Да-а, за полтора года в этом времени Кистенёв, мягко говоря, слегка изменился. Вроде как похудел, вон и щетина явно не банкирская, больше похожая на бороду, и одежонка какая-то потрёпанная, в карманах которой он прятал руки. Вот только глаза всё те же, глаза убийцы, хладнокровно разглядывающего свою жертву.

— Я и не сомневался, что ты прискачешь козликом, — чуть оскалился он, обнажив по-волчьи крепкие клыки. — Не можешь без своей бабы жить, любишь? Вижу, что любишь, иначе не сопел бы сейчас так передо мной, не прибежал бы, рискуя своей шкурой. Ради Машки так не рванул бы… Кстати, не рассказывал своей беременной жене, как драл мою Машку? По глазам вижу, что нет. И про то, что из будущего, вряд ли рассказал.

Он смачно плюнул на притоптанный снег, не отводя от меня взгляда. Шевельнул рукой в правом кармане, и мне почему-то показалось, что этот карман оттягивается сильнее левого.

— В целом, конечно, хорошо пристроился, не пропал. И бабу нашёл, и работу неплохую, даже, я слышал, какой-то там парикмахерский чемпионат мира выиграл, в ГДР ездил. Не, ну а чё, каждый делает то, что умеет. Я вот всяких барыг грабил, у меня даже своя небольшая банда была. Правда, подельники и спалили. Молокососы… Пришлось из Конторы с Лубянки ноги делать, вальнуть кое-кого. Ну так я везучий. А сейчас посмотрим, кому из нас пофартит больше. Пошли-ка отойдём, не хер здесь светиться.

— Где моя жена? — спросил я, не трогаясь с места.

— Не ссы, парикмахер, будешь делать как я скажу — всё с ней будет чики-пуки. Давай двигай, не доводи до греха раньше времени.

Он наконец-то вынул правую руку из кармана, и воронёный ствол тускло блеснул в рассеянном свете фонаря.

— Иди первый вон по той аллее, я следом.

Я молча двинулся вперёд, лихорадочно соображая, как обезоружить противника, который двигался позади меня на расстоянии в несколько шагов. Как ни прикидывай, он по-любому выстрелит быстрее, нежели я успею что-либо предпринять. Что он вообще замыслил? Вальнуть меня в каком-нибудь укромном уголке Измайловского парка? Но где гарантия, что с Леной ничего не случится, даже если он со мной разберётся?

— Хорош, стой здесь.

Я замер на месте, поворачиваясь в его сторону. Даже здесь, где-то на отшибе, дорожки были расчищены от снега, а метрах в десяти по ходу движения горел одинокий фонарь.

Кистенёв сунул пистолет в карман, неторопясь стянул с себя пальто и отшвырнул его в сторону, прямо на снег. Затем покрутил головой, с хрустом разминая шею, небрежно кивнул мне:

— Скидывай тулуп-то. Или тебе в нём махаться удобнее?

— Неужто решил разобраться один на один? — снисходительно хмыкнул я, тоже снимая дублёнку.

— Удивлён, парикмахер? Думал, я тебя просто пристрелю? Ну тогда зацени моё благородство. Даю шанс, попробуй им воспользоваться. Да и я заодно разомну свои старые кости. Ты-то, я слышал, в спортзал похаживаешь?

— Редко, слишком много работы, зато зарядку делаю ежедневно.

— Ну-ну, молодец, вот и поглядим, как она тебе поможет.

Отвечать на этот выпад не собирался, да и не смог бы — бывший банкир сорвался с места, как какой-нибудь Усэйн Болт. Я успел лишь выбросить перед собой кулак, на который Кистенёв словно и не обратил внимания. Меня просто снесло спиной вперёд, в следующее мгновение я опрокинулся на тонкий слой снежного наста, а хоть и слегка отощавшая, но всё ещё увесистая туша рухнула на меня сверху, отчего я на несколько секунд просто потерял способность дышать.

В следующее мгновение удар локтем в скулу заставил высыпавшие на небе звёзды заплясать в моих глазах хороводом. Сука, это он меня сейчас просто порвёт, как тот Тузик грелку. Но не зря же меня натаскивал Палыч! В бою все средства хороши, и когда Кистенёв не мог сдержать стона боли, когда я схватил его сквозь брюки за мошонку, я про себя злорадно ухмыльнулся.

Секунды мне хватило, чтобы сбросить с себя матерившегося врага и, тяжело дыша, встать на карачки. В такой же позе находился и державшийся руками за промежность соперник. Мы посмотрели друг на друга и, сообразив, что я не дам ему времени на передышку, Кистенёв атаковал первым.

