Некоторые горняки у бадьи посмеялись, и старик, подмигивая им, вернулся к еде. Другие качали головами, фыркали или бормотали что-то непристойное, но никто так и не встал на сторону паренька. Даже Веселящий Стену, обычно всегда разряжавший обстановку, сейчас только скривился от боли в ребрах и продолжил набивать щеки кормежкой.

– Встань на проходе, где сквозняк, – насмешливо посоветовал ему Друль. – Вытяни руки и шмотье на них развесь… Глядишь, быстрее высохнет!..

– А ведь совет то дельный. Правда, если последуешь ему, то зарекомендуешь себя еще большим дерьмом, чем есть. А ниже падать и так уже некуда.

– Неплохая идейка, – вдруг встрял Руган, подав свой скрипучий, редко используемый голос. – Так тряпки и впрямь высохнут быстрее… Вот только я скорее прикончу этого опущенца на месте, чем позволю ему встать под сквозняк и провонять всю штольню манатками засраного старика…

Вугулай медленно перевел на него набрякший взгляд.

– Что, хочешь что-то возразить? – прямо спросил у него Руган, вперив в него свои близко посаженные глаза. Но старик лишь молча пялился в ответ, а на морщинистых губах играла неясная усмешка. – Бросай его шмотки, пока я не встал и тебя самого не бросил об пол!.. Слышь?!

– Ты, что ли, потом их будешь стирать? – спросил Вугулай.

– Да, я, – подтвердил Руган. – Обоссу их, а затем отхлещу тебя ссанными тряпками, пока не высохнут… И хлебало свое закрой, чтоб каша из него не сыпалась… Только еду зря переводишь.

Вугулай побагровел от оскорбления и заерзал, будто готовясь встать и поставить на место наглеца. Руган же с пристальным интересом следил за изменениями на физиономии старика и в целом выглядел настолько расслабленным, словно они всего лишь играли в кости, и сейчас был его ход, и он в азартном предвкушении больше не мог ждать, чтобы узнать, что же ему выпадет.

Поганьюн бесстрастным взглядом изучал выскочку, не прекращая перемалывать кукурузу челюстями. Вугулай как бы невзначай повернулся к нему за поддержкой, но тот на него даже не смотрел. Беспомощно прокашлявшись, он вытер рот размашистым движением руки.

– Не учили тебя со старшими разговаривать, сопляк, – пробормотал он. – Я бы поучил, да неохота на полный живот…

– Дак давай я тебя пну по нему, и он вмиг опорожнится, – с готовностью предложил Руган. – Тогда-то у тебя охота появится? А то мне страсть как интересно узнать, чего это я упустил в уроках о том, как общаться со старым говном, вроде тебя…

Вугулай снова прокашлялся и с деланной ленью и снисхождением отмахнулся от него, но за отечными веками в глазках пылала ненависть и затаенное зло, и их сложно было скрыть. С кряхтеньем встав, он заковылял к Вохитике.

– Давай сюда!.. – вырвал он вещи из его озябших пальцев, и голодный Вохитика тут же устремился к освободившемуся месту у бадьи. Но Вычужан, что сидел сбоку, преградил ладонью доступ.

– Рядом с опущенцами не ем.

Поганьюн поднял на него прохладный взгляд.

– Так зачерпни жратвы себе в ладони и иди доедай в своем углу.

Теперь уже у всех присутствующих вытянулись лица. Некоторые с откровенным недоверием повернулись к Поганьюну. И правда – ведь кто, если не он одним из первых повадился издеваться над новеньким?.. А сейчас с чего-то вдруг берет и резко выступает против…

– Поганьюн, ты чего? – непонимающе улыбнулся Вычужан. – Как с ним еще быть?.. Он же опущенец…

– Я в курсе, кто он, – сухо произнес горняк-тактик. – Ну не нравится тебе сидеть рядом с опущенным, так кто ж заставляет?.. Или внимание хотел к себе привлечь?.. Ну так привлек.

– Не понимаю тебя, Поганьюн…

– А тебе и не нужно понимать меня. Да и вообще понимать что-либо… Твое дело киркой махать, где скажут, и на этом все…

Вычужан все продолжал неверяще ухмыляться и качать головой, явно до последнего надеясь, что сейчас их главный заводила расхохочется над тем, как все повелись, и вместе со всеми отправит новенького спать голодным. Но Поганьюн оставался серьезным, желваки его играли за щеками, а теплые глаза, как у змеи, не мигали.

