Тяжелые скалы

Боги дают людям доброе как в древние времена, так и теперь.

Напротив, всего того, что дурно, вредно и бесполезно ни

раньше, ни теперь боги не давали и не дают людям, но люди

сами впадают в это вследствие слепоты ума и безрассудства.

Демокрит

Ранним осенним утром по узкой части одной из бухт Калос-Лимена, похожей на озеро, двигалась лодка в направлении самого западного скалистого мыса. В кормовой ее части был заметен немолодой мужчина, кутавшийся в темный плащ, который защищал его от холодного ветра. Эфеб, сидевший на веслах, был разгорячен и весел, его верхняя одежда скомкана и брошена на дно судна с мелкой просадкой. Он что-то напевал в такт со скрипом уключин, и этот его молодой задор, казалось, отзывался тяжелым жгучим огнем в черных глазах мужчины с острой бородкой и густой щетиной на сумрачном лице. Когда ветер оказался попутным, морские путешественники укрепили парус темно красного цвета, и гребец получил возможность отдохнуть. Лодка приблизилась к суше между двумя мысами, берег которых страшит сплошными скальными обрывами, лишь местами разорванных балками и заливами. Залив здесь имеет очень сложный фарватер и, не смотря на то, что бухта широко открыта в сторону моря, морские суда не могут укрыться в ней от осенних и зимних штормов. Бухта под фиолетовым отсветом мрачных скал всегда безлюдна. Нависающие карнизы, ниши, придают причудливые формы вертикальным обрывам; они проходят сквозь неширокие ворота под низкой аркой и попадают через притемненный туннель в просторную пещеру, изрезанную причудливыми рифами. Вода между ними тревожно бурлит и пениться в беспорядочных завихрениях. Темный муж показывает рукой на еле заметный проем в другой стороне межскального образования, в котором, возможно, сможет проскочить их лодка.

– Какая странная тяжесть исходит от скал, – думает эфеб, сейчас он притих и больше молчит.

Поступавший до этого, как послушный ученик, он внезапно бросает весла и отказывается грести:

– Как страшно и пустынно здесь, – произносит он неуверенно, его настроение быстро портится – Где это мы? Я не хочу больше идти на этот берег.

– Я хорошо знаю это место, сегодня настал момент выполнить данное тебе обещание, – успокаивает его учитель. – Состоится твое посвящение в новую жизнь. Вон, там после сужения есть проход!

И, действительно, преодолев это узкое горло, после ряда огромных каменных глыб-останцев, миновав уступы, они высаживаются на скалистую террасу, образовавшуюся под воздействием разрушительной силы воды. Эфеб, парализованный страхом и усталостью от долгой гребли, предчувствующий неотвратимую беду, беспрекословно подчиняется прозорливому мужу, заранее все предусмотревшему. Последние силы ему приходится потратить на то, чтобы по приказу учителя укрепить длинную цепь, удерживающую лодку возле берега, к низкой скале; взглядом, новым взглядом, полным покорного ужаса эфеб взирает на черного мужчину, который несколько смущен (он что-то делает с веслом) той легкостью, с которой ему удалось осуществить это путешествие. Здесь, на этом замысловатом клифе*, с одной стороны отвесно обрывающимся в море, с другой – постепенно отступающим в сторону суши, увеличивая ее береговую террасу, и состоялось задуманное темным мужем действо. Только сейчас открылось глупому юнцу, что за прельстительными рассказами о школе риторов и философов, престижной военной службе, которую ему обещали в скором будущем, крылся совсем другой интерес. И его можно обозначить, как плотскую страсть искушенного мужчины. Теперь эфеб понимает, что он в западне, после нескольких неудачных попыток к сопротивлению и бегству (но вокруг только скалы и вода), он смиряется и подчиняется страсти учителя, грозясь все рассказать родителям и Памфилосу. Страстный муж делает несколько решительных шагов и хватает эфеба за руки выше локтей.

– Я обучал тебя, передавал свои знания, одаривал полезными вещами, – внушает сильный мужчина юноше. – Разве ты не понимаешь, что я веду тебя к добру?

И, кажется, что он снова приобретает неограниченную власть над подопечным, ненадолго им утраченную.

– Я имею право требовать! Это все для твоего блага! – уверенно заявляет черный муж, вытаскивает из складок плаща флягу с особым ритуальным вином, делает глоток и предлагает юноше, но тот отвергает протянутый сосуд.

Тогда темный учитель выливает небольшое количество жидкости себе на голову, затем на макушку ученика, который безучастно стоит, прислонившись к холодной стороне выступа, в то время, как другой его каменный край горяч, и раскаляется до красна от каждой ритмичной чеканки тугого воспаленного инструмента. Акт пайдейи* достигает своего апогея:

– Арэтэ! Добродетель! – восклицает черный муж, вцепившись когтями в плечи несчастного и, обращаясь к эфебу восклицает:

– Теперь ты стал на голову выше своих сверстников и достоин высшего сообщества.

Он предпринимает последнюю попытку, чтобы склонить ученика к побегу с ним в славную Синопу, обещает помочь юноше счастливо устроить свою судьбу. Но тщетно! Время утекает, и надо спешить на корабль! Теперь, и темный мужчина очень сожалеет об этом, ему предстоит осуществить другой несчастливый финал их истории.

Когда солнце, преодолев половину неба, начинает клониться к западу, сильный мужчина делает вид, что они собираются ехать назад, домой в Калос Лимен и направляется к лодке, молодой грек обреченно следует за ним.

– Я знал, что ты не умный мальчик, но не подозревал, как ты так впечатляюще глуп, – ядовито замечает черный муж, когда они оказались у самой воды, перед тем, как оглушить жертву заблаговременно отцепленным от лодки веслом.

Эфеб лежит неподвижно на камнях, муж несколько раз перехватывает обмякшее тело лодочной цепью, концы которой он прячет в расщелине скалы и приваливает их тяжелым камнем. Сам запрыгивает в лодку. А еще через некоторое время, перед самыми сумерками, практически в открытом море, когда между поднимающимися волнами начинает разверзаться бездна, из которой на него смотрят широко открытые неподвижные глаза, вбирающие в себя все последние лучи заходящего солнца, изредка прорывающегося сквозь рваные тучи. И эти светло-карие глаза, отсвечивающие янтарем, зовут его к себе в пропасть, которая в любой момент готова поглотить мелкое суденышко. Ветер доносит невнятный рокот чьей-то жалобной мольбы и заклинаний, ему сдается, что вся неведомая Вселенная восстает против него. Если бы на море была полная тьма, ему бы, возможно, не было так страшно, как сейчас, когда с невероятной отчетливой ясностью темный муж видит вздымающиеся морские гребни, чувствует их каждую соленую каплю, готовую напоить его вечным покоем. Кажется, какая-то сила спорит с ним и осуждает его. Отчаявшийся и помолившийся всем богам греческого пантеона, он теряет всякую надежду на спасение из-за усиливающегося ветра, доносящего до него вселенские слова приговора. В час расплаты странник уже не смотрит по сторонам и не видит, что морские качели подбрасывают его в сторону приближающегося корабля, на котором яростно спорят мореплаватели, совещаясь, что необходимо предпринять, чтобы вытащить его из пучины моря. Почему является избавление, быть может, тот второй, что лежит на скалах, тоже будет чудесным образом вырван из лап смерти? Когда уходит последняя надежда, неожиданно появляется спасение – черного мужа подбирает корабль Евмена, следующий в Синопу. В тот день судно задержалось в порту дольше обычного и отправилось в рейс позже предполагавшегося времени, тем не менее, наварх сдержал свое слово. Евмел, как обычно, весел, он хохочет, и складки его темно-зеленого плаща тоже изгибаются в смехе:

– Ей, Тесей, неужели золотое руно было спрятано в этих скалах? Полезай к нам из своей пиксиды*. Тритон спасет тебя!

Он самостоятельно бросает вниз канат , на котором спускается один из отчаянных рабов, лучший пловец на их корабле, который перетаскивает морского путешественника на палубу через не слишком высокий корпус судна, обитого звериными шкурами.