– Мы так старались! Это был шанс! Единственный выпрошенный нами шанс для вашей разнесчастной страны! А они в него пулей! Пулей!
– Погоди! – не вытерпела я. – Так что же получается – все эти моря крови, все эти народовольцы, революционеры, Гражданская, репрессии – это все наказание за месть одного-единственного Милорадовича? Столько жизней за одну? Жестокая такая арифметика…
Тобиус устало вздохнул.
– Разве в наказании дело? Неиспользованный шанс – это очень серьезно. Открылся черный коридор. Долгое время зло, нравственно связанное с тем событием, имеет возможность свободного распространения. А новый шанс еще надо заслужить…
Свечение за занавеской исчезло.
А я вспомнила о маме.
6
Бывают такие квартиры, переступая порог которых, как будто попадаешь в другое время. Квартира моей мамы существует автономно от окружающего мира где-то в семидесятых. Причем все мои попытки как-то модернизировать мамино жилище потерпели сокрушительную неудачу. В квартире обитают «чужаки» из XXI века – новый телевизор и стиральная машина-автомат. Новый телевизор мама, естественно, смотрит, в полной мере наслаждаясь счастьем переключать каналы с пульта, лежа в кровати. Однако и старый не выброшен. Он занял достойное место на кухне, как раз поместился на холодильнике. И на все мои крики о том, что смотреть это ламповое чудо уже все равно нельзя, а можно только слушать, поэтому не грех отправить бы его на свалку, мама резонно отвечает, что на кухне она все равно не смотрит в экран, она смотрит на плиту и тем временем по телевизору что-нибудь слушает.
Со стиральной машиной дела обстоят еще хуже. Мама упорно, просто в знак протеста против наступающего прогресса, пользуется крошечной «полуручной» машинкой, мотивируя тем, что так ей удобнее. Подаренная же мной машинка-автомат пылится без дела. Об убогой стенке, на которую мама ходила отмечаться, где она и познакомилась со своей лучшей подругой Галей, я вообще молчу. Шансы избавиться от стенки равны нулю, да и как тогда рассказывать всем приходящим в дом занимательнейшую историю, что Галя, в свою очередь, в этой же самой очереди (смешно звучит)… Так вот, Галя там же познакомилась со своим будущим мужем Колей. Который оказался редким подонком… Продолжение я, признаться, подзабыла, тем более, что оно почему-то всякий раз слегка видоизменялось и дополнялось новыми деталями. Так вот, как же рассказывать это историю, где взять, так сказать, «запев», если самой стенки уже не будет?
Старые треснутые чашки, линялые занавески, все это близко и дорого сердцу моей мамули, со всем этим связаны воспоминания, и все это свято охраняется фразой «этим еще вполне можно пользоваться». Я лично никогда не увлекалась фэн-шуй, но один из постулатов этого учения, который случайно где-то подслушала, оказался мне очень близок. Звучит он приблизительно так: «В доме должно быть что-то или очень нужное, или очень красивое». И еще там утверждается, что если что-то из одежды вы не носили больше трех лет, значит, вы не будете носить это никогда, и с этим нужно безжалостно расставаться. Я просто прослезилась, до чего мне понравились эти слова. Тем более, что я уже давно стараюсь жить именно так. Но среди наших родителей, большинство таких, как моя мамуля, переживших годы тотального дефицита.
Для многих радикальным средством от захламления крошечных квартирок стала дача. На дачах у людей складируется старая одежда, причем не только спортивные костюмы, пригодные для работы в огороде, но и поеденные молью шубы, а также бальные платья с невыводимыми пятнами. На дачах пылятся подшивки некогда прогрессивных журналов, где кусочками печатались интересные романы. А самое главное – на дачу периодически отправлялась старая мебель, что давало возможность поставить в квартиры что-то более удобное и комфортное. Но у нас нет дачи! Зато мы каждое лето куда-нибудь ездим, а в летние выходные принимаем приглашения друзей с фазендами. И нам хватает.
Однако, кроме обстановки в квартире, дух 70-х заметен в куче других мелочей. Например, мама на праздники печет пироги, делает оливье с картошкой и вареной колбасой и салат из крабовых палочек с рисом. Все мои уверения, что голодные годы давно миновали и теперь от праздничного стола требуется легкость и изысканность, не действуют. Я попыталась как-то приготовить крабовые палочки «по-модному», заменив рис свежей капустой. Мамочка попробовала и вынесла вердикт, что с рисом вкуснее.
