Вспомнились брисбенские митинги, выступления, стачки, Сидней и мэр города, победы и поражения, крепнущая сила рабочих. Нет, стоило так жить! И только так.
Минута слабости прошла. Он уже был полон надежд, веры в свою судьбу и силу. Все должно быть хорошо, каким бы мрачным ни казалось будущее. Алек швырнул окурок за борт. Мерфи дремал на кнехте.
— Ну что, Мерфи, пойдем спать? Поздно. Теперь мне будет веселее с вами. Живем в одной каюте. Вот только храпите вы здорово.
Мерфи поднялся:
— Пойдемте. А то, что храплю, тут уж я не виноват. У нас в семье храп передается по наследству. Дед храпел, отец и вот теперь я. Придется вам терпеть, Лонг.
— Буду, если вы останетесь прежним добрым Мерфи и не будете меня очень притеснять. Что же все-таки с моей женой?
— Вот уж не стоит беспокоиться. Она произвела на меня впечатление напористой женщины. Наверное, купила билет на какой-нибудь пароход, следующий за нами. Другого предположить нельзя.
— Наверное, так, — согласился Алек. — Может быть, и так…
6
В каюту постучали. Айна поморщилась. Опять этот Мюджиб. В течение двух суток, которые она провела на «Энвер Паше», штурман по нескольку раз в день приходил к ней в каюту. То принесет фрукты, то вино и сладости. Сидит от вахты до вахты, развлекает глупейшими, пошлыми разговорами. Его ухаживания уже становятся слишком откровенными, назойливыми. Вчера он даже осмелился обнять Айну, положил руку на колено, пытался поцеловать. Она резко сказала ему несколько отрезвляющих слов и просила прекратить его посещения. Он обещал, и вот опять…
— Войдите, — нехотя отозвалась Айна и встала.
В каюту просунулась голова Мюджиба.
— Простите меня, миссис Айна, за то, что я нарушил свое обещание, но океан так бесподобно красив, сегодня такой удивительный закат, что я не простил бы себе, если вы этого не увидите. Пойдемте на палубу.
Айна облегченно вздохнула. Все-таки это лучше, чем сидеть с ним в каюте. Она накинула на плечи пальто и вышла к ожидавшему ее в коридоре штурману. Они поднялись по трапу.
Солнце садилось. Осталась лишь огненно-красная горбушка. Все на горизонте окрасилось в пурпурные тона, переходящие выше в оранжевые. Небосвод, залитый причудливым сиреневым мягким светом, был прекрасен, как театральная декорация. Потом небо стало менять свои краски, и сиреневый цвет уступил прозрачно-зеленому. Потом вдруг потемнело. Океан стал опалово-лиловым, зеленый небосвод темно-зеленым, от солнца осталась одна горячая точка, но вот и она исчезла, в последний раз блеснув красным лучом. Тучи, громоздящиеся на западе, стали совсем черными, с отчетливыми, резко очерченными краями. Они казались сказочными чудовищами, гигантскими рыбами, крылатыми драконами. Быстро темнело, как будто в театре постепенно гасили люстры. Еще недолго менялись краски, потом наступили спокойные, короткие сумерки.
Айна молчала, завороженная удивительной красотой природы. Молчал и Мюджиб.
— Невероятно, правда? — спросил он, когда Айна очнулась от оцепенения. — Не зря я вытащил вас на палубу. Надо было прийти сюда немного раньше. А теперь пойдем посидим в лонгшезах на ботдеке. Воздух чист, как кристалл.
Они уселись на два заранее приготовленных кресла за трубой. Разговор не клеился. Обычно болтливый, Мюджиб молчал, нежно поглядывал на Айну.
— Ангел пролетел, — сказал Мюджиб. — Знаете, миссис Айна, вы нарушили мой покой. До тех пор, пока вас не было на судне, я жил, как полагается старшему помощнику капитана, обремененному судовыми делами. Теперь я все время думаю о вас, жду встречи с вами… И на вахте и в каюте все мысли только о вас… — Он придвинул свое кресло поближе к ней.
«Это становится несносным и утомительным. Пора открыть ему все, чтобы положить конец его намерениям», — подумала Айна и сказала:
— Я очень польщена вниманием такого красивого моряка, как вы, Мюджиб, но выслушайте меня внимательно. Вы неплохой человек, Мюджиб, и, мне кажется, настоящий мужчина, поэтому вам я могу открыться…
Мюджиб самодовольно улыбнулся, наклонил голову, всем своим видом показывая, что согласен с оценкой, данной ему Айной. Она продолжала:
— Я не та, за кого вы меня принимаете. Не скучающая барынька-путешественница, с которой можно приятно провести время в течение скучного плавания. Ведь вы принимали меня именно за такую?
