Потом лодку закружило, и слепое течение отнесло ее в сторону. Мимо проплыло на буксире несколько тяжело нагруженных барж. Созданная ими волна вынесла меня на середину канала. Грозя столкнуться с моей лодкой и опрокинуть ее, по течению и против него, самостоятельным курсом проплывали большие и маленькие суда. Меня мучила жажда и томили бездействие и неопределенность.

Вечерняя прохлада принесла мне небольшое облегчение. Бред прекратился, но пришло понимание безнадежности моего положения. Я думал: я опять во власти Великого Потока со всеми его капризами, но этот Поток не властен над моей решимостью отвергать все его приманки и обольщения. И я знал: у этой решимости есть опора по ту сторону всех нарисованных картинок. Но что же мешает мне постичь истинную реальность и выйти из-под власти иллюзий — несовершенство мира или моя незрелость? Создаю ли я сам те миры, в которых я живу, или каждый раз я становлюсь пленником независимых от меня законов? Я заметил, что, еще не совсем освободившись от образов бреда, я уже был целиком во власти паутины моих мыслей.

Под вечер я очнулся от резкого толка — лодка ударилась о прибрежный камень. Я выпрыгнул из лодки и вытащил ее на берег. Оглядевшись, я увидел, что меня окружали грубые валуны и чахлые кусты между ними. Обстановка казалась незнакомой.

Я почувствовал сильную жажду и увидел струйку дыма, вьющуюся над пригорком. Я пошел в направлении дыма. Через какое-то время я уже подходил к двум молодым людям, разжигавшим костер на холме. Трещал хворост, в котелке бурно кипела вода, ее брызги попадали в огонь, добавляя к треску шипение.

Мое появление не вызвало у молодых людей ни удивления, ни какой-либо иной реакции. Один из них, с небольшими залысинами и живыми глазами, колдовал над котелком, засыпая в него чай и помешивая напиток деревянной палочкой. Второй, высокий с небольшой бородкой, подкидывал ветки в огонь. Когда я приблизился, они, оторвавшись от своих занятий, просто смотрели на меня. В их взгляде не было ни вопроса, ни беспокойства. Приблизившись к костру, я в нерешительности остановился.

— Кажется, я вас видел утром. Мою лодку весь день несло… — проговорив эти слова, я почувствовал страшную усталость и опустился на землю.

Меня усадили в походное кресло. Глоток горячего чая вернул меня к жизни. Очевидно, к чаю они добавили крепкого алкоголя.

— Я — Ким, а бородач — Максим, — улыбнувшись, сказал человек с залысиной.

— Вы путешественники? — спросил я больше для вежливости, чем из любопытства.

— Мы строим Перпендикуляр, — ответил мне бородач Максим.

— Перпендикуляр? — переспросил я.

— Перпендикуляр к Потоку.

— К какому потоку?

— Ко всем потокам.

— Получается?

— Не всегда. Но мы не отчаиваемся. Мы решаем задачу.

— Но каким образом?

Обменявшись едва заметными улыбками, приятели ничего не ответили. Я не стал повторять вопрос — я пил чай, и с каждым его глотком в меня вливались уверенность и спокойствие. И одновременно меня охватило удивление. Я удивлялся траве под ногами, небу в розовом оперении заката, водной глади, отражающей небесную красоту. За всем эти было что-то другое… Может быть, в чай был добавлен не алкоголь, а какой-нибудь наркотик, подумалось мне.

Как будто прочитав мою мысль, Ким сказал:

— Чай заварен малиной и мятой. То, что с нами происходит, это Перпендикуляр. Когда возникает Перпендикуляр, Поток теряет свою силу и перестает нас сносить.

Над водным зеркалом опускался светящийся шар. Не было больше того изматывающего напряжения и той тревоги, в которых я провел весь этот день. Не было прошлых жизней. Мне казалось, что время остановилось — мы всегда сидели вокруг костра, пили чай и провожали оранжевое светило. Мир отодвинулся, а за ним клубилась живая Бездна, полная мудрости и силы. Оттуда, из этой надмирной глубины, ко мне шла помощь.

— И все-таки — как вы это делаете? — с изумлением повторил я свой вопрос.

— Когда возникает нужда, нам посылается помощь. Вот и вы появились, потому что мы в вас нуждались.

* * *

Прошел месяц, и я привык к новой жизни и к новым спