Вначале ее гнев был направлен против отца, но, поразмыслив, она решила, что он не единственный, кто поступил подобным образом — выдал дочь-бесприданницу за богатого старика, чтобы решить собственные финансовые проблемы. К тому же Гастингс, несмотря на грубоватые манеры, пользовался уважением среди английской знати, чего нельзя было сказать о его сыне. Никому не пришло бы в голову осуждать сэра Джеральда за то, что он отдал свою дочь лорду Генри.

— Мадам! — Служанка держала в руках золотой обруч.

Вымученно улыбнувшись, девушка подставила лоб. Она была единственной, кто страшился предстоящей церемонии. Остальные обитатели замка пришли в радостное возбуждение. Несмотря па поздний час, гасконцы с воодушевлением готовились к свадебному торжеству, хотя не многим из них предстояло принять в нем участие.

Наконец, пояснив знаками, что пора идти вниз, служанка распахнула дверь. Набрав в грудь воздуха, Элинор вышла из спальни. У нее было такое чувство, словно она идет на казнь.

Остановившись наверху узкой лестницы, которая вела в тускло освещенный зал, она увидела пятерых незнакомцев в плащах и сапогах. Один из них, судя по смуглому цвету кожи, был гасконцем. Наверное, сосед, которого вытащили из постели, пообещав дармовую выпивку и угощение. Двое других могли быть родственниками Гастингса, поскольку имели сходство с Пэйном, только были намного моложе его и не столь привлекательны.

Элинор медленно спустилась по лестнице. Лорд Генри предложил ей руку.

— Дорогая, — сказал он, изображая перед гостями галантного кавалера. — Вы прекраснейшее создание из всех, кого видел этот зал.

Опешив от его внезапной учтивости, Элинор не нашлась что ответить. С натянутой улыбкой она позволила Гастингсу проводить ее к очагу, в котором ярко пылали сосновые поленья. Свежий запах смолы смешивался с пряными запахами еды, поднимаясь к закопченным стропилам. Подняв глаза, Элинор увидела дюжины птичьих гнезд и белые пятна помета на потемневших балках.

— Элинор, дорогая, — обратился к ней Гастингс, — у нас мало времени. Наши гости спешат вернуться в лагерь. Если ты не возражаешь, святой отец… — Он повернулся к щуплой фигуре в сутане, стоявшей спиной к пламени.

— Подойдите ближе, дети мои, — воззвал священник. — А невеста-то и впрямь хороша, — заметил он, скользнув по груди и шее Элинор взглядом, едва ли подобающим особе духовного звания. Взяв новобрачных за руки, он потянул их к огню, не желая покидать теплого местечка.

Никто не потрудился представить Элинор гостей, хотя Гастингс и упомянул мимоходом, что молодые люди являются его сыновьями. Неужели он считает ее слишком ничтожной, чтобы знакомить с членами своей семьи?

Ее пересохшие губы едва шевелились, когда она произносила слова обряда. Ей казалось, что, если бы она вдруг лишилась дара речи, никто бы не заметил. Роль шафера выполнял Пэйн, а роль подружки невесты — краснощекая горничная.

Перед потрескивающим очагом мирно спали две гончие, в стропилах постанывал ветер, дымящиеся факелы шипели, рассыпая искры. Элинор рассеянно слушала монотонную речь священника. Должно быть, он так часто выполнял брачный обряд, что выучил все слова наизусть. Мысли ее переключились на Джордана, и сердце болезненно сжалось. Войди он сейчас, она провалилась бы сквозь землю от стыда! Как бы она объяснила ему, что у нее не было выбора?

Губы ее тряслись, горло сдавило, когда короткая церемония подошла к концу и Гастингс надел ей на палец золотое кольцо с жемчужиной. Слишком большое для ее изящных, маленьких пальчиков, будто с чужой руки.

Новобрачный поблагодарил гостей за оказанную честь. Мужчины откликнулись смехом, дружескими хлопками и непристойными шутками. Младшие сыновья Гастингса присоединились к поздравлениям, с завистью поглядывая на молодую жену отца.

Пэйн, отделившись от шумной компании, расположился на скамье у очага, прихлебывая вино из кубка, который то и дело наполнял.

— Пойдем, Элинор, ночь уже на исходе.

От выражения похоти на лице новоиспеченного мужа Элинор стало дурно.

