Пароход «Святой Пантелеимон» прибывал ровно в полдень. С одиннадцати часов Пронин прогуливался по порту. Зашел в грязноватый ресторанчик, где сразу услышал азербайджанскую речь. Перекусил. Прогулялся по саду, весьма замусоренному. Однако в гуще сада обнаружил огороженный павильон. Оказалось, это дорогой ресторан «для избранных». Там любит ужинать английский генерал! Денег у Пронина имелось немало, и он решил рискнуть. Потребовал, чтобы его пропустили в этот закрытый павильон, нашел повара-армянина, немного говорившего по-русски. Объяснил, что он торговый представитель Совнаркома. Щедро заплатил метрдотелю и забронировал себе лучший столик.
– Французское шампанское у вас имеется? – спросил он повара.
– Есть «Клико», дорогой гражданин. И водка тутовая есть.
Что ж, день начинался неплохо.
Он поспешил к пароходу. Водитель Василич из посольства – двухметровый здоровяк, с трудом умещавшийся в автомобиле – умело растолкал всех встречающих, пролагая путь для Пронина. Иван Николаевич в белоснежном костюме и не менее белоснежной летней шляпе, с роскошным букетом в руках не спеша пробирался к трапу. Два других букета держал в своих ручищах водитель.
Мимо проходили коммивояжеры, британские офицеры и военные инженеры, персидские торговцы… Трех красавиц Пронин заметил сразу, издалека. И немедленно бросился к ним навстречу. Один за другим вручил всем троим по букету, перецеловал ручки. Всех одарил своими визитными карточками.
– О, вы из Советского Союза! – обрадовалась Эва Карл, мать двух красавиц. – Это замечательно. В наше время если и можно кому-то доверять, то только советским чиновникам. Вот иранцы обещали нас встретить, а что-то их не видно.
– Опаздывают, как всегда, – сказала старшая сестра, Арзу. – Как будто ты забыла восточные манеры?
Пронину сразу понравилась младшенькая. Сурия смотрела на него смиренно и лукаво. Василич виртуозно отсек из от толпы и вывел на свободное пространство. Там можно было поговорить.
– Я предлагаю вам интересную автомобильную поездку до Тегерана. Ведь вы давненько не были в Иране. Там вам уже приготовлены покои в шахском дворце… А пока предлагаю немного отдохнуть с дороги в местном ресторане.
– С вашей стороны это очень любезно. Предложение принимается, – улыбнулась маменька. Арзу немного надула губки, а Сурия улыбнулась.
– Как вас зовут? – переспросила Эва.
– Пронин. Иван Николаевич Пронин.
Своим багажом они абсолютно не интересовались. По старой вельможной привычке не сомневались, что слуги всё доставят, куда надо. Пронин очаровал их шампанским и велеречивыми тостами. Понравился им и пышный, свежайший торт с цукатами, который так хорошо было запивать холодным брютом «Клико».
В Тегеран они отправились так: в первом авто – Пронин и Эва, во втором – Арзу и Сурия. После ресторана обе они непрестанно хихикали и подшучивали друг над дружкой, как дети.
– Вот, вернулись дети на родину. На родину своего отца, – сказала Эва Пронину вполне доверительно. – Возможно, найдут здесь свою судьбу… А моя настоящая родина даже не Германия, а Россия. И здесь я задержусь ненадолго. Может быть, на неделю. Осмотрюсь. Мне нужно убедиться, что моих дочерей здесь принимают достойно. А потом у меня дела в Латинской Америке. Так что мне предстоит долгое плавание…
– Искренне желаю вам благополучного и счастливого морского пути…
– Я опытная путешественница, за меня не волнуйтесь. А вот за Арзу и Сорайю… Вы производите впечатление надежного человека. И вообще я люблю русских… Прошу вас, возьмите их под своё покровительство! Прямо с сегодняшнего дня. Почаще посещайте их во дворце. С вашим положением вы будете туда вхожи. И поглядите, чтобы их не обижали… Хорошо?
– Договорились, – ответил Пронин почти равнодушно, а в душе ликовал. В первые дни в Иране ему откровенно везло. Судьба сдавала ему веские козыри. Теперь нужно было только воспользоваться этой удачей.
