– Нет, вы только посмотрите на него! – возмутились сзади в очереди. – Видит, что мы спешим и так нагло задерживает всех!
Максим Александрович мог бы и заступиться за себя, да только чувствовал он себя совсем неважно, а сил едва ли хватало выговаривать сумму оплаты каждому покупателю.
– Что за базар тут устроили! – прогремел басистый и раскатистый голос Магомеда. – Кто после вас тут мыть всё должен?! Совсем обнаглели!
Кучка покупателей притихла и повалила обратно на улицу. А оставшаяся бабка, которой Максим Александрович делал ксерокопии, внезапно стала вежливой и уступчивой. Это случилось и с остальными: цены теперь всех устраивали, а мелочь вдруг находилась где-то в карманах. Когда наш герой обслужил в течение часа весь поток нахлынувших покупателей и остался с Магомедом наедине, на него посыпался шквал критики от начальника.
– Только плакаться можешь, Смирнов! Посмотри, какая грязь! Ждёшь, пока я мыть буду?
Магомед был ещё мягок с ним. Настоящая буря из него вырывалась, когда ему пытались противоречить. Максим Александрович, больной и ослабший, молча подчинился и вымыл пол. Но только стоило ему убрать ведро со шваброй, как дверь в киоск распахнулась и явилась горстка напыщенных налоговиков. Обменявшись шутками с Магомедом, они попросили шоколадное печенье и кофе. В это время в киоск подошла и Аня. Мужчины вдруг порозовели, заблестели и едва ли не превратились в своих обезьяноподобных предков. Посыпались комментарии, гласившие, что с её приходом тучи вдруг расступились, воздух посвежел и жизнь зацвела новыми красками. Магомед шутливо удивился, как это такую красавицу не украли, пока она преодолевала дворик между зданием налогового комитета и киоска. Аня спокойно выдержала дикие выходки самцов, которые её словно и нравились, и обратилась к нашему герою:
– Здравствуй, Максим. Можно мне шоколадное печенье.
Только она и называла его по имени. Только она и была ему приятна. Он замер, смотря на неё. Время вокруг остановилось. Озноб, жар и головная боль только наводили лёгкую пелену на зрительную картинку. Сквозь заложенность в ушах он услышал от Ани:
– Ты заболел Максим? Очень неважно выглядишь.
– Он от твоих чар остолбенел, – заметил Магомед, и налоговики громко рассмеялись.
– И вправду, плохо выглядит, – добавили они.
– Ни ест ничего, худой как додик, кашляет без конца, – объяснил Магомед. – Я ему говорю, что всё дело в кондиционерах моих. Если бы не был таким хлюпким, то нормально всё было бы. А то, видите ли, кондиционеры на него плохо влияют.
– Надо бы ему обследоваться, – предложил налоговик.
– Девку ему надо! – ответил Магомед.
Снова всеобщий смех. Максим Александрович покраснел. Аня засмущалась и, оплатив покупку, покинула киоск.
– У моего дяди так же всё начиналось, – продолжил налоговик. – Потом сделал рентген лёгких и нашли рак. Так не успели лечение начать, как он взял, да и умер.
Далее для Максима Александровича всё будто виделось и слышалось из-под футляра. В груди его сразу заложило, коленки затряслись, глаза так и норовили пустить слёз, а в голове лишь гремели слова налоговика о раке. С трудом Максим Александрович дотерпел до обеденного перерыва, а затем пулей помчался в близлежащую поликлинику делать рентгеновский снимок лёгких.
