ваш государь-царь, придите поклонитесь ему. Это Джебу хакан!» И, взяв копья в руки, на их же глазах стали колоть тыкву, изображающую хакана. Издевались и насмехались также и над другим царем [Ираклием], поносили его, называя гнусным мужеложником. Увидев и услышав все это, разгневались цари, надулись и, накапливая месть в сердце своем, стали качать головой и клясться великими клятвами, мол, если даже не останется в живых никого из подданных в их царстве, они все равно должны отомстить им за эти оскорбления. И, повернувшись, они удалились с этими угрозами{187}.