Внезапно тишина была нарушена. За угол завернул Вальтер Гильдебрандт, который должен был заехать в течение дня на Клайд Авеню, чтобы забрать белье. Громыхание колес его грузовичка и басовитый гул старого мотора заполнили улицу.

Водитель кадиллака нетерпеливо нажал на гудок. Убийца перестал лихорадочно заправлять обойму. Его глаза заметались по сторонам, оценивая ситуацию. Тем временем его товарищ принял решение. С автоматом подмышкой он помчался назад к машине. Человек с револьвером сунул оружие в карман, бросился через улицу прямо перед самым носом грузовика и вскочил в движущийся кадиллак.

Анна Торрио, которая ждала в вестибюле своего мужа, наконец, очнулась от ступора. Кадиллак еще не успел уехать, как она бросилась из дверей к нему и упала на колени. Ее сердце подскочило, когда она услышала: «Не волнуйся, милая! Все будет в порядке. Помоги мне подняться наверх».

Он встал на дрожащих ногах, пошатнулся, и она поймала его. Повиснув у нее на руках, он неверным шагом прошел в вестибюль, оставляя на каменных плитах красные пятна, отмечавшие его путь.

Тем временем женщина на другой стороне улицы боролась с паникой. Миссис Путнам читала в газетах о подобных событиях. В 1925 году, когда сухой закон действовал уже пять лет, в стычках между бутлегерами погибло 194 человека. Но такое не должно было произойти с невинными людьми на Саут Шор. Бедный, бедный мистер Лэнгли! Какая чудовищная ошибка! На трясущихся ногах она подошла к телефону.

Когда полицейские Джордж Линч и Уильям Карлсон приехали на старой колымаге из полицейского управления на Вудлон Авеню, линкольна уже не было. Из окон выглядывали люди, однако на дороге, заляпанной кровью, стояли только Вальтер Гильдебрандт и семнадцатилетний юноша. Этот мальчик, который впоследствии подтвердит заключение полиции о произошедшем событии, выпалил с расширенными от изумления глазами: «Леди ввела его внутрь».

Грязно-пурпурные пятна на темно-зеленом ковре привели полицейских на третий этаж. Прошло некоторое время, прежде чем Анна Торрио распахнула дверь. Она была встревожена и не проявила никакого изумления или интереса к их появлению. Кивнув на телефон, она произнесла: «Я пыталась дозвониться до доктора. Но он не отвечает».

– Что произошло? Ограбление? – спросил Карлсон.

Сделав вид, что не расслышала, она прошла мимо них на кухню. Оттуда она вернулась с мокрым полотенцем. Полицейские последовали за ней в гостиную. Гам, на диване, лежал полный мужчина. Он дышал тяжело и прерывисто. Сняв окровавленное полотенце с его подбородка, она заменила его на чистое.

– Я задал вам вопрос, – раздраженно сказал Карлсон. – Что это было? Ограбление?

Анна встревожено посмотрела на мужа и рассеянно произнесла:

– Нет, нас никто не грабил.

– Послушайте меня, леди, – обреченно и угрюмо сказал полицейский. – Не думайте, что перестрелка – это ваше личное дело.

Он взял телефонную трубку.

Анна сидела рядом с мужем в скорой помощи. Каждый раз, когда он пытался заговорить, она качала головой и умоляла его: «Милый, береги силы».

Но он отчаянно старался что-то ей сказать.

В реанимации больницы «Джексон Парк» он сосредоточил тревожный взгляд на мальчишеском лице, которое маячило перед ним, и отрывисто выдавил из себя: «Пули отравлены чесноком».

Молодой врач поперхнулся: «Отравленные пули! С чего Вы это взяли?»

Джей Ти умоляюще посмотрел на жену. В его глазах, полных страдания, появился стыд. По негласному соглашению они с женой никогда не говорили о его работе. Сейчас же, в минуты крайней опасности, он просил жену рассказать, что он из себя представлял. Ровным голосом, за которым скрывалось горькое унижение, она сказала: «У моего мужа есть враги. Они ни перед чем не остановятся, чтобы причинить ему вред. У него есть основания говорить о яде. Он просит Вас помнить об этом, когда вы будете его лечить».

