– Вот что, Алла… Иди-ка ты домой… Отдохни пару дней, погуляй… Ну я не знаю… что еще… Сходи куда-нибудь… Вот! В Театре эстрады сейчас Геннадий Хазанов выступает со своим кулинарным техникумом. Ухохочешься! Мы с женой позавчера ходили… А с бухгалтерией и табельной я договорюсь. Скажу, что… это… ну, в общем, найду что сказать!

Алла благодарно посмотрела на директора, одного из лучших представителей семейства мужчин, и пошла к выходу из института. Ей пришлось пройти мимо все еще обнимающихся Звягиных. Как среагировал на ее торжественный проход мимо них зам по науке, Алла не заметила. Ей было уже не до него. Она не могла понять, каким образом опять так расслабилась и попала в лапы к очередному оборотню. Ей ли, уже битой и тертой жизнью, утрачивать бдительность! Ей ведь уже далеко не двадцать, когда Счастливчик мог вить из нее веревки! Как же Звягин сумел ее так приворожить? Чем? Неужели всего лишь песнями под гитару? Неужели приятным голосом и улыбкой? Это ведь все такое внешнее… А она уже давно не реагировала ни на что внешнее, броское и эффектное. Казалось, что Сергея ей хватило на всю жизнь… Ан нет! Как же она могла так довериться этому заму по науке? Ведь уже много лет не откликалась ни на какие призывы мужчин, выбирала их только сама, и вот вам… Алла остановилась посреди улицы, потому что вдруг поняла, в чем дело. Ей опять захотелось любви, чтобы все внутри напрягалось струной и трепетало при одном лишь звуке его голоса, при одном прикосновении… Как же все-таки неправильно воспитывают девочек! Зачем им забивают головы всякой чушью: сентиментальными сказками о любви, легендами о верности и баснями о самоотверженности? Всю эту галиматью потом почти невозможно вытравить из души и сердца. Девочек с младенчества надо воспитывать так же, как мальчиков: солдатиками и пистолетами. Их надо учить драться, плеваться сквозь зубы, материться как можно забористей и чихать на любовь и верность. Она, Алла, если бы была учителем литературы, совсем по-другому преподавала бы свой предмет. Она говорила бы девочкам:

– Читайте и учитесь на классике! Швабрин – это норма! Гринев – сказочный герой вроде Чиполлино. Онегиных в жизни – пруд пруди, а Ленский, «с кудрями черными до плеч», скорее всего, нетрадиционалист. Печорин – очень жизненная сволочь, Болконский – лощеный гад, ухайдакавший свою жену еще до родов! Ромео Монтекки очень вовремя помер, потому что в противном случае Джульетта осточертела бы ему через пару месячишек, как бедняга Розалинда!

А уж что касается «Алых парусов», то эту книгу Алла вообще сожгла бы на костре и рассыпала бы ее последний типографский набор. А изучать в школе предложила бы «Кармен» Проспера Мериме. У этой женщины нежным девочкам надо учиться, как себя вести с мужчинами.

Очнулась Алла у Эрмитажа, куда ноги принесли ее сами, как после разрыва со Счастливчиком. А стоит ли идти смотреть на Антиноя? Он наверняка был таким же негодяем, как и все. Красивые негодяи – они еще страшнее. Алла резко развернулась, пересекла Дворцовую площадь, через арку Главного штаба вышла на Невский и медленно пошла к метро, постепенно успокаиваясь. А собственно, чего это она так вызверилась на Звягина? Разве он ее в чем-нибудь обманул? Он просто не сказал, что у него есть жена и дети. А разве он обязан был говорить? Вот если бы она его спросила, а он сказал, что холост и бездетен, тогда бы соврал, а так… Неполная правда – все равно правда. А если бы он сказал, что женат? Что тогда? А тогда она послала бы его ко всем чертям! Вот и славно! Можно представить, что он сегодня сам объявил ей, что женат, и она послала его ко всем чертям! Была проблема – и нет проблемы!

Алла храбрилась и бодрилась, но на самом деле ей хотелось выть громко и долго. Хорошо, что она сейчас на людях и не может этого сделать.

На Владимирском, в ее собственной квартире, Аллу ждал Александр Леонидович Звягин, которому она на свои деньги лично заказала ключ. И первым, что она ему приказала, было:

– Ключ на стол.

Звягин безропотно выложил его на журнальный столик.

– Вы свободны, Александр Леонидович, – абсолютно спокойно сказала ему Алла. – Можете идти заниматься наукой и… семьей.