Тем временем гости, успевшие выпить и закусить еще до церемонии, направились к дверям, отклонив не слишком настойчивое предложение хозяина остаться.

— Тебя ждать завтра, отец? — спросил один из младших сыновей Гастингса.

— Можешь не сомневаться, даже если к утру ему понадобятся носилки, — ввернул Пэйн заплетающимся языком.

Сальная шутка была встречена взрывом хохота, хотя и не пришлась по вкусу Гастингсу, наградившему сына свирепым взглядом.

Гости высыпали на улицу, впустив в зал холодный воздух. Элинор успела увидеть клочок звездного неба, прежде чем дверь захлопнулась.

Они поднялись вверх по винтовой лестнице. Гастингс поддерживал ее за талию.

— Ты боишься меня, Элинор? — хрипло выдохнул он, обдав ее запахом гнилых зубов.

Закрыв глаза, Элинор старалась не дышать. Ноги ее подгибались, ладони вспотели. Еще немного — и все ее жуткие фантазии о свадебной ночи с лордом Генри превратятся в реальность. «Господи, не допусти этого!» — взмолилась девушка.

— Ты не ответила мне, — сказал Гастингс, распахнув дверь в спальню, где на разобранной постели стояла жаровня с горячими углями.

— Боюсь, — вымолвила Элинор, стараясь держаться как можно дальше от него.

— Это естественно, — заверил он ее, закрывая дверь. — Невинные девицы всегда боятся первого раза.

В комнате не было ни слуг, ни толпы пьяных гостей, обычно провожавших молодых до брачного ложа. Элинор возблагодарила Господа за его малые милости. Вряд ли она смогла бы выдержать длительную церемонию и молила Бога, чтобы ужасная пытка скорее закончилась. Гастингс был стар, и она надеялась, что силы у него уже не те.

— Не так я представлял себе нашу свадьбу, — вздохнул лорд Генри.

— Я тоже.

— Впрочем, это ничего не меняет. Я не мог отправиться в бой, не попробовав того, что принадлежит мне по праву, — пробормотал он, коснувшись шершавой ладонью ее щеки.

Элинор подавила дрожь отвращения, когда он поцеловал ее в лоб.

Поставив зажженную свечу рядом с кроватью, Гастингс потянулся к шнуровке ее бархатного сюрко.

— Элинор, я знаю, ты скромная девушка, но у меня мало времени. Надеюсь, ты не собираешься изображать из себя монашку?

Ухмыльнувшись, он распустил шнуровку и снял с ее головы золотой обруч.

— Это принадлежало моей первой жене. Красивая была девушка, но до тебя ей далеко. Я с трудом верю, что ты и вправду моя.

— Я тоже, — вымолвила Элинор, вкладывая в эти слова совсем другой смысл. Ужас того, что происходило, не поддавался описанию.

— Я знаю, ты не любишь меня. Но разве так трудно изобразить хоть каплю привязанности? — Он распустил ее косы и восхищенно ахнул, когда золотистые волосы рассыпались по плечам.

После небольшой паузы Элинор отозвалась:

— Это было бы ложью.

Ее откровенность неприятно поразила Гастингса.

— Проклятие! — прорычал он. — Хотя бы в свадебную ночь!

Отбросив нежности, он грубо повалил ее на постель. Никогда еще Элинор не чувствовала себя такой униженной, хотя отдалась человеку, который был ее мужем перед лицом Господа.

Гастингс дрожал от ярости.

— Готов поспорить, что с де Вером ты была любезнее, — рявкнул он, срывая с себя одежду.

Элинор пропустила мимо ушей его злобное замечание.

— Я, конечно, далеко не красавец… Может, и был когда-то, да эти дни давно миновали. Зато у меня есть деньги и власть. Это надежнее, чем смазливое личико, Элинор. Наступит день, когда ты увянешь, а я найду кого-нибудь посвежее. Что ты на это скажешь?

Он старался причинить ей боль в отместку за свою уязвленную гордость. Элинор натянула одеяло до самого подбородка, радуясь, что свеча и очаг дают мало света. У нее не было ни малейшего желания лицезреть его старческое тело и боевые увечья.

— Что, нечего сказать?

— Когда этот день придет, милорд, я возблагодарю Господа за избавление.

Гастингс издал яростный вопль, напоминавший рев раненого быка. Не в силах поверить в подобную наглость, он с остервенением ударил кулаком по подушке.