Город скорбел. Но Город был превыше всего.

Башня встретила обычным движением, но Артур скользнул прочь от толпы и медленно ступил на первую из бесконечных ступеней, что вели на вершину. Он очень устал, его руки дрожали, но, ласково поцеловав уже холодный лоб Флор, Артур приступил к самому тяжёлому в жизни подъёму. Это гора его скорби, где на вершине ждало одиночество и бесконечное сожаление. А потому он шёл. Механически переставлял ноги, но вряд ли понимал, что именно делает. Его мысли были не здесь, а там, у взорванного Генератора и попытке понять, как это случилось. Почему он не понял. Почему не успел. Почему, наконец, выжил он, а не Флор. Эти тяжёлые мысли, словно тянули к земле, и Артур всё же споткнулся и чуть не упал, когда вопреки всему своему существу добрался до верха. Сердце неистово заколотилось, стоило ощутить, как скользнула из рук Флор, словно он опять её вот-вот потеряет, но тут чьи-то сухие, сморщенные от старости руки подхватили лёгкое тело.

– Тебе нужно отдохнуть, Артур Хант, – раздался над головой скрипучий голос Суприма, но он лишь тряхнул головой. Поудобнее перехватив Флор, Артур шагнул в Оранжерею. Следом послышались лязгающий звук от протезов и тихий вздох. – Я хочу, чтобы ты знал: Город сожалеет.

– Я знаю, – тихо ответил Артур, а потом осторожно опустился прямо на каменный пол около тихо шелестевшего водой фонтана. Машинально поправив на Флор укрывавшую её алую мантию, он устало прикрыл глаза. Это конец?

– Город ждал вас обоих, – неожиданно мягко проговорил Суприм, Артур же покачал головой. – Он бы защитил.

– Я не хотел её отпускать, – прошептал он. – Не должен был.

«Не должен…»– откликнулось эхо, и Артур зажмурился, а потом судорожно прижал к груди Флор, борясь с этой разрывающей надвое болью. Он судорожно вдохнул, чуть отстранился, и перед глазами вдруг мелькнуло что-то знакомое. Воздух вокруг стал удивительно сладким, когда когтистые пальцы осторожно опустили на живот Флор пышный белый цветок.

– Их вырастила её мать, – вдруг проскрежетал замерший рядом Суприм. – Городу нужна красота, чтобы не забывать, почему надо бороться. Ради чего и зачем он защищает людей. Те, кто поднял восстание, знали об этом, но выбрали не то время и не те постулаты. Теперь всё будет иначе. Ты сострадаешь, Артур Хант, а значит сможешь выбрать между милосердием и справедливостью.

– А если я не хочу… – неожиданно пробормотал он и закрыл глаза. – Что, если я не хочу сострадать. Не хочу ничего чувствовать. Я не смогу с этим жить! Хочу вырвать этот проклятый ген и никогда…

Артур прервался, когда на его голову опустилась тяжёлая рука. Её палец скользнул по волосам и чуть царапнул старый, затянувшийся от времени шрам, где когда-то стояло клеймо.

– Поздно, – пришёл тихий ответ. – Это всегда было в тебе, и останется с тобой до конца дней. Тебе придётся научиться жить так. В неуверенности за каждый поступок и…

– И в сожалении, – прошептал Артур, а потом снова склонился над Флор.

Суприм ничего не ответил. А через пару мгновений послышался лязг тяжёлых шагов, что постепенно становился всё тише и тише, пока окончательно не растворился в густой зелени. Суприм уходил. Он был больше не нужен ни Городу, ни этим людям.

Артур остался один.

Он посмотрел на чуть желтоватый свет, что лился из окон Оранжереи – над Городом медленно и лениво ползло тусклое солнце. И, в общем-то, что ещё ему оставалось? Других дел на сегодня у них с Хантом всё равно не было. Больше нет.Совсем. Ничего.

Артур повернул голову, посмотрел на лежавшую в его руках Флор и, боясь потревожить цветок, снова аккуратно поправил укрывшую её мантию. На мгновение показалось, что она просто спит. Плотно смежила веки и вот-вот нахмурится, когда бледный луч солнца доберётся до столь же бледной щеки. Но… этого не случится.Ничего. Никогда.

