Ева демонстративно оскалилась.

– Верую! – выпалила она.

– Credo quia absurdum[2], – слетело с его алых матовых губ, когда-то вкушавших плоды из сада самой Клеопатры.

– Что ты сказал? Повтори, – не унималась Ева.

– Это латынь, ты все равно не поймешь.

– Я что, по-твоему, совсем дура?

– Да нет, не совсем, – прозвучал вдумчивый, без тени иронии голос Демона.

– Вы, мужчины, бываете просто отвратительными!

Согнувшись, Ева выставила перед собой указательный палец, словно солдат в штыковой атаке.

– Как твой бывший? – мгновенно продолжил Демон в форме вопроса.

– А чего это ты его вспомнил? – от гнева в ее голосе не осталось и следа. Ева села на диван в ожидании ответа.

– Да вот, нашел твое прощальное письмо. Прочел с искренним удовольствием. Классика, все как по учебнику!

Через мгновение Демон уже лежал на диване, закинув ногу на ногу и расположив голову на коленях Евы.

– Позволишь? – спросил он, указывая взглядом на письмо в своей руке. И даже не ожидая ответа, он начал читать с интонацией декадентки, изнывающей от скуки и роскоши:

– «Милый, родной, нежный», – он усмехнулся, – ты забыла, как его зовут?

Брови Евы взлетели вверх. Возмущенная таким нахальством, она приоткрыла ротик, чтобы ответить, но Демон продолжил читать:

– «Котенок мой, зая», – он опять засмеялся, – нет, серьезно? Или ты боялась перепутать и назвать его чужим именем?

Застигнутая врасплох внезапным появлением письма и обсуждением его содержания, Ева резко подскочила и скинула Демона со своих колен. Она села на край дивана и вдруг как-то преобразилась. Нравоучительным тоном проговорила:

– Да, все так! Как говорила мама: «Чтобы не было неприятностей, мужчин лучше называть кличками и уменьшительно-ласкательными словами, тогда не перепутаешь». А еще мама учила: «Дочка, любовника надо искать не по размеру достоинства, а чтобы был тезкой мужа. Так, в самые эмоциональные моменты оргазма или скандала (а каждая уважающая себя женщина знает, что скандал – это более доступная экспресс-версия оргазма, от которого женщина получает такое же психологическое удовольствие и физиологическую разрядку) не ошибешься».

Подперев ладонью лицо с острыми скулами, о которые, казалось, можно порезаться, Демон увлеченно слушал Еву, а затем спросил:

– Какая интересная мама, и с таким отношением к жизни, она сейчас где?

– Где, где?! В… во мне. Видимо, теперь я стала ей. Это же ее голос всегда со мной и дает ценные советы на все случаи жизни, от разведения концентрата для мытья полов до слов, которые нужно сказать моему мужчине. Моему, не ее! Спасиб, мам! – крикнула Ева в потолок.

В ее голосе нарастало крещендо обиды.

– Спасибо, что с горчащим грудным молоком передавала мне свои гормоны стресса. Приучала мой растущий организм к тому, что тревога – это норма жизни. Спасибо, что капля за каплей, слово за словом вплетала абсолютно во все свои рассказы пророчества об ожидающих меня в будущем плохих тетях и в особенности плохих дядях, которые с твоих слов все как папа. Четыре миллиарда мужчин на планете, и все как мой папа? Боже, какой бред! Это сейчас, спустя десятилетия, я начинаю понимать, что жертвой была не ты, мама, а скорее уж папа. Что уйти от тебя было, возможно, самым правильным решением в его жизни. Потому что быть с такой, как ты, нормальный человек просто не может. Кстати, вот и ответ, как я смогла прожить с тобой столько лет под одной крышей. А ведь главное, – ты никогда не могла этого признать, и вместо «папа ушел от меня, дочка» (чтобы сохранить для меня возможность доверять мужчинам) ты всегда говорила «папа ушел от нас, дочка». Ты разделила с 7-летней девочкой весь груз ответственности за слабоволие взрослой женщины.

