Хотя Рис долго уговаривал ее облачиться в новое ослепительно золотое платье, которое накануне подарил ей, Джессамин упрямо вытащила на свет Божий собственное бледно-розовое. А новое решила поберечь для рождественской мессы, поскольку Рис твердо пообещал, что поведет ее в кафедральный собор. Ему она заявила, что не намерена портить роскошный наряд, разгуливая по залитым грязью улицам.
На Рисе был простого покроя темно-зеленый дублет, а поверх него — подбитый мехом плащ. Шагнув к Джессамин, он заботливо поправил капюшон у нее на голове, ворчливо напомнив, что солнце хотя и светит, но на дворе зима.
Выйдя из гостиницы, они направились вдоль по улице, с трудом проталкиваясь в густой толпе и останавливаясь, чтобы полюбоваться выставленными па прилавках товарами. Юные подмастерья крутились возле прохожих, уговаривая заглянуть в лавку. Те, что постарше, жадными пальцами хватали их за полы плащей, совали под нос куски горячего паштета или пряничных человечков, наваленных горами на прилавках.
Рядом с Рисом Джессамин чувствовала себя в полной безопасности. Теперь ей было и странно и смешно вспоминать, как она боязливо озиралась по сторонам, впервые попав в Честер. Для нее, привыкшей к продуваемой насквозь зимними ветрами безлюдной равнине, расстилавшейся вокруг Кэрли, все здесь казалось чужим и враждебным.
Они оказались посреди большого рынка. Джессамин пожалела, что не попала сюда в один из предыдущих дней, когда Джек с Марджери были еще в городе.
Гуртовщик пообещал передать Уолтеру, что все идет хорошо, Трейверон обещал прислать людей па подмогу.
Рис и Джессамин задержались у лотка галантерейщика, где он купил ей ворох разноцветных лент для платья темно-пурпурных, синих, алых и зеленых; они ярко сверкали и переливались в холодных лучах зимнего солнца. Джессамин была счастлива. Она благоговейно полюбовалась ими, а потом с величайшей осторожностью опустила в кожаный кошель, болтавшийся у нее па поясе.
После этого Рис увлек ее за собой в лавку золотых дел мастера. Она располагалась па одной из улиц, где маленькие магазинчики и лавчонки тянулись в два яруса; улицы эти были известны в городе под названием Ряды. Лавка ювелира была на верхнем этаже, из нее открывался вид на шумную Истгейт-стрит. Тут они долго любовались поясами, украшенными сверкающими самоцветами, кольцами, драгоценными ожерельями и брошами. Джессамин в жизни не приходилось видеть подобной роскоши. Седовласый ювелир важно объяснил им, что его мастера работают на французский манер, покрывая эмалью золото и серебро, создавая уникальные по красоте вещи. Джессамин пришла в восторг при виде золотой броши в форме сердечка, тоже украшенной эмалью, но больше всего ее восхитило то, что при желании ее можно было носить на цепочке, как медальон. В самой середине сердечка вился прихотливый узор из голубых и белоснежных цветов. По настоянию Риса Джессамин примерила золотую цепочку, с которой спускалась изящная подвеска, украшенная крохотными жемчужинами и янтарем, с Восхитительной гравировкой по золоту. Звенья цепочки украшали отполированные кусочки янтаря, чередовавшиеся с мягко мерцавшими жемчужинами. Джессамин бурно запротестовала, с первого взгляда определив, что цепочка должна стоить очень дорого. Но Рис был неумолим, утверждая, что эта цепочка изумительно подойдет к ее новому платью. Девушка смутилась, стараясь не видеть, сколько золотых монет перекочевало в ладонь ювелира. Она даже не слышала, что говорил Рис; совершенно уверенная, что подарок опустошит его кошелек.
Когда они покинули погруженную в полумрак лавчонку и вновь очутились на залитой светом улице, Рис восторженно расцеловал ее, радостно смеясь, когда она смущенно запротестовала.
— Перестань волноваться, радость моя! Я ведь не нищий. Считай, что это доставило мне удовольствие.
— Должно быть, ты потратил на меня кучу денег, — смущенно пробормотала Джессамин, когда они выбрались из шумной толпы. Но Рис только с Довольным видом ухмыльнулся и крепко сжал ее руку.