– Ну ничего, это пройдет, – поднялся горняк со своего места и грубо отпихнул плечом Вохитику. – Просто еще не все из нас отошли после муджока… Вот и ведут себя как сами не свои…

– Что ты там лопочешь про муджок? – не расслышал Поганьюн.

– Да ничего такого, брат!.. Просто знай, что соболезную твоей утрате.

Глаза горняка-тактика превратились в щелки.

– Чего ты сказал?.. Что там за утрата у меня?

Некоторые из горняков, обращенные спиной к Поганьюну, красноречиво скорчили гримасы, явно пытаясь напомнить Вычужану о чем-то важном.

– Поганьюн отрекся от своего брата еще задолго до его гибели – так ведь обмолвился вчера один из них? – проснулся голос внутри Вохитики. – Хоть смерть брата его и потрясла, но от слов своих отказываться он все равно не станет. Не хочет выставлять себя слабым. Неловкая ситуация. И этот горняк в нее не вник. Своими соболезнованиями он ненароком или намеренно дает понять, что не воспринимает всерьез заявленное Поганьюном ранее.

– Времени, – помедлив, выкрутился горняк и ухмыльнулся. – Целый день потратили на это дерьмо… Уж лучше бы и дальше скалу долбили.

Поганьюн коротко кивнул и потерял к нему интерес.

«Но почему он за меня заступился?»

– Ты всерьез спрашиваешь? – удивился голос. – Сколько еще раз тебя надо развести, чтобы ты наконец усвоил?.. Этим скотам уже обрыдло жить в большой и пыльной дыре и одного муджока раз в три луны им явно не хватает. Каждый устраивает тут собственные игры, как может и с кем может – и ты идеально для этого подходишь… Покажи им, наконец, обратное. Не ведись. Будь скучным, невовлекаемым. Только тогда от тебя отстанут.

«Не похоже, что он играет. Он потерял родного брата, и теперь пытается скрыть грусть. Может, смерть близкого повлияла на него? Вдруг он теперь станет другим?»

– Он хочет, чтобы ты так подумал, потому что накануне окончательно потерял твое доверие. Но тут внезапно умирает его брат, на которого ему было насрать, и он сообразил, что эта ситуация сыграет ему только на руку, и при правильных словах сумеет вернуть твое доверие…

«Ты только сам вслушайся в бред, который мелешь. Мир не крутится вокруг меня. Я это уже усвоил, а ты и подавно должен, раз берешься мне советовать…»

– Мир не крутится, но Поганьюн, он…

«Все, замолкни», – мысленно отмахнулся от своего внутреннего наставника Вохитика.

Быстрыми и слаженными движениями он бросал оставшиеся в бадье сгустки каши себе в рот и тут же сглатывал. Поглощать пищу он здесь научился даже быстрее, чем испражняться – тем непродолжительнее раздражались на него сидящие рядом соседи. Чем меньше он давал повод заострить на себе внимание, тем лучше.

– Ну чего такие кислые, мужики? – вдруг воскликнул Веселящий Стену. Насытившись, он стал добродушнее. – Думаете, в кашу нам кто-то нассал?..

– Такие думы только тебе на ум приходят, – сонливо отозвался Друль. – Так что если почуем нечто эдакое, уже заранее будем знать к кому идти долото в хрен вколачивать…

– А у самого-то что на уме?.. У-у… – скривился весельчак. – Просто хочу напомнить: через день или два намечается встреча с родными… У носильщиков же в последний раз была вроде? Значит, наша очередь подошла…

Вохитика, услышав новость, оживился. Ему уже было известно, что раз в три луны каждая из братий выходила поутру на арену, где их ждали семьи и близкие, пропущенные через парадный спуск, но он не подозревал, что очередь на горняков падет так скоро. Он пребывает на карьере всего ничего, а ему уже невмоготу. Но встреча с отцом, матерью и, как он надеялся, с братом, должны придать ему сил, так необходимых, чтобы продолжить бороться здесь за свое существование и дальше.

Несмотря на выходку Вугулая, мальчик засыпал с довольной улыбкой на губах, и этой ночью ему не снились кошмары. Но кошмар его ждал утром по пробуждению.

– Подъем, отребье!.. – проревел чей-то зычный голос. Вохитике через сон показалось, что он его уже где-то слышал. Воспоминание было как-то связано с тяжелым запахом угля на складах.