Вася, как было условлено, подошел к супермаркету с тыла – незачем смущать добропорядочных покупателей. Черный ход, конечно, был на замке, а тетя Люся где-то задерживалась. Вася стоял, покачиваясь взад-вперед на носках, и от нечего делать рассматривал окрестности.

А рассматривать было что.

Прямо напротив супермаркета, тесно сдавленный со всех сторон панельками, асфальтом и парковкой – стоял деревянный дом. Не какая-нибудь хозпостройка, а настоящий дом, как в деревне. С бурой крышей, поросшей зеленым мхом, с резными наличниками, с чердачным окном-навесом, из которого, казалось, обязательно должен был незаметно выглядывать домовой. И с огромной старой елью возле окон, чуть ли не втрое выше самого дома. На выступе чердачного окна лежала еловая шишка и немного сухой хвои, окончательно отделявшие дом от окружавшей его городской реальности. Казалось, там, во дворе, царит лесная тишина, нарушаемая только голосами птиц, и пахнет нагретыми земляничными полянами.

Но что именно было во дворе, Вася не видел. Дом был обнесен глухим забором, и ворота его – именно ворота, не калитка – были, видимо, наглухо заперты.

Прислушавшись, Вася различил глуховатый собачий лай. Но больше из-за забора не доносилось ни звука.

Тетя Люся, наконец, ответила на звонок и впустила Васю в подсобку. По запаху в ней Вася сразу понял – куры что надо.

Быстренько вручив тете Люсе свою благодарность – тортик «Птичье молоко» («Ну, жентельмен!» – расплылась тетя Люся в умиленной улыбке), Вася принялся грузить упаковки с тухлятиной – целых десять кг – в свои пакеты. Куры оказались не целыми, а разделанными грудками на кости, и плавали в ароматной жиже – но так было даже лучше для дела. Возни с ними в дороге, конечно, больше, и стирать рюкзак наверняка придется – зато каков будет эффект на месте… Вася аж зажмурился, представив себе это зрелище.

– Теть Люсь, – вспомнил он, когда куры были уже погружены, рюкзак плотно завязан, а сам Вася тщательно споласкивал руки в раковине подсобки. – А что это у вас за домик тут такой? Прямо как в деревне!

– Какой еще домик? – равнодушно пожала плечами тетя Люся. – Ах, этот… Да не знаю, не приглядывалась я. Может, сторож какой живет или бабка, мне почем знать. Не из наших работников.

– Собачка вроде у него…

– Может, и собачка, не слыхала. Некогда мне собак-то рассматривать. Тут по району собачников много.

Тете Люсе явно не терпелось вернуться к своим обязанностям. Да и то, квартальная премия сама себя не заработает.

Еще раз поблагодарив тетю Люсю, Вася и сам заторопился. Он уже успел посмотреть приложение с расписанием электричек – нужная ему отходила через десять минут.

Он выскочил из подсобки, услышал, как за спиной повернулся в замке ржавый ключ, и собирался уже дать небольшой кросс в сторону станции…

Когда окраинный недострой снова сыграл с ним поднадоевшую шутку. Вася запнулся о выбоину плитки и на этот раз сбалансировать не сумел. Потяжелевший рюкзак придал ему ускорения, и Вася пропахал носом апрельскую грязь аж до самого деревянного домика, глухо стукнувшись головой в запертые ворота.

«Как баран… Твою мать!»

Один из пакетов внутри, похоже, лопнул от толчка, и за шиворот Васе полилась вонючая жижа.

– Экая… неприятность! – прошипел он.

Все-таки тетя Люся была недалеко и могла его услышать.

Вася стоял на четвереньках, грязный, мокрый и вонючий, размышляя о том, как он в таком виде поедет на электричке. И вообще куда бы то ни было поедет.

И тут запертые ворота бесшумно отворились.

В воротах стоял сумрачный дед. Заросший седой бородой, весь какой-то дремучий. В зеленой брезентовой куртке, штанах, резиновых сапогах. И почему-то в красной лыжной шапке с надписью «Олимпиада-1980». Глаза его блестели из-под шапки зеленоватыми льдинками.

– Ну, проходи, – сказал дед.

– Дедушка, да ведь я… – опешил Вася.

– Проходи, говорю, – Васе показалось, что при этих словах голос его чуть потеплел. – Вон, грязный какой, вонючий. Переодеться надо. Одежу простирнуть. Самому помыться.