Они миновали сложенный из грубо обтесанных камней кафедральный собор. Его остроконечные шпили горделиво устремлялись в небо. За воротами аббатства Джессамин с беспокойством увидела длинную череду оборванных нищих, гнусавыми голосами выпрашивающих подаяние. Как рассказал ей Рис, здесь на Троицу и Духов день обычно разыгрывают великолепные мистерии, а каждое лето устраивается шумная ярмарка.
Два часа пролетели незаметно. Влюбленные спустились на причал Грейфрайарс, чтобы полюбоваться тем, как разгружают корабли.
Наконец они добрались до гостиницы на Уотергсйт-стрит. Джессамин показалось странным ее название — «Древо Иессея» (Древо Иессея — генеалогическое древо Христа (от 188 прапредка Иессея)). На вывеске горделиво красовалось величественное, поистине библейское дерево, нарисованное яркими красками и покрытое позолоченными листьями, украшая собой фасад дома.
Рис заранее позаботился, чтобы обед им подали в отдельной маленькой комнате, окна которой выходили на шумную, оживленную улицу. В огромном камине ярко пылал огонь, и очень скоро они и думать позабыли о царившем снаружи холоде. Стены украшали гирлянды и венки из ветвей остролиста, перевитые ярко-пунцовыми лентами. На столе появился испускавший ароматный пар горячий мясной пирог, залитый подливой, щедро сдобренной пряностями, блюдо с репой, покрытой аппетитной румяной корочкой, и хрустящий поджаренный хлеб. Слуги позаботились поставить на стол и кувшин с горячим элем, и ковш с ароматной мясной подливкой.
Джессамин находила все восхитительно вкусным. Единственное, что удивляло ее, так это то, что как только они вошли в гостиницу, Рис вдруг как-то странно притих и, казалось, погрузился в собственные мысли. Может быть, он расстроился из-за того, что так быстро пролетело время, которое они могли провести вдвоем? Или его невольно заботило то, что ему придется как-то объяснить Элинед и ее домашним свое отсутствие, гадала Джессамин. Она догадывалась, что по какой-то пока не известной ей причине он мог проводить с ней только утренние часы, но старалась держать себя в руках и не позволила ни одного вопроса на эту тему. Ему вряд ли придутся по душе ее расспросы.
Когда они насытились, мальчик принес им целое блюдо имбирных пряничных человечков. Джессамин, с восторгом покопавшись в этой груде, выбрала пряник в виде церкви, напомнившей ей Честерский кафедральный собор. Он был так хорош, что она отложила его в сторону, не желая портить такую красоту. Заметив это, Рис окликнул мальчишку и велел ей выбрать другое лакомство. Весело расхохотавшись, Джессамин выбрала женскую фигурку с букетом цветов и с довольным видом сунула в рот.
Выйдя наконец на улицу, они неторопливо направились в сторону гостиницы, где остановилась Джессамин. Был канун Рождества. Рис заранее предупредил ее, что на следующий день сможет прийти к ней только поздно вечером, зато останется на ночь.
На следующее утро они отправятся в собор к праздничной мессе. Джессамин хоть и понимала, что должна радоваться его желанию побыть с ней, но тем не менее не могла не ревновать к семейству Мэсси, которому он был вынужден посвящать большую часть времени.
Укрывшись в тени дома, Рис пылко поцеловал девушку на прощание. До дверей гостиницы оставалось всего несколько шагов, но Рис заявил, что не двинется с места, пока не убедится, что она в полной безопасности. После этого он заставил ее взять несколько монет, чтобы заплатить па следующий день за обед, упрямо не обращая внимания на протесты Джессамин, которая пыталась его уверить, что у нее хватает денег.
Они с трудом расстались. Застыв в дверях гостиницы, Джессамин с тоской следила, как Рис пробирается сквозь толпу, направляясь вверх по улице к роскошному дому Проктора Мэсси. Мысль о том, что несколько долгих часов ей предстоит провести в одиночестве, привела ее в ужас. Внезапно повалил снег, и девушка увидела, как Рис накинул на голову капюшон.
С тяжелым вздохом Джессамин повернулась и направилась к лестнице.
На следующее утро, проснувшись чуть свет, Джессамин долго сидела перед камином, бесцельно глядя на огонь и ломая голову, чем бы заняться. Подумав немного, она решила прогуляться и направилась через рыночную площадь к собору. Девушка наивно полагала, что, держась оживленных улиц, она вряд ли сможет заблудиться. Да и чем не способ скоротать время в ожидании той счастливой минуты, когда Рис снова будет рядом? К тому же она сможет купить ему что-нибудь в подарок.