Но сейчас я был готов к его броску, перекатом ушёл в сторону и вскочил на ноги. Неприятель сориентировался быстро, снова с рёвом кидаясь в мою сторону, однако удар толстой подошвой ботинка в грудь заставил его, совершенно по-детски ойкнув, усесться на задницу. Следующий удар пришёлся в лицо. Я не разбирал, куда бью, в челюсть, нос или лоб, похоже, подошва накрыла всю его физиономию, проехавшись снизу вверх, и я ничуть не удивился, увидев, как кровь хлынула из разбитых губ и носа.

Кистенёв провёл по лицу ладонью, посмотрел на неё и, пошатываясь, поднялся на ноги. Не исключено, что пары-тройки зубов он тоже недосчитался. В этот момент у меня почему-то не было никакого желания избивать его до полусмерти и тем более «мочить». Я попытался вызвать в памяти образ отца, которого этот подонок завалил, Лены, которую он где-то прячет и, надеюсь, она ещё жива… Нет, злости не прибавилось. Твою ж мать, что-то я стал совсем уж сентиментальным.

Подойдя к лежавшему в снегу пальто соперника, я выудил из кармана пистолет. Рукоять ПМ холодила ладонь, захотелось приложить её к саднящей скуле, где уже наверняка наливается кровоподтёк. Но нет, не сейчас. Где-то тут по идее должен быть предохранитель. Ага, наверное, вот этот флажок, который нужно опустить. А теперь взвести курок и направить ствол на замершую передо мной тёмную фигуру.

— Ну, давай, стреляй! — прохрипел он. — Если не ты меня, то я тебя. Так и так из нас двоих останется только один.

— Мне твоя жизнь на хрен не нужна, — сказал я, сплёвывая густую слюну. — Где моя жена?

— Что, не хочешь валить? — словно не услышав мой вопрос, оскалился кроваво-белым пятном Кистенёв. — Ну смотри, я тебя предупредил.

Несколько метров между нами он преодолел не так быстро, как в первый раз, так что у меня было время принять решение. Я ударил его рукояткой в лицо, делая шаг в сторону. Тот пролетел мимо, остановился, тяжело дыша, повернулся и вновь кинулся на меня.

Нет, конечно, убежать от настырного, прущего на тебя буром оппонента — дело нехитрое. Вот только где мне искать жену, не говоря уже о том, что Кистенёв, оправившись, наверняка не оставит попыток со мной поквитаться, и снова могут пострадать мои близкие.

Разгорячённый дракой, я уже был готов нажать на спусковой крючок, меня от последнего шага удерживал одна мысль: где мне искать Лену, если я его убью? Где он её прячет? Вот эти терзания меня слегка отвлекали от боевого настроя, и я проглядел, как ботинок Кистенёва заехал мне чуть ниже левого колена.

Вот теперь уже я скрючился от боли, прыгая на одной ноге и едва не выпустив из руки ствол. Вновь мы оказались на снегу, теперь уже барахтаясь в сугробе сбоку от аллеи. А когда прозвучал приглушённый выстрел, я сразу и не понял, что произошло. И только когда спихнул с себя бывшего банкира, понял, что тот ранен. Похоже, в пылу борьбы я всё же непроизвольно нажал на спусковой крючок.

Кистенёв лежал на спине, глядя в небо и прижимая к правому боку ладонь, из-под которой растекалось тёмное пятно. Он ещё был жив, грудь его тяжело вздымалась, но меня не покидало чувство, что ранение смертельное. Повреждённая печень сейчас наполняла кровью его брюшную полость, и остановить кровотечение не было никакой возможности. Даже если он окажется на хирургическом столе через тридцать минут — его уже не спасти, кое-что в медицине и строении внутренних органов усилиями Палыча я соображал.

— По ходу, поквитался за отца, — выдавил он из себя получившуюся какой-то жалкой усмешку.

Я склонился над ним, пытаясь поймать его ускользающий взгляд, схватил за свитер, безуспешно пытаясь приподнять ставшее неподъёмным тело врага.

— Говори, мразь, где она? Где ты её держишь?

Ещё и голос какой-то сиплый, а прокашляться не получается. Сейчас бы применить способность внушения, полученный от Мессинга дар НЛП-программирования, чтобы выведать, где он прячет Лену, да чувствую, что нет не то что физических, скорее, даже моральных сил. Не человек, а какая-то перегоревшая нить накаливания. Если уж когда и стоило применить ДАР, то когда только с ним встретилась у лыжной базы, но в тот момент я был настолько взвинчен, что даже об этом не подумал.