Увы, но длинная тень от ресниц не задрожит ни от дыхания, ни от биения сердца, безжалостно руша с каждым новым лучом мечты и иллюзии. И Артур хотел бы обманываться. Он наклонился и прижался губами к холодному лбу, прежде чем со всей силы зажмурился. В груди бухнуло сердце, когда малодушно захотелось навечно остаться в этой исчезающей ночи, что ещё лежала ошмётками на улицах Города, продлить её на тысячу лет, а потом ещё на миллион дней, чтобы вот этот момент осознания так и не наступил.Никогда. Ни за что.

Но… И Артур стиснул в руках мёртвое тело, прижавшись щекой к кудрявой макушке, что больше не пахла ни пылью, ни кровью. От Флор веяло Флор и почему-то цветами. Как в ту самую ночь, за которую он теперь отдал бы всю свою жизнь, чтобы доцеловать, досмотреть, сбежать вместе с ней и забыть, но… Этого больше не будет.Ничего. Никогда. Ни за что.

Всё, что ему остаётся, смотреть на серое солнце с мёртвой мечтой на руках.

Откуда-то снизу долетел тихий звон, и Артур открыл глаза. Какое-то время он ещё смотрел на окружавшую его зелень, вслушивался в шум воды за спиной, а потом заставил себя подняться. Его надежду уже не вернуть, но Город…

Город превыше всего.

Артур спустился по ступеням Башни и замер, вглядываясь в затянутое дымкой небо. Стоял полдень, и тонкие облака почти не скрывали его синеву, вынуждая щуриться от яркого солнца. Прикрыв ладонью глаза, он огляделся, прежде чем подошёл к своему глиссеру и приветственно похлопал его по оплавленному боку. Эту машину пытались починить много раз пытались, но повреждения оказались слишком сильны. Впрочем, Артура всё устраивало. Он вновь посмотрел в синее небо, но оглянулся, когда рядом послышались шаги ожидавшего его паренька из службы Сопровождения. Тот уселся на свою машину и с очень серьёзным лицом приготовился исполнить свой долг. Артур закатил глаза. Бога ради, будто он сам не мог добраться до границы Щита!

– И почему вы не хотите себе новый глиссер? – тем временем проворчал выданный Канцеляриатом надсмотрщик, и Артур, глядя на него, тихо хмыкнул. Высокий, всё ещё светловолосый, но уже с пробившимися сквозь безупречные гены огненно-рыжими прядями. Сколько ему было? Около двадцати? Да, наверное. Он определённо был молод и полон свойственной этому возрасту дерзости. Хант покачал головой и уселся в седло.

– В моём возрасте друзей не меняют лишь потому, что они стали старыми.

– Нет-нет, я не это имел в виду, – растерянно забормотал юнец, но замолчал под взглядом Ханта.

– Разве? – ехидно протянул Артур, чем ещё больше смутил паренька. – Что ж, значит, мне показалось.

С этими словами он завёл надменно фыркнувший мотор, натянул перчатки и нацепил свой старый шлем. Надобности в нём уже не было, но привычка оставалась сильна даже под весом всех этих лет. В следующий миг глиссер сорвался с площади перед Башней и понёсся по залитым полуденным солнцем городским улицам, послушно виляя меж редких в это время прохожих. И Артур знал, что мог вообще убрать руки с руля. За столько лет его верный друг прекрасно справлялся с управлением сам, но желание снова почувствовать хоть на пару минут свободу оказалось слишком сильно. А потому он прибавил газу, и глисс радостно рванул вперёд. Да уж, засиделись они в стенах Башни. Артур мысленно покачал головой, наслаждаясь бившим навстречу ветром, но тут, словно из-под земли, выскочил спрятавшийся за очередным зданием Щит, и пришлось резко замедлиться.

– Счастье было недолгим, – пробормотал он, медленно въезжая под густую тень заросших каким-то странным плющом гексагонов. Их коричнево-красные, похожие на засохшую кровь широкие листья отчаянно не нравились Артуру, но Джуди его убедила, что это временно. Потом, когда солнца станет чуть больше, они станут зелёными, ну а пока ему предстояло пялиться на эти ржавые лепестки. Остановившись, он задрал голову и пробормотал: – Некрасиво…

– Вы что-то сказали? – раздался за спиной голос нагнавшего его сопровождающего, и Артур вздрогнул.

– Нет, – отрезал он, спрыгнул с остановившегося глисса и направился сквозь арочный проход.