Артем и Алек работали не покладая рук. Листовки печатали на гектографе, взятом напрокат. Им помогали Струмпе, Корнеев и еще несколько членов «Союза».

Артем созвал собрание.

— На нас смотрят, как на штрейкбрехеров. Опасаются, что мы поможем хозяевам. В представлении многих австралийцев русские — темная, неорганизованная масса, — гремел он из-за своего председательского стола. — Они не считают наш «Союз» организацией, способной выступить против эксплуататоров. Вот что говорят про нас лидеры тред-юнионов. Но мы знаем свои силы, всегда сможем поддержать братьев по классу и больше того — встать во главе движения! Разве у нас нет революционного опыта борьбы? Разве большинство из нас не принимало участия в забастовках, не перенесло царских ссылок и тюрем, не участвовало в антиправительственных демонстрациях?..

Артем говорил долго и горячо. Когда он кончил и отер платком влажный лоб, аплодисменты покрыли его слова.

«Какой замечательный оратор, — подумал Алек. — Такой может поднять массы на любое дело. Трибун».

Закрыв собрание, Артем подозвал Алека:

— Ну, первый камень заложен. Завтра, в воскресенье, ты, Струмпе, Серешенинов, Воскобойников, Метакса и я выйдем на улицы Брисбена с листовками. Будем всеми силами поддерживать забастовку. Собираемся утром в восемь у моего дома. Итак, до завтра.

7

Сенатор Рейнолд позвонил. Вошел секретарь.

— Пригласите Баджера, если он пришел. Я назначил ему свидание на десять часов утра.

— Мистер Баджер ожидает.

— Просите, Майк.

В кабинет вошел высокий седой мужчина с короткими усиками щеточкой, в сером свободном костюме.

— Доброе утро, Баджер, — произнес Рейнолд, вставая. — Ну, чем закончилась вчерашняя игра в клубе? Выиграли? Тогда у вас должно быть хорошее настроение. Садитесь, пожалуйста. Берите сигару. Неплохой сорт.

Баджер сел. Несколько минут они поговорили о разных городских сплетнях, посмеялись над артисткой казино Мики, у которой во время выступления лопнуло платье, вспомнили бега, и только после этого Рейнолд, став серьезным, спросил:

— Вероятно, вам, Баджер, как главному директору трамвайного треста, известны последние требования ваших рабочих и служащих. Меня интересует, как вы относитесь к ним.

— Постараемся отклонить.

— Но ведь они грозят забастовкой.

Баджер пожал плечами.

— Мне не хотелось, чтобы дело дошло до этого, — в раздумье сказал сенатор. — Стачка чревата большими последствиями…

— Я понимаю… Но мы не можем удовлетворить их требования. Они непомерны.

— Значит, забастовка? Все движение в городе замрет на несколько дней в лучшем случае. Вот этого нельзя допустить!

— Что вы предлагаете, Рейнолд?

— Скэбы.

Баджер скептически присвистнул:

— Где их взять? Вы же знаете, что с ними сейчас не так просто. Вспомните последнюю стачку на бойне «Мит компани». Нашлось только несколько человек, и они не сделали погоды.

— Знаю. А вам, наверное, известно, что в Брисбене существует «Союз русских эмигрантов»?

Баджер кивнул головой.

— Руководит им некто Том Сергеев. Он отлично владеет английским языком. Попробуйте поговорить с ним. Может быть, он вас выручит? Найдет среди своих соотечественников людей, желающих подзаработать.

— Возможно, Рейнолд. Я воспользуюсь вашей идеей. Хотя не очень в нее верю, но утопающий хватается за соломинку. Где его можно найти, этого лидера?

Сенатор вызвал секретаря.

— Дайте мистеру Баджеру адрес «Союза русских эмигрантов», Майк. Ну, желаю вам успеха, Баджер, — сказал Рейнолд, протягивая руку. — Сообщите мне, как будут разворачиваться у вас события.

Прямо от Рейнолда директор отправился в «Союз русских эмигрантов». Обстановка в трамвайных парках настолько накалилась, что откладывать решительные меры стало невозможно. Вечером истекал срок ультиматума, предъявленного профсоюзом трамвайщиков. Либо трест удовлетворит требования рабочих, либо завтра, в пятницу, на улицы Брисбена не выйдет ни один трамвай.