Я уже молчу про то, что ее совершенно не интересуют новинки парфюмерии, вершиной этой отрасли она считает запах неких французских духов, страшно дефицитных, но порою доступных в 70-е годы. И так во всем. Приемник настроен на канал, передающий песни прошлых лет. В качестве тряпочек на кухне используются остатки от полотенца и футболок. От этого меня вообще потряхивает! Но я не могу наводить здесь свои порядки. Я могу лишь только что-то подарить, подозревая, что это никогда не будет использоваться. А в какие штыки было встречено мое робкое предложение поставить наконец стеклопакеты и перестать гонять меня ежегодно на субботник под названием «заклейка окон». Аргумент, что эти пакеты не дают людям дышать, и вообще – все искусственное отравляет людям жизнь, я выслушивала в развернутом мамочкином изложении часа полтора. Вот такая у меня мамуля. И мы с ней очень любим друг друга.
Сообщить важную новость я решила на кухне, когда мама сидит, чтобы не упала. Я примостилась у окна в продавленном кресле-кровати, которое занимало полкухни и не выбрасывалось на случай приезда гостей, которым надо где-то спать. Мамуля старательно разлила чай из красивейшего заварного чайника, оставшегося от бабушкиного сервиза. Все чашки были давно перебиты, остались только чайничик да блюдца. Приблизительно такая же участь постигла уже не один сервиз, и блюдца высоченными пирамидками загромождали мамин буфет. Потом она придвинула ко мне блюдо с пирожками и улыбнулась.
Весь текст я выдала сразу:
– У меня будет ребенок. Его отец Игорь. Мы вряд ли будем с ним жить, я не знаю, где он.
Боже мой! Как же мне хотелось, чтобы мама расцвела в улыбке. Чтобы она вскрикнула: «Какая радость! Наконец-то! У меня будет внук! А я уж думала, не дождусь! И бог с ним с Игорем, сами воспитаем!» Трагизм ситуации заключался в том, что я не могла осчастливить этой новостью отца ребенка, и теперь ждала восторгов от матери. А она лишь поджала губы и, глядя в стол, произнесла: «Ясно!» Потом помолчала и добавила: «Тяжело тебе придется…»
– Мама, ты что, не рада? – обалдев от такой реакции, спросила я.
– А чему радоваться? Отец ребенка неизвестно где. Жить ты будешь неизвестно на что.
– Я вообще-то работаю. И не собираюсь бросать работу, буду совмещать. И потом, ты же мне поможешь?
– Я? Только тем, чем смогу. Я не буду сидеть с ребенком целыми днями. Сразу тебе говорю. У меня давление. И я не могу брать на себя ответственность за маленького ребенка.
У меня перед глазами промелькнуло все мое детство, проведенное под крылом у бабушки. Меня нельзя было отдавать в садик – я болела. Меня надо было на три месяца отправлять на дачу – мне нужен был свежий воздух. Меня надо было на первых порах встречать из расположенной у черта на рогах английской школы. Все это было бабушкиной заботой, родители работали. Тогда, в обожаемые мамулей семидесятые, это звучало как аргумент. Женщина обязана была работать, иначе – статья за тунеядство. Были послабления, связанные с наличием детей, но где и кем они всерьез принимались в расчет? И бабушки покорно несли заботу о внуках. Это было нормой. Теперь все переменилось. Бабушки еще молоды, носят джинсы, устраивают личную жизнь в интернете и, что самое главное, работают. А как им жить на пенсию? Все они в один голос заявляют: «Я своего ребенка вырастила».
Да, теперь неработающую мамашу с ребенком никто не осудит. Только вопрос: на что она будет жить? Хорошо, если отец ребенка достойно заботится о благе семьи. А если он слинял, как мой Игорек? Или тупо лежит ни диване, рассуждая о своей непризнанной гениальности, как муж моей подруги Вики? Или он ушел на погода в запой по случаю рождения сына, как муж моей подруги Тани? На что они будут жить, если бабушки ласково, но уверенно пошлют их на фиг?