— У меня ощущение, что мы прощаемся, Кать, — Миха сидит напротив в кофейне и потягивает «американо».

Нога зажила, он уже практически не прихрамывает. Месяц-другой и, пожалуй, начнет постепенно возвращаться к тренировкам.

— Ни в коем случае. Я совмещаю! Хорошо быть боссом.

— Смотри мне, — подмигивает. — Моя карьера в твоих руках.

Болтаем еще немного, а потом он уезжает на вокзал, чтоб через несколько часов уже быть в родной Одессе. Этот Новый год у него будет с семьей, без блондинок.

Гуляю по торговому центру, затариваясь всякой всячиной для новогоднего стола в нашем доме. Нашем с Яром новом доме, в который внезапно превратилась та недостроенная конструкция, в которую он привез меня, когда похитил со свадьбы. Время от времени мужчина спрашивал меня мельком о вкусах в интерьере, показывал фото в сети. Все невзначай, не акцентируя внимание. И, собрав по крупицам информацию, он передал пожелания дизайнеру, а тот создал просто нереальный проект, который уже воплощен. Мой охранник Костя стоически терпит шоппинг. Его присутствие обязательно если я не с Яром, ведь я теперь «в бизнесе». Иначе папа переживает. А ему нельзя. У него сердце. Пусть даже то не мешает ему снова тягать железо, пусть и с меньшим пылом.

— Катерина, машину посмотрели, нашли проблему, исправили. Женя ее уже везет.

— Спасибо.

И что там стучало, интересно. Открываю рот спросить, но передумываю. О машинах парни готовы говорить часами.

Спускаемся на подземную парковку. Женя отдает ключи и прощается, его ждет такси. Включается мой телефон. Опершись о колонну роюсь в сумке. Костя грузит покупки в багажник, запирает его и садится за руль.

— Яр, привет, я…

— Ты где? — чужим голосом орет он в трубку.

— На парковке, сейчас уже поеду. А что…

— Не подходи к машине, в ней…

Мерный рокот двигателя. И громкий, просто оглушительный взрыв. Жуткий удар, сбивающий с ног и еще один — о бетонный пол. Звон, гул, вспышки перед глазами. Боль. Темнота.

Вспышки света. И от них глазам так больно, словно в них снова и снова вонзаются десятки лезвий. Лица надо мной. Незнакомцы. Парамедики. Они что-то говорят, но я не слышу слов. Лица у них добрые, обеспокоенные, напряженные. Что произошло? Взрыв? Я точно помню взрыв… А со мной? Что со мной?

Хочу что-то сказать, спросить, но из горла не вырывается ни звука, а мысли ускользают. И мне ужасно-ужасно больно сразу везде, будто меня избили. В ушах звенит. Голова разламывается.

Яр. В его синих-синих глазах столько боли, отчаяния, какого-то смертельного ужаса, что это затмевает мою собственную физическую боль.

— Я-р, — с трудом выдавливаю, заикаясь.

Ответа уже не слышу.

Белый потолок, светло-зеленые стены. Люди в бирюзовых формах, врачи. Какая-то аппаратура. Обрывки фраз. Контузия. Легкая. Что это? Что-то про войну, военных…Я причем?

Что ж так сильно болит голова? И внезапно тошнит настолько, что я едва успеваю повернуться на бок и меня выворачивает. Все вокруг меркнет, удержать сознание выше моих сил. А их как будто вообще не остается.

Полумрак. Глазам так намного проще. Но все равно ощущение, что в них насыпали песка. Веки тяжелые, опухшие. И красные, совершенно точно. Как и глаза Яра надо мной. Он плачет. По бледному, как мел, лицу скользит слезинка. Исчезает в густой щетине. Губы двигаются.

— …все нормально, слышишь? Не бойся! Ты поправишься!

Его голос срывается. Горячие губы прижимаются к моей ладони. Покрывают ее поцелуями.

— Не…п-плачь, — выдавливаю.

Поднимаю руку. Она словно тонну весит. И дрожит как от предельного напряжения. Но я все же дотягиваюсь ею до заросшей щеки. А Яр сразу перехватывает мою ладонь. Держит, прижимая к своему лицу. Оно меркнет перед глазами.

— …ненавижу тебя ненавижу-у! — рыдает мама. — Из-за тебя моя дочь едва не погибла!

Папин ответ я уже не слышу. Уплываю снова. Темнота манит. Там не больно.

Светло. Мама и папа. Мама плачет и гладит меня по волосам, а папа застыл рядом, как каменная статуя.

