Ни молока, ни меда, только хлеб и вино,

Ни Божьего дара, только тяжесть труда.

С тех пор человечество обречено

На предчувствие смерти и чувство стыда.

С древа жизни Он не позволил вкусить,

Человек с человечицей превратились в прах.

Надлежало в смерти зло свое уморить,

Чтобы вечность добром сияла в глазах.

В Таинстве брака жизнь прожив,

Райскую любовь, как огонь, сберегли

И нам донесли словно песни мотив,

И выжил человек в пустыне земли.

В их памяти: мёд волокут медведи,

Молоко всегда стоит на столе,

Все изобилие нерукотворной снеди

И Бог идущий по саду, как по воде.

Райская колыбель стала тесна.

Правда жизни – познай и умри.

Сотни лет их душила вина,

Холод снаружи и холод внутри.

Райский город обещан в Завете.

Четыре реки разбавляют тлен.

Нас ждет в итоге всего на свете

Новый рай, а не смерти плен.

Рай небесный – ангелов дом,

Он над началом и концом пути.

Трое там за одним столом,

Невидимые видимы, как во плоти.

Во снах и так открылось пророкам

Три рая – сад, город и небо.

Потеряв однажды свой ненароком

Верность-веру хранили Адам и Ева.

Скрылись от Бога, но от Бога не скрыться.

Боялись увидеть, Он видел насквозь.

Дали врагу над собой воцариться,

Самозванство его смертью отозвалось.

В поте лица, вдвоем в одиночестве,

Догорает костер, сгущается тьма.

Было в отечестве, осталось в отчестве,

Божьи дети без Бога сходят с ума.

В ризы из кожи облеклись уходя.

Не вернуться назад, хоть из кожи вон.

Первая жертва на закланье идя,

Надеялась, что это лишь страшный сон.

Страх проходит со смертью земной,

Жизнь бесконечней звездного неба.

Не скучно Адаму стало жить с женой,

Счастье любви слаще райского хлеба.

Кость от костей, плоть от плоти Адама,

Душа в душу, вот они муж и жена.

И так непохожи, другие прямо.

Открылась в другом Бога глубина.

Вечная жизнь и райские кущи,

Манна небесная и Бог на земле.

Все одному звучит вопиюще,

Смысл во множественном числе.

Сотворение рода из праха до Эдема,

Сотворение Евы как разрыв пополам.

Не сон обуял, а исступление, тардема,

Не боль, а экстаз испытал Адам.

Грани мужского и женского рода,

Аверс и реверс плоти одной,

Той что возможно андрогина природа,

По образу и подобию изумляет красотой.

В лабиринте Эдема заблудились они

И вкусили от яблони вечной и тленной,

Надеясь, что тогда загорятся огни

И откроются тайны вселенной.

Взрослые дети, слепые в умах,

Путь жизни открыт, только иди.

Тысячи раз вслух и в сердцах

Будут проклинать себя, как не крути.

Гениальный Садовник в опустевшем саду.

Человек, как и Бог, не заменим.

Горнее творение у всех на виду

Без венца потускнело и стало ничьим.

Рай надмирный открывается крылом.

На страже бесплотный и верный.

Ищущим рай видится вещим сном,

Всем прочим снится сон эфемерный.

Так будет не раз – обманет услада.

На каждый шаг и движенье руки

Из листвы донесется шипение гада,

И боль от укуса и отрава в крови.

Стали смертными все, как тот человек,

Тот первый Адам, его Ева и дети,

Весь будущий Ноев ковчег,

И все живое на этой планете.

Как простить ему смерть и забвение?

Люди-то смогут воскреснуть потом!

Твари земные за малым исключением

В будущей жизни останутся за бортом.

С той поры всякое дыхание вокруг

Враждебно друг другу и синеве.

Полюбить и тем разорвать этот круг.

У Бога все живы по библейской главе.

Океаном об камни надрывается сердце,

Мысли витают птицами в облаках.

Возьми мой ветер, чтобы опереться,

Возьми звезды вести впотьмах.

Слово живёт в звуке услышанном,

Свобода в сказанном слове своём.

Молчать солнцем, ласкающим крыши,

Звучать музыкой под хрустальным дождем.

В небо влечёт энергия Божьего дара,

Колесо дней вращается в лепоте и во зле.

Остаётся покой после жизни пожара,

Вдохновение полёта в опаленном крыле.

В тебе, как и в другом, вижу Единого Бога,

Ты одна возвращаешь меня к Нему.

Напрасно змеится земная дорога,

Алмазная вера рассечет предрассветную тьму.