Глава 2: Опухоль
Когда попадаешь в лечебницу, невольно чувствуешь себя выбывшим из игры, временно или даже окончательно. Доселе единственным, что волнует и двигает действиями человека, является некая абстрактная победа. На пути к ней небрежно расходуются все ресурсы – и материальные и духовные – без всякой заботы о здоровье. Эти непрерывные человеческие бега стирают всякие страхи и ежесекундно внушают человеку, что ничто другое не имеет значения, кроме участия в них. Участие и есть то, в чём заключается главный смысл, ведь в конце концов ждут лавры, представляющие собой наивысшее сокровище вселенной. Возможно всё это обман, ведь никто никогда не достигал конечной точки: участники выбывают, им на смену приходят другие, а игра продолжается. Игроки словно дровишки, поддерживающие огонь в костре. Они играют до тех пор, пока не настанет их собственный конец. Но случаются в жизни человека мгновения, когда его участие прерывается прежде, чем наступает смерть. Тогда на него находит озарение. Он точно персонаж из компьютерной игры, которому удалось встать на место геймера и взглянуть на всю ту фальшивую действительность, в которой он никогда не сомневался. Он, наконец, ощущает, насколько измотан игрищами, осматривает свои погрубевшие, мозолистые и окровавленные руки, замечает ослабшие зрение и слух, которые теперь показывают затуманенную картинку и проигрывают шипящую мелодию. Больнее всего оказывается не телесная боль и даже не осознание безвозвратно потраченного здоровья: невыносимым становится осознание, что всё потрачено впустую. Сколь много богатств не удалось бы нажить вокруг себя, в моменты осмысления жертва здоровьем и молодостью всегда будет казаться напрасно.
Максим Александрович впервые за долгое время покинул игру и оказался в студенческой поликлинике, реалии которой таковы, что если о них не ведать, то и вовсе не попадёшь на приём к врачу. Вот и наш герой, увидев возле кабинета с два десятка студентов, не поинтересовавшись, куда все стоят, занял свою очередь. Миловидный парень уступил ему место, что несколько смутило его. В тридцать пять лет он выглядел как минимум на десять лет моложе, и хорошо знал об этом. Неужели его болезнь настолько заметна? Максим Александрович наблюдал за молоденькими студентами, один за другим покидающими кабинет врача, и мысленно ругал их. Они пришли починить небольшие поломки в теле и залатать прорехи. И все уроки, которые они могут извлечь в моменты передышки, для множества из них оказываются вновь забытыми, шансы остаются неиспользованными, а игра с новою силою захватывает зависимых игроков. Вместе с тем Максим Александрович завидовал студентам: все они скоро вернутся к игре, а к нему уже тянулись лапы смерти. Ему казалось, что время его упущено, а второго шанса не будет. Он хотел вскочить с жёсткого скрипящего сиденья, схватить молодых глупцов, встряхнуть их с силой, взглянуть очами, полными истины, в их невинные глаза и прокричать: «Очнитесь! Живите! Любите! Наслаждайтесь!». Но на это у него не хватало ни сил, ни воли, ни храбрости. Впрочем, обмякшую и сонную очередь встряхнул кое-кто другой.
Дверь из кабинета врача распахнулась и в коридор вылетело коротенькое и тоненькое тельце в белом халате с копной взлохмаченных чёрных волос, тусклых и безжизненных, как и застывшее в отвращении лицо, половину которого заслоняли большие некрасивые очки с безвкусной оправой. Врач пулей прошмыгнула в туалет напротив и скрылась. В коридоре повисло гнетущее молчание, которое через минуту другую прервалось громогласным смывом в унитазе. Врач выскочила обратно в коридор с опущенной, словно у помешанной, головой, ринулась к своему кабинету, но внезапно остановилась, причём настолько внезапно, что студенты вокруг вздрогнули. Не поднимая головы и не оборачиваясь к людям в очереди, она медленно подняла указательный палец кверху и застыла в таком положении на несколько секунд. Потом вдруг сделала полуоборот лица в сторону сидящих, и взглядом из коса впилась в глотку каждого. Как вдруг из неё вырвался ураган слов, точно лай мелкой истеричной дворняжки:
– Никто, слышите, НИКТО не зайдёт в мой кабинет в верхней одежде! Для кого работает гардероб на первом этаже? Вы вообще слышали о санитарно-эпидемиологических нормах?! – Врача уже начало трясти, однако как быстро слова её набирали взрывную силу, столь же внезапно теряли громкость и становились спокойными. Поэтому с первого раза нельзя было точно заключить о природе её состояния: то ли она зла и обижена, то ли действительно борется за соблюдение норм безопасности, или она просто всех и всё вокруг ненавидит? Много странного и дикого проскальзывало в её наружности. Но более всего Максима Александровича поразил тот факт, что доктор была ещё молода. Едва ли она прожила два с половиной десятка лет, но уже была такой неуравновешенной и нервной.