— Катюша! Как себя чувствуешь? — пробивается сквозь звон в ушах.

— Го-ло-ва болит, — заикаюсь, давлюсь словами. Подкатывает тошнота. Медленно и осторожно вздыхаю, и выдыхаю. Минута и приступ проходит.

— Ничего, это ничего, все пройдет, дочка.

— Где…Яр?

И он материализуется, как из воздуха. Бледный и будто постаревший на десяток лет. Я различаю у него на макушке седую прядь. Протягиваю руку, словно со стороны наблюдая, как собственные подрагивающие пальцы тянутся к волосам мужчины. Чувствую их шелк. Да, это и правда седина. Он поседел за…

— Сколько времени?

— Половина первого.

— Уже…следующий день?

— Не волнуйся ни о чем. Все будет хорошо.

Осмотры, обследования, какие-то вопросы для понимания в порядке ли память. Заверения, что мое состояние опасений не вызывает и все будет хорошо. Какая-то еда. Капельницы. Боль. Головокружение. Страх чего-то, что не получается описать даже в мыслях.

Мне нельзя вставать, да я бы и не смогла. Трудно, больно даже пошевелиться. Повернуть голову, поднять руку. Кружится голова и подташнивает. А еще страшно. Страшно до паники.

— Я помню, что взорвалась машина. Костя погиб, да? Это… Это все Игорь, верно? Где он?

— Арестован, — рычит Яр. — Кабин… Он мне позвонил, предупредил. И он его сдал. Игорю не отвертеться. Не волнуйся ни о чем.

Меня снова и снова просят не волноваться. Рассказывают, что переживать не о чем. Все, что нужно-это отдыхать, поправляться. И мне правда потихоньку становится лучше. Яр от меня практически не отходит, ухаживает сам, отмахиваясь от попыток его сменить. Кое-как заставляю его спать — хотя бы рядом со мной, на одной койке, и есть, когда ем сама.

А потом внезапно окружающая действительность с грохотом взрывается, в глаза ударяет адски яркий свет и меня уносит в жуткий, бездонный кошмар.

Светло. Мягкий свет проникает в палату через наглухо закрытые жалюзи. А я их не замечала. Как и окон, как холодильника в углу и стола с чайником и микроволновой печкой рядом с ним. В другом углу шкаф-купе с зеркалом. Напротив койки затянутый белой кожей диван. Палата больше похожа на обычную спальню в квартире. Все, чтоб пациенту было комфортнее.

Я одна. Наверное, это меня и разбудило. Что Яра нет рядом. Вспоминается ночь, взрыв, мой смертельный ужас. Пробирает дрожь. Натягиваю повыше одеяло, сжимаясь в комок. Зубы стучат.

Это что галлюцинация? Я схожу с ума? Такие будут последствия контузии?

На тумбочке стоят часы. Одиннадцать тридцать и дата — первое января. Взрывы! Они не привиделись, это были новогодние фейерверки! Выдыхаю. Я не сумасшедшая, ура! Просто теперь впадаю в истерику от громких звуков. Временно!

Вспыхивает воспоминание о том вечере. Я помню момент травмы — это редкость. Так говорит мой врач. А еще он говорит, что мне повезло. Стой я в момент взрыва лишь немного иначе, могло быть хуже. Было бы хуже. А если бы не Яр, не его звонок, я бы умерла в той машине. А Кабин…Выходит, он предупредил. Оказался не готов к такому. К убийству.

А вот Игорь смог. Решился расправиться со мной в отместку отцу. Это страшно. Очень и очень страшно понимать, что человек, которого знаешь всю жизнь, оказывается способным убить тебя.

От нервов начинает болеть голова, но это уже не та боль, которую я испытывала в минувшие дни. Четыре дня! Я тут уже четыре дня! Сегодня пятый.

Хочется в туалет и помыться. Медленно, очень медленно, сажусь, потом спускаю ноги с кровати и касаюсь ими пола. Он холодный, но так даже лучше. Это бодрит.

Встаю. Палата качается перед глазами, но я упрямо жду, пока это пройдет. Пора уже ходить самой! Хватит!

Маленький шажочек. Еще один. И еще. До ванной комнаты метра три. Я тащусь с минуту. Капец. Яркий свет режет глаза, но увидев себя в зеркале я об этом забываю. Бледная. Скулы такие, что неровен час порезаться. Под глазами не просто синяки, под ними полопались капилляры. Заплетенные в косу волосы грязные.