– Погоди, – Звягин подлетел к ней, схватил за руку и заговорил так проникновенно, как еще никогда до этого: – Да… я виноват перед тобой… и перед женой своей виноват… перед всеми… Но разве я знал, когда женился, что встречу тебя? Я как только тебя увидел в институте, сразу понял, что все… влип… влюбился…

– Брось, Саша, – усмехнулась Алла. – Это у тебя врожденный мужской инстинкт сработал: бери, что плохо лежит! Любовью тут и не пахнет!

– Разве я не доказал, что люблю тебя? Да я сто раз доказал!!!

– Если бы любил, то сказал бы про жену и дочерей, сказал бы, что ошибся, поторопился с женитьбой… А ты успевал и нашим, и вашим: и со мной спать, и жене любовные весточки слать! Так ведь? Иначе она не обнимала бы тебя так страстно в институте, а сразу залепила бы по морде!

– Ну… я же сказал, что виноват, – взмолился Звягин. – Я все время хотел вам обеим сказать… признаться во всем, но как-то не получалось… И потом там девочки: Катя и Машка…

– Вот и катитесь, многоуважаемый зам по науке, к своим девочкам! – зло сказала Алла и сложила руки на груди, отгородившись от него их живым крестом.

Потерянный, сжавшийся и скукоженный, Звягин ушел, а для Аллы начались кошмарные дни. Жена Александра Леонидовича, Лариса Павловна, устроилась к ним же в институт в бухгалтерию. Разумеется, в очень скором времени она была посвящена доброжелателями в тайны отношений собственного мужа с некоей Белозеровой Аллой Константиновной. Лариса Павловна поначалу придала этому не слишком большое значение. У всех мужиков бывают загулы, так уж они устроены, и с этим надо считаться. Александра тем более можно простить, потому что он целых полгода жил в Ленинграде без женщины. Какой мужчина это выдержит? Но когда Лариса Павловна увидела Аллу Белозерову собственной персоной, то онемела от ужаса. Таких безупречных красоток она видела только в иностранных модных журналах. Только одно лицо – есть настоящее произведение искусства! Как она умудряется так красить ресницы, что ни одна не слипается с другой? А кожа?!! Какая у нее кожа!!! Гладкая, матовая, без единого дефекта!!! И губы! Такой красивый изгиб! И помада какая-то особенная! У нее, Ларисы, помада вечно скатывается в противные кусочки и в уголки губ почему-то затекает. А у этой – блеск да и только! А одежду эта Алла явно не в магазине покупает! Шьет, наверно, на заказ. Но ведь это надо еще суметь придумать, чтобы тебе так сшили: просто, неярко, но так элегантно и изысканно, хоть плачь. Такую женщину на кривой кобыле не объедешь… В такую любой мужчина влюбится, не только ее Сашка. Наверняка эта инфернальная женщина совратила кучу мужиков из института.

Больше всего Ларису поразила Аллина прическа. Настоящий блестящий шлем – волосок к волоску! А что, если по этой части и попытаться с ней сразиться? У нее, Ларисы, тоже очень сильные и густые волосы, и тоже, между прочем, прямые! Если она пострижется, то они, возможно, будут лежать не менее красиво. Да и вообще! Давно пора распрощаться с косой. Она теперь живет в столичном городе, а не в паршивом заштатном Новореченске, где и сходить-то, кроме речного вокзала, некуда. Что-то не видела она в Ленинграде женщин с косами! У всех стильные стрижечки или пышные прически.

Укрепившись таким образом в собственном решении, Лариса отправилась в парикмахерскую. Когда она распустила свои волосы, они накрыли ее всю до колен, как плащом, и смотреть на это чудо сбежалась вся парикмахерская. Лариса стояла перед зеркалом и чуть не плакала. Она вспоминала, как впервые разделась перед Сашей, вот так же стыдливо закрывшись волосами. А он онемел от этого необычного зрелища и сначала целовал лишь кончики пшеничных прядей, а потом, специально медля и растягивая удовольствие, долго добирался до ее тела… А потом волосы мешали, и приходилось их срочно скручивать жгутом или быстренько заплетать опять в косу, чтобы забрасывать за подушку, иначе в постели не повернуться было ни ему, ни ей. Ларисины волосы были семейной реликвией. А распускать их на ночь и расчесывать стало для обоих ритуалом. Саше нравилось, зарываясь в густое золото ее волос, искать в них пышное розовое тело…