На лице мужчины, лежащего на носилках, отразилось облегчение. Умница, умница Анна – он всегда мог на нее положиться.

Напряжение постепенно отпускало его. Несмотря на жгучую боль, он размышлял над тем, как все странно сложилось. Как только Торрио понял, что не умрет на этих каменных плитах, первое, что пришло ему в голову, – это мысль о яде. Изобретательность этой уловки настолько поразила его, что он надолго ее запомнил. Итальянские бандиты привезли этот трюк с Сицилии. Они варили пули в луковой воде и обмазывали их чесноком. Таким образом, у них появлялся второй шанс расправиться с человеком. Если клиент не умирал на месте, был шанс, что гангрена в конце концов его прикончит. «Дьявольский настой, – усмехнулся он, – достойный самих Борджиа».

Эта историческая реминисценция сразу пришла ему на ум. Джей Ти был хорошо начитан, являлся преданным поклонником оперы и строгим критиком во всех видах искусства. В свободное время он занимался самообразованием. В мире бизнеса Торрио добился всего собственными силами.

Отбросив скромность, он мог признаться себе, что прошел большой путы от сутенера пятидесятицентовых комнаток до магната, владельца целой сети публичных домов; от хозяина трущобного салуна до лидера самой влиятельной в Чикаго банды бутлегеров[2].

Он взлетел высоко, но сейчас, за четыре дня до своего сорокатрехлетия, думал, что достиг конца своего жизненного пути. Мы все были в этом уверены. Врачи боялись, что Джей Ти не доживет до следующего утра; журналисты собрались зафиксировать его смерть.

Но, как мог бы сказать целый сонм детективов, прокуроров и федеральных агентов, «нарисуйте Джонни Торрио в углу холста и он выйдет, прихватив вашу кисть».

В атмосфере хирургической приемной, полной боли и отчаяния, не оставалось места для абсурдных идей. Например, для мысли о том, что Джей Ти просто сделал паузу на своем пути великого гангстера, чтобы собраться с силами и уточнить направление.

Ему еще предстояло совершить свое величайшее достижение. Его ловких рук ждала самая большая афера за всю историю мировой преступности.

В ту ночь Джонни Торрио страдал от боли, но по прошествии лет он оглянется назад и вспомнит события этого дня как лучшее, что с ним произошло в жизни. Джей Ти увидит мысленным взором свой Эверест. И его посетит идея, как взобраться по извилистой тропинке на вершину. Как ни странно, если бы его не подстрелили, то взять вершину ему бы не удалось.

«Организованная преступность – это раковая опухоль города. Она превратилась в глубоко укоренившуюся отрасль национальной промышленности», – Президент Линдон Б. Джонсон, 1966 год.

«Ни одна из 24 семей Коза Ностры не была уничтожена. Они только заняли еще более прочное положение и чувствуют себя в большей безопасности, чем когда-либо», – Президент Ричард М. Никсон, 1969 год.

Автоматная очередь, прозвучавшая на Клайд Авеню, вызвала громкое эхо. Спустя сорок один год, в 1966 году, ее отголоски достигли Белого Дома. Прошло время, и, по словам Сенатора Арканзаса Джона Л. МакКленнана, махинации преступников были признаны «величайшей внутренней угрозой для страны». По многочисленным свидетельствам, бомба замедленного действия была заложена в стычке на Саут Шор.

За уличной засадой последовали два события. Король отрекся от власти, и на трон взошел принц крови. Джонни Торрио потерял свой город, а Аль Капоне вместо него стал главой чикагских бандитов. Имя Аль Капоне знакомо многим. Люди неизбежно приходят к выводу, что его возвышение и перемещение на руководящее место стало самым значительным последствием кровавой бойни на Клайд Авеню.

Джонни Торрио

Однако тщательное изучение деятельности этих двоих в течение последующих лет говорит об обратном. Перестрелка стала поворотным пунктом на пути преступности не потому, что она возвысила Лицо со Шрамом[3], а потому, что Торрио создал видимость того, что уступил свои позиции.