– Вы на себя хотите? – ответила она вопросом на вопрос.
Я кивнула.
– Больших размеров у нас нет! – победоносно сообщила продавщица.
Видимо, она искренне поражалась моему нахальству. Как я посмела с такими немодными формами посягнуть на их модный-перемодный магазинчик?!
– Одежда для полных этажом выше! – крикнула она мне вслед. (Дескать, для вас есть отдельный вольер, вот и не суйтесь в приличные места!)
Пожалуй, пойду и утешу себя порцией фисташкового мороженого, а она пусть попивает обезжиренный кефир. Мне будет вкусно, а ей кисло. Я буду толстая, но довольная, а она худая, но голодная!
Не успела я приземлиться за столик, как Тобиус бесшумно опустился на соседний стул. Неужели и он будет долбать меня по поводу диеты?
– Еще не хватало мне заниматься твоей биомассой! – усмехнулся ангел.
– То есть телом, ты хотел сказать?..
– Ну да, телом… Есть чувства, есть разум, а у вас почему-то именно тело, всего лишь оболочка, которой вы временно пользуетесь, стоит чуть ли на первом месте.
– Ну ты сказал! Во-первых, через эту оболочку мы получаем большинство приятных ощущений: ласка, еда, баня…
– Странно! – Тобиус пожал плечами и порылся в записной книжечке. – По моим данным, самые сильные ощущения, в том числе и из области удовольствий, должны идти через чувства…
– Ну, вообще говоря, ты прав. Наслаждение от настоящей любви не идет ни в какое сравнение с наслаждением от секса, а радость от интересного общения в сто раз круче радости от обильного застолья – уступила я, – Но уж если у тебя что-то болит… тут уж не до духовности.
– Да, ваше тело устроено так, что периодически что-нибудь болит. Оно вообще очень непрочное, несовершенное, но оно и должно быть таким, как любая временная вещь с очень ограниченным сроком пользования.
– Между прочим, мог бы мне подсказать какой-нибудь рецепт, средство какое-нибудь от смертельной болезни!
– А зачем?
– Я бы людям сообщила. Много жизней бы спасли.
– А зачем? Зачем вы так усиленно стремитесь продлить земную жизнь? Вам потому и дано столь несовершенное тело, что оно не предусмотрено как инструмент длительного пользования. Земная жизнь – очень кратковременный промежуток, в который надо успеть сделать очень много для духовного роста, для гуманитарного развития человеческого социума, для самопознания. А все попытки продлить бесцельное существование тела – тщетны. Когда телам объективно надо будет просуществовать побольше – средства от болезней отыщутся сами…
– А если существование не будет прогрессивным, то возникнут новые болезни?
– И это справедливо.
– Но все-таки, почему одним дается красивое тело и здоровое тело, а другим – нет. Причем очень часто хороший человек болеет, а плохой – здоровый как лошадь. Я, конечно, понимаю, что наши тела для тебя – как для нас старые платья, но мы ведь все-таки живем в них какое-то время…
– Вопрос подбора биомассы для определенной души – вопрос очень сложный, и тут необходимо учесть множество факторов.
– Пожалуйста, прекрати называть наши тела биомассой. И если можно, объясни, по какому принципу, например, идет подбор души для того, кто сейчас внутри меня? – И погладила свой пока еще плоский животик.
– Ну, во-первых, – и Тобиус как-то горделиво расправил плечи, – я похлопотал, чтобы это была родственная тебе душа. Вы уже бывали в родстве в предыдущих жизнях и неплохо ладили. Но, к сожалению, не все зависит от меня. За кое-какие ошибки в прошлом ему придется заплатить кое-какими проблемами со здоровьем в будущем.
Я поперхнулась десертом.
– У меня что родится даун?
– Во-первых, я не понимаю, почему такой испуг? Если у некоторых людей путь к сознанию закодирован, вовсе не значит, что они хуже, чем большинство остальных…
– Слабое утешение.
– Это не утешение, это факт. Ты, наверное, слышала, что среди тех, кого вы называете душевно больными, очень велик процент гениев… Все потому, что, имея свои коды к сознанию, отличные от ваших, они могут многое, чего не можете вы, например, подключаться к абсолютному знанию…
– У меня родится даун? – завизжала я. Люди за дальним столиком с удивлением повернули головы в мою сторону. Я и забыла, что со стороны все это смотрится так, как будто я одна сижу за столиком в полупустом кафе и что-то бормочу себе под нос…
– Не нервничай! – улыбнулся ангел. – Тебе вредно. Твой малыш будет иметь стандартные кодировки.