— Что вы, миссис Айна!
— Ну, слушайте, слушайте. Во-первых, я не англичанка, а русская. Во-вторых, я жена русского социалиста, большевика. Вы слышали о таких? Он арестован австралийскими властями, и его под конвоем сейчас переправляют в Турцию для того, чтобы выдать генералу Деникину. Его везут на пароходе «Трафальгар», а я следую за ним. Я люблю его, понимаете, он для меня единственный человек в мире, и, кроме него, для меня никто не существует. Вот и вся история.
Лицо Мюджиба выражало крайнюю степень удивления. Он сидел не в силах вымолвить ни слова и во все глаза смотрел на Айну. Когда он наконец обрел дар речи, то спросил:
— Так, значит, вы русская? Как все неожиданно для меня! Жена русского большевика! За что же его арестовали? Как он очутился в Австралии?
— Долго рассказывать. Он был вынужден эмигрировать из России, а арестовали его за то, что он защищал интересы рабочих. Англичане боялись его, и вот…
— Да, это все коренным образом меняет дело, миссис Айна, — нахмурившись, прервал ее Мюджиб. — Прошу меня извинить, миссис Айна. Я представлял вас именно такой, как вы говорили. Английской дамочкой, путешественницей. Нет, нет, теперь все меняется, — повторил штурман, отвечая на какие-то свои мысли.
Айна испугалась. Не напрасно ли она все рассказала этому щеголеватому офицеру? Может быть, он станет чинить ей какие-нибудь препятствия, изменит отношение, по приходе в Стамбул заявит о ней полиции?
Впрочем, чего ей бояться? Едет она легально, и в Константинополе все равно должна зарегистрировать свой паспорт, если там придется жить. Она опять будет добиваться свидания, обращаться к властям. Нет, ей нечего бояться. А свои ухаживания он прекратит. Ей будет спокойнее ехать дальше… Ее размышления прервал голос Мюджиба. Совсем стемнело, и она не видела его глаз.
— Ну что ж, миссис Айна, откровенность за откровенность, — негромко и, как показалось Айне, искренне произнес штурман. — Я всей душой ненавижу англичан. Что сейчас происходит в моей стране, вы, конечно, знаете. Она оккупирована, нас хотят стереть с лица земли, но этому не бывать. Есть преданные родине турки, есть человек, который поведет народ… — Мюджиб, почувствовав, что сказал лишнее, осекся и замолчал.
Айна не верила своим ушам. Как обернулось дело!
— Я вас не совсем понимаю, Мюджиб.
— Вам и не нужно понимать. Знайте только одно — я ваш друг и постараюсь помочь вам во всем. А сейчас, простите, должен уйти. Надо выспаться перед вахтой.
Штурман ушел, а Айна осталась сидеть в кресле, взволнованная тем, что услышала от Мюджиба. Кто он? Чем сможет помочь ей и Алеку? Но как бы там ни было, а хорошо, что у нее появился доброжелатель. А вдруг да поможет в чем-нибудь важном?
На следующий день Мюджиб появился у нее только вечером.
— Миссис Айна, капитан просил вас перейти в каюту номер четыре, на спардеке, — произнес он торжественно, победоносно поглядывая на Айну. — Там вам будет много удобнее. Разрешите, я зайду за вами через час и помогу перенести вещи?
— Нет, нет. Что вы! Поблагодарите капитана за любезность. Не надо. Я останусь здесь, — запротестовала Айна, вспомнив стоимость каюты на спардеке.
Мюджиб сразу угадал ее мысли:
— Не беспокойтесь. С вас не возьмут ни шиллинга больше. Вы единственная пассажирка на судне, а все каюты свободны. Надо выполнять приказ капитана, — улыбнулся штурман. — Это приказ, и я не могу ослушаться. Через час я приду.
Айна поселилась в каюте на спардеке. По сравнению с ее прежней клетушкой она была роскошной. Умывальник с горячей и холодной водой, ковер, хорошее большое зеркало, свежий воздух и прекрасный вид из иллюминатора на океан. Чего еще можно желать? На минутку заглянул старпом и почтительно осведомился, как она устроилась. Всем ли довольна?
