— Бред! — донеслось с барж.

— На Антею брали добровольцев!

Изображение города погасло, и на экранах остались лишь чернота да безликая зеркальная маска, на которой не было никаких эмоций.

— Задумайтесь, кому вы служите, — басом проговорил Одержимый. — На чью милость оставляете свои жизни, ради кого посылаете своих детей умирать. Вы убеждены, что Империя искренне заботится о вас? Нет, она может так же легко забрать ваши блага, как и дать их вам. В любой час, в любую минуту…

* * *

— Остановись, подумай, — мягко сказал человек в маске. — Для имперцев ты лишь расходный инструмент, не более. Но представь, что можно уйти, освободиться!

— Куда уйти? — резко спросила Фрося. — В Тёмный Замок?

— Тёмный Замок — изжившие себя слабаки, которые погрязли в интригах. Я знаю, потому что учился в его стенах, но сейчас я действую сам по себе, не скованный рамками правил и запретов.

Пронина вышла из себя. Но теперь не потому, что он поносил Императора. Всю свою жизнь она всячески себя ограничивала, из кожи вон лезла, чтобы стать образцовой подданной Империи. Чтобы люди признали её нормальной, достойной существования — и даже лучше. А этот выскочка просто был собой. Он не стеснялся своей ненормальности к вящему раздражению Фроси.

— И что ты сам по себе можешь сделать? — бросила она.

— Вариантов много. Обвалить глизеанскую биржу, устроить переворот на Сан-Граносе, — прозвучал голос без модулятора. — Всё это возможно. Но ещё большего мы достигнем вместе!

Просто мужской голос, ничего сверхъестественного. Даже на удивление мягкий, успокаивающий. Фрося обернулась туда, откуда он доносился, и увидела высокого человека в плаще. Её лицо отражалось в зеркальной маске — ещё более опухшее, чем обычно.

— Прошу тебя, забудь всё, что тебе говорили о мужчинах родители, подруги, общество, — Одержимый вдруг перешёл на общеимперского на великородный. — Я принимаю тебя такой, какая ты есть. Я не требую образцовой женственности ни от кого и не ищу ни хозяйку моего дома, ни мать моих детей.

Он говорил со столичным акцентом — тем самым, который Фрося считала слишком правильным и высокомерным, но при этом тщетно пыталась сымитировать в юности. Неужели он тоже с Великородины? Или так хорошо выучил сложный язык?

— И твоя внешность прекрасна, — сладко пел он. — Для меня будет блаженством прикоснуться к твоему телу и утонуть в твоих объятиях… Присоединяйся ко мне. Вместе мы можем свергнуть имперский диктат, который долго душил твою волю, и разобраться с лицемерием Тёмного Замка. И на руинах построить новую Галактику, более добрую к тем, кто отличается от большинства, к таким, как мы…

Одержимый элегантно протянул руку в чёрной перчатке в сторону Ефросиньи. Та замерла, не в состоянии вымолвить и слова. К ней будто бы пришла ожившая подростковая фантазия, та самая, чистая, без слоёв чужого влияния и предрассудков. В глазах Фроси проступили слёзы. К змею весь долг перед Господом-Императором и Империей, к змею всю прежнюю, бессмысленную и бесполезную жизнь… Только она сначала хотела увидеть настоящее лицо Одержимого.

— Сними маску, — тихо сорвалось с губ Прониной.

Он дотронулся руками до шлема и снял его. Фрося разглядела лишь голову и длинные волосы до плеч — черты лица тонули во мраке. Она опустила целеуказатель и активировала ночное видение. Но и это не помогло — Одержимого будто окутала тьма.

И тогда охранительница пошла вперёд. Робко и осторожно она шагала в моторизованной броне мимо прямоугольных серверов — навстречу тому, кто готов был ей помочь.

* * *

Одна из множества небесных барж марки «Радус» висела над туманом Макариевского проспекта. На палубе, которую поддерживали в воздухе антигравитационные приводы и гиростабилизаторы, собрались десятки человек. Буквально десять минут назад они веселились, непринуждённо болтали, пили газированное вино, снимали себя и близких на коммуникаторы и выкладывали фото в планетарную сеть…

А теперь все застыли в недоумении. В руках у некоторых до сих пор догорали огненные палочки, но праздничное настроение вмиг улетучилось. Аграфена стояла посреди толпы. Сердце билось в панике. Груша смотрела то на спины в куртках и головы в шапках и кепках перед собой, то на экраны вдалеке.