Я выдохнула с облегчением. Но тут же во мне заиграло мое вечное любопытство.
– А что это ты такое говорил про абсолютный разум?
Тобиус призадумался.
– Если говорить понятным тебе языком, это некое информационное поле, расположенное вокруг Земли. И вся информация, до которой, как вам кажется, вы доходите сами, – расположена именно там. И все ваши открытия, все ваши великие литературные произведения…
У меня расширились глаза.
– Так это правда? Писатель не сам пишет роман, а лишь имеет возможность скачать материал из информационного поля?
– Ну неужели ты в этом сомневалась? Маленькие дети, сочиняющие гениальные вещи. Люди, описывающие в своих романах вещи, о которых они не могли достоверно знать или которые еще не произошли. Вспомни, хотя бы "Титаник", гибель которого была описана заранее. Да и научные открытия: ведь совершенно очевидно, что они совершаются только потому, что приходит их пора быть совершенными… Все это даже не намеки, а, как вы, люди, любите говорить, конкретные факты…
– А как мой малыш будет общаться с этим информационным полем?
Но Тобиус испарился.
– Слава богу, не даун! – подумала я, доедая десерт.
3
Я ускоренным шагом направлялась к дому, чувствуя, как ветер продувает меня до костей. Радостный возглас «Привет!» заставил меня остановиться и оглянуться. В мою сторону направлялась Инна, старинная приятельница. За руку она вела очаровательное полуторагодовалое существо в голубом комбинезоне. Существо при этом довольно мерзко выло и упиралось.
– Привет! И что у нас случилось? – просюсюкала я, опускаясь на корточки.
– Домой не затащить! Обычное дело, – вздохнула Инна и потянула малыша за рукав.
– А чего вы вообще пошли гулять в такую погоду? Ветер же!
– А ты много раз наблюдала в нашем городе безветренную погоду? – усмехнулась Инна. – У нас почти каждый день то дождь, то снег, то ветер. А гулять надо каждый день часа по четыре. Так что гуляем в любую погоду. Утепляемся – пуховые носки, резиновые сапоги – и вперед.
– Да! Четыре часа в день – это сильно.
– А что делать? У нас и так северные дети – иммунитета никакого. Вот и торчишь на улице, так еще и домой не загнать, – и она ухватила отскочившего малыша за капюшон.
– Надо же! Все говорят, что самое трудное в материнстве, это бессонные ночи. Теперь я начинаю думать, что самое трудное – это гуляние.
В этот момент малыш встал на колени и сосредоточенно начал разгребать грязь ручонками.
К моему удивлению, на это его действие Инна отреагировала на редкость спокойно:
– Пусть ковыряется! Нам все равно еще полчаса гулять.
– Так ведь комбинезон испачкается! Красивый такой!
– У нас их три! Стираю после каждой прогулки. А бессонные ночи – это все ерунда. Если не боишься ребенка во сне придушить, кладешь его к себе под бочок, соску в зубы, и спите вместе.
– Что значит «во сне придушить»?
– Ну во сне можно случайно на него лечь… Не знаю, говорят, были такие случаи… Но я все равно с ним сплю, да и все мои знакомые тоже. У матерей сон обычно чуткий.
– Значит, самое тяжелое – это гулянье!
– Хочешь откровенно? – Инна достала пачку сигарет и предложила мне.
Я отрицательно мотнула головой. Подруга с удовольствием затянулась, и продолжила:
– Еле-еле дождалась, пока кормежка закончится… Но не это главное. Главное в том, что ты после рождения ребенка не принадлежишь себе. Ни минуты, ни секунды… В любой момент, когда ты кино смотришь, кофе пьешь, по телефону разговариваешь, когда ты в ванне, в туалете, в любой момент может раздаться детский плач, и ты должна все бросить и нестись на зов. И это ощущение несвободы угнетает больше всего. Не в том дело, что на тебя возложили слишком много работы, а в том, что тебя могут дернуть ежесекундно…