Дед говорил спокойно, негромко, но Вася понял, что возражений не предполагается. Он кое-как поднялся с колен – рюкзак давил на плечи, голова кружилась от удара – и шагнул вслед за дедом во двор.

Ворота за ним захлопнулись.

Двор у деда оказался большой. Кроме ели у самых окон, там росли густые кусты сирени, жасмина и шиповника, несколько рябинок, березка. У открытой веранды были разбиты клумбы, на них цвели синие и белые подснежники и готовились зацветать крокусы и гиацинты. Не было здесь только плодовых деревьев. А впрочем, какие плоды в городе? Отрава одна.

И еще Вася, как ни искал глазами, не сумел обнаружить ни собаки, ни будки.

Они подошли к высокому деревянному крыльцу с резными перильцами, и дед жестом показал Васе, куда можно скинуть рюкзак с курами.

– Охотник? – спросил он, вдохнув аромат.

– Зоолог, – Вася и сам был рад освободиться от рюкзака и стоял теперь, потирая ушибленные плечи. – В Зоомузее работаю. И в заповеднике еще. Мне эти куры для кандидатской нужны. Ну, то есть, не сами куры, я на них мелких куньих приманиваю. Всяких ласок, хорьков, горностаев… Куницу, если повезет. А потом их всех фотоловушка щелкает.

– И то я гляжу, – дед понимающе кивнул, – какой охотник дельный в эту пору зверя бьет? Линяют все…

Они поднялись на скрипучее крыльцо, вошли в сени. Там пахло сушеными травами и еще чем-то непонятным, хвойным.

– Дедушкой меня назвал – это хорошо, это правильно. Другие-то как учнут ругаться поматерно. А я этой матерщины вот как не люблю!

Вася предпочел умолчать о том, какие слова ему на самом деле хотелось сказать, когда он ударился головой о ворота.

Дед кивнул на большую лохань в углу.

– Одежу сюда скидай. Да не боись, выдам сейчас тебе перемену.

Он прошел в комнаты, порылся там то ли в шкафу, то ли в сундуке – Васе не было видно – и скоро возвратился, протягивая гостю шерстяные штаны и телогрейку. Вася быстро снял промокшую и грязную одежду и с неожиданным для себя наслаждением натянул «перемену». Дедовы штаны с телогрейкой были старые, но чистые, и приятно пахли полынью – видно, дед перекладывал ей одежду от моли.

– Спасибо, дедушка, – от души поблагодарил он.

– Ну вот, а теперь можно и в баню, – довольно кивнул дед.

Васе показалось, что он ослышался.

– Как – в баню? У вас тут и баня есть? Прямо в городе?

– Чего ж нет, – усмехнулся дед. – Для таких, как ты, и держу. Наш-то брат в бане не парится… Давно только не заходил никто. А сегодня с утра – слышу, собачка лает, гостя зазывает, значит. Ну, я и велел протопить.

– Кому велели? – глупо спросил Вася.

А дед-то, похоже, не один живет. Или приходит к нему кто?

– Другану моему. Ну, нечего лясы точить, мойся иди, а то мне на вечерний обход скоро! – прикрикнул на Васю дед.

Баня действительно стояла во дворе, среди кустов сирени. И как это Вася сразу ее не заметил?

Внутри было жарко натоплено, лежало мыло, мочалка, стоял большой чан с водой. От воды поднимался пар. Вася заглянул туда – на дне чана лежали крупные сизые камни. Видно, их туда кинули раскаленными, чтобы вода прогрелась.

И когда это дед успел? Или друган его? Где он, интересно?

Вася с наслаждением мылся и парился, и его не покидало чувство нереальности происходящего. Деревенская баня по-черному – в огромном городе среди панелек. И как это тетя Люся никогда не замечала, что во дворе напротив топят баню? А может, просто горожане так привыкли торопиться и ни на что не обращать внимания, что и слона посреди Москвы не заметят?

И еще у Васи постоянно было ощущение чьего-то присутствия. Но не угрожающего, а доброго – как в детстве, когда бабушка, подперев щеку рукой, умиленно смотрела, как маленький Васенька кушает кашку. Поэтому он не беспокоился – в конце концов, в этом доме все было странным.

Когда блаженно распаренный, чистый Вася вернулся в дом – то увидел, что дед развешивает в сенях его постиранную одежду.