На те самые экраны, где блестела золотая маска Одержимого. Аграфена что-то слышала о некоем бандите, который взял заложников на Рейвенхольде, но не ожидала попасть в его сети. Всё-таки сестра была права, и её следовало послушать — при всех охранительских заморочках, которые Груша никак не могла простить.

Она держалась за мужа, ища в нём опоры. Роман оставался невозмутим. Он смотрел на безликого террориста твёрдым взглядом. А с другой стороны к самой Груше прижался маленький Слава…

— Ма-ма, что та-кое? — не переставал спрашивать он.

— Я не знаю, сынок, — честно ответила она, посмотрев в его маленькое личико.

* * *

Штурмовик Семецкий тихо крался по тёмному коридору небоскрёба. С автоматом в руках элитный боец шёл мимо дверных проёмов, руководствуясь встроенным в шлем тепловизором. Позади следовали и другие штурмовики. Охранитель Драгомиров приказал им осмотреть все здания проспекта в поисках устройств, заложенных Одержимым.

Сквозь красные линзы Семецкий увидел несколько жёлтых размытых пятен. Значит, подельники Одержимого скрываются в соседней комнате… Ударом бронированного сапога штурмовик выбил хлипкую офисную дверь — и очутился в просторном кабинете. За панорамными окнами, прикрытыми жалюзи, пылали огни праздника. А помимо столов с компьютерами, типичных для таких помещений, на полу стояло множество бочек.

— Сержант, я нашёл их, — с хрипом доложил Семецкий по громкой связи.

Перед ним стоял человек в полицейской форме — такой же высокий, как штурмовик, только толстый.

— Офицер, какого хрена ты не доложил ОБ? — рявкнул Семецкий, наведя дуло.

Полицейский лишь усмехнулся. У него было лицо не сытого, довольного жизнью столичного стража порядка, а отъявленного уголовника с нижнего уровня — тяжёлое, покрытое рубцами и шрамами.

— Тут «оборотень»! — проорал штурмовик.

Метким выстрелом он повалил «полицейского» на пол, но из-за угла выбежали другие бандиты. Автоматная очередь изрешетила Семецкого, и он бессильно рухнул на пол, а за ним — и его товарищи по штурмовому отряду.

— За Антею! — это было последним, что он услышал.

* * *

— Если завтра Земля объявит новый священный поход, то готовы ли вы отдать ей своих детей? — гремел жуткий голос Одержимого над улицами города. — Готовы ли отправиться туда сами? Готовы ли принести благополучие и жизнь в жертву величия Империи?

Аграфена вздрогнула, представив Славу большим и в армейской форме. И мёртвым после очередной военной кампании…

— Я умру за Императора! — прокричал пьяный юноша, лихо отплясывая у борта.

— Лишь бы не было войны… — тихо сказала старушка.

— Если да, то я принесу в жертву вас, никчёмных, глупых людишек! — интонации злодея стали ещё более жёсткими, даже рублеными. — И да очистится Вселенная огнём!

Груша застыла в ужасе — высоко над баржами, по всему проспекту начали взрываться здания. Оранжевые облака охватили этажи, словно раскрылись бутоны цветов. И сверху прямо на людей с грохотом посыпались куски железобетона.

Ей хотелось кричать — и она закричала. Схватилась за Романа, а он успокаивающе её обнял. Слава прижался к ногам матери. Он тоже орал, недоумевая, что вообще происходит, но хорошо чувствуя опасность.

— Лево руля, блин! — проорали в рубке.

Палуба немного наклонилась — небесная баржа пыталась уйти от лавины обломков. Но затем врезалась в точно такое же судно, и от столкновения взорвался один из её реактивных двигателей. Баржа накренилась уже сильнее. Расталкивая друг друга, люди хватались за всё, что можно, а кто-то укрылся в ресторане. Парень, который клялся умереть за Императора, потерял равновесие и улетел в туман вместе с камнепадом.