Алек с Артемом только что вернулись в «Союз» из порта, где они раздавали листовки. Надо было взять новые пачки и снова идти в порт.

— Отдохнем, покурим несколько минут, — сказал Артем, усаживаясь на стул и вытягивая ноги. — Ну, как тебе кажется, какое впечатление производят на людей наши воззвания?

— Читают с интересом. Почти никто не бросает листовки. Большинство кладет их в карманы.

— Ты знаешь, чего я боюсь, Алек? Провокаций. Их следует ожидать.

— А может быть, трест пойдет на уступки?

— Не думаю. Они объявили уже, что все останется по-старому…

Зазвенел колокольчик. Алек открыл дверь. На пороге стоял директор Баджер. Увидя важного, хорошо одетого джентльмена, Артем удивился, но не подал вида и вежливо спросил:

— Вы хотели кого-нибудь видеть?

— Мне нужен Том Сергеев.

— Это я. Чем могу быть полезен?

— Директор трамвайного треста, — представился Баджер и заметил, как удивленно поднялись брови у Артема. — Я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз… — Он посмотрел на сидящего Алека.

— При нем можете говорить все. От него у меня нет секретов. Алек — мой ближайший помощник.

— Хорошо. Постараюсь быть кратким. Как я уже сказал, я представляю трамвайный трест. Возможно, вы слышали, что рабочие и служащие наших парков намереваются объявить забастовку. К сожалению, мы не можем удовлетворить их требования.

— Разве они выдвигают несправедливые требования? — перебил его Артем.

— Да. Чрезмерные. Поэтому нам хотелось бы найти на время забастовки людей, которые поработали бы у нас несколько дней вместо стачечников. Мы хорошо заплатим.

— И много вам нужно таких людей, мистер Баджер?

— Чем больше, тем лучше. Я не думаю, что мы займем их дольше, чем на неделю.

— Вам нужны скэбы? Я правильно понял?

— Ну, если вам угодно, — замялся Баджер, — называйте их так. Это не имеет значения.

— Могу назвать их штрейкбрехерами. И вы пришли к русским в надежде, что они помогут тресту?

Директор в знак согласия наклонил голову.

— А не кажется ли вам, мистер Баджер, что вы предлагаете нам подлую сделку? Что подумают о нас австралийские рабочие, если мы сорвем им стачку? Получается так: австралийцы не пошли на подлость, а русские люмпены, эмигранты взялись за это грязное дело с удовольствием.

— Ну зачем же так?.. — протестующе поднял руку Баджер. — Всякое соглашение можно рассматривать с разных точек зрения.

— Нет, уж позвольте, мистер директор, называть вещи своими именами. Я должен вам сказать сразу. Вы пришли не по адресу. Рабочий везде рабочий. Будь то в Австралии, Франции или России. И предавать друг друга мы не собираемся. Наоборот. Встанем грудью на защиту интересов забастовщиков. Будем помогать им, как сможем и чем сможем. Вот так.

Баджер покраснел от гнева. Кто смеет с ним так разговаривать? Какой-то жалкий эмигрант, даже не австралийский подданный!

— Ну вот что, мистер Сергеев. Я не желаю слушать ваши объяснения. Нет так нет. Обойдемся и без вас. Только имейте в виду, мы найдем средства, чтобы укоротить вам язык, если вы посмеете ввязаться в наши личные австралийские дела. Вас они не касаются.

— Касаются. Личных австралийских дел не существует, — усмехнулся Артем. — Есть дела рабочих и дела хозяев. Вот отсюда и надо начинать.

— Прощайте, мистер Сергеев, — сказал Баджер, берясь за ручку двери. — Не забудьте того, что я вам сказал.

— Будьте здоровы, мистер Баджер. Не забуду. Каков гусь, а? — засмеялся Артем, поворачиваясь к Алеку, когда директор ушел. — Но, в общем, его посещение — плохой признак. Оно еще раз подтверждает, что русских считают штрейкбрехерами. Ну, ладно. Может быть, листовки разъяснят нашу позицию. Пошли, Алек. Хватит отдыхать. У нас еще много дела.

8

В пятницу жители Брисбена, как обычно, утром отправились на работу. Поодиночке, по двое и по трое они шли к многочисленным трамвайным остановкам. В этом растянутом на многие мили городе трамвай был основным средством передвижения.