Первый выстрел
Нет лучшего способа, чтобы почувствовать дух города и получше узнать древнюю цивилизацию, чем поход на базар и в цирюльню. На следующий день после знакомства с семейством Исфандияри Пронин с утра решился на одинокий променад. Без Альвареса и без посольских. В Москве он иногда брился в парикмахерской, но чаще – самостоятельно, старенькой опасной бритвой «Золинген», которую добыл в качестве трофея ещё в Первую мировую. Она служила ему и в командировках. Но сегодня с утра он только принял ванну – и не побрился. Таким и явился в базарные ряды. Фрукты и овощи его мало интересовали – их и так в Иране повсюду полно. Его привлекали старинные медные лампы и кувшины – на все вкусы, как в восточных сказках. Он немного понаблюдал, как персы торгуются, упоминая риалы и туманы, купил со скуки медную безделушку – небольшое изображение тигра. А потом немного побродил по городу – и нашел цирюльню, старую тегеранскую парикмахерскую. Там пахло паром и чем-то сладким. Цирюльник замахал руками, предлагая Пронину зайти в кабину и занять место на удобном лежаке, который покрыли свежей простыней. Жарковато было в этой цирюльне! Пронин разделся до майки и трусов и лёг. Перс лет сорока принялся ловко натачивать старую бритву – огромную, кривую, как сабля, видимо, местного производства. Чекист невольно подумал: «Одно неверное движение – и конец. Что напишут в газетах? Торговый представитель Совнаркома погиб в тегеранской цирюльне. Хорошая завязка для анекдота». Цирюльник чиркнул спичкой – и заработала его печка, на которой кипятились влажные полотенца, вроде нашенских вафельных. Он стал отпаривать лицо и шею клиента, накладывая на него горячие мокрые полотенца. Пронин почувствовал себя, как в парной, на полке. Пользоваться мылом цирюльник не собирался. Брил на пару и только на пару. Когда клиент, как сказали бы у нас, дошёл до кондиции, иранец начал аккуратно брить Пронину шею, щёки, подбородок… Действовал он спокойно, уверенно. Да и пар делал своё дело. Иван Николаевич не ощущал никакого дискомфорта – как будто его намылили. Цирюльник подставил ему зеркало. Пронин кивнул, мол, всё хорошо. Тогда мастер указал ему на свои волосы – темно-рыжие, аккуратно подкрашенные хной. Пронин замотал головой и громко произнес: «Нет, нет!» И, оставшись седовато-русым, щедро расплатился и вышел на улицу. Замечательно! Он прочувствовал, что такое старый Тегеран, попробовал его на вкус и на запах.
Побродив по Тегерану, он зашел к Эве и её дочерям. Они славно устроились в отдаленных чертогах огромного дворцового комплекса. Гостиная сверкала золотом, три спальни были оформлены в серебряных тонах. Пронин застал Эву за скучным делом: сидя за письменным столом, она разбиралась в финансовых счетах, что-то записывая в специальный кондуит. Но обрадовалась визиту русского друга и отбросила это скучное занятие.
– Знаете, Иван Николаевич, я именно вас ждала. А то навалилась рутина. Война… Приходится внимательно подсчитывать расходы. – Ей доставляло ностальгические удовольствие называть его по имени и отчеству – в истинно русском духе.
– Надеюсь, и доходы не переводятся? – шутливо спросил Пронин, усаживаясь в кресло, на которое ему изящным движением руки указала Эва.
Она не стала жаловаться:
– В Аргентине умер мой дядя. Известный инженер-кораблестроитель. Он там сколотил миллионное состояние. Жил одиноко, остались только племянники. Так что кое-что мне причитается, – устроившись на диване, Эва сложила в замочек свои длинные пальцы.
– Да, вы рассказывали, что скоро отправляетесь в долгое морское путешествие. Надеюсь, оно будет благоприятным.
– Ах, Иван Николаевич, я всегда мечтала о настоящем семейном большом доме, а полжизни провела в путешествиях.
– Вы еще так молоды, госпожа Исфандияри. Большой дом – это ваше будущее. Поверьте торговому человеку, мы недурно умеем предсказывать.
– Торговым людям не верю нисколько. А лично вам, Иван Николаевич, верю без оговорок. Вы надежный человек. Я давно таких не встречала.
– Просто нас с вами многое объединяет. И прежде всего – Россия.