Ева выдохнула и уже почти спокойно сказала:

– Спасибо за все это. Нет, правда. Кто сказал что опыт, передаваемый родителями, должен быть только положительным? Как не надо делать – ценно не меньше, если не больше.

На излете последнего слова Демон спросил:

– А ты что?

– А я что? – не уловив контекст вопроса, недоуменно спросила она.

– Мать дает советы, а ты?

Ева опустила глаза и стала отрывать катышки диванного ворса.

– А я принимаю.

Демон забрался с ногами на диван так внезапно, что Ева даже отпрянула. Обращаясь к ней сверху вниз, он с наигранным удивлением спросил:

– Вот так просто? И никакого протеста, никакой революции и красного террора? – Мара прикрыл рот ладонью и продолжил шепотом: – Ах, прости, какой может быть протест, этожемама.

Уловив скрытый упрек в свою сторону, сквозь стиснутые зубы она сказала:

– Читай дальше письмо.

Оказавшись в горизонтальном положении, Демон устроился поудобнее и прислонился к ее плечу. В его голосе снова была приторная сладость, будто растекалась по рукам сахарная вата жарким летом:

– «Котенок мой, зая, ты прекрасный мужчина и друг, просто мы разные люди». Ага, пункт первый каждого прощального письма – комплимент партнеру. Он призван снизить вероятность агрессивной реакции на новость о расставании. Что там дальше – «у нас было так много хорошего. Эти утра, дни и, конечно, ночи».

Демон отвлекся от бумаги и повернул голову к ее лицу:

– Какой богатый у тебя словарный запас, ты знаешь все времена суток. Может, знаешь и времена года? – уголки его губ резко пикировали вниз. – Словарь Ожегова – твой подарок на этот Новый год. И да, это был пункт второй – убедить себя, что время не потеряно безвозвратно на абсолютно бессмысленные отношения. Хотя понять это можно было на первой же встрече. Но, увы, половые гормоны… Под их гнетом проходит вся бесправная женская жизнь, напоминающая качели, которые движутся не в ту сторону, куда хочешь, и даже не туда, куда их толкаешь. Третий обязательный пункт я называю затеряться в тумане. «Не ищи меня, пожалуйста. Я уеду, и ты никогда не найдешь меня». Очень важно уйти по-английски, оставив последнее слово за собой. Иначе можно услышать другую точку зрения, не такую удобную, срывающую маску королевы со служанки или маску невинной жертвы с манипулятора.

– Стоп! – Ева вскочила, обхватила руками затылок и закрылась, сведя локти перед собой.

– Хочешь, чтобы я остановился? Назови стоп-слово.

Ева резко обернулась и, глядя прямо в глаза Демону, выпалила:

– Сиреневенький!

От ее четко произнесенного ответа Мара изумленно замер. Воспользовавшись удобным моментом, Ева выхватила письмо и начала рвать на маленькие кусочки.

– Удалила? – размеренным голосом спросил Демон.

– Да!

Демон встал и стал обходить вокруг дивана, извлекая из глубин своих карманов письма и подбрасывая их в воздух. Вслед за ним, хватая листки, но не успевая их рвать, спешила Ева. Ее ноги под действием таблеток превратились в тяжелый, подгибающийся под весом тела, каучук. Она была растрепана и ползала на коленях, чтобы достать те, что завалились под диван.

Мара разразился смехом и, разведя руки словно радар, отправляющий послание в космос, величественно произнес:

– Вселенная все помнит, последствия не сотрешь!

Ухватившись за спинку дивана, Ева встала.

– Не смей читать мои мысли! То есть письма!

К лицу Демона неслась ладонь, еще секунду назад представлявшая собою сжатый от гнева кулак. Совершенно свободно Мара остановил ее в миллиметре до цели. В его пространстве с бесконечными измерениями, где время течет, изгибается или замедляется в любом направлении, а человеческие мысли и поступки настолько же предсказуемы, как траектория брошенного камня, ее рука двигалась к его лицу сотни лет. Удерживая ладонь Евы, готовую для пощечины, он лишь погладил ею свою щеку.

Текст предоставлен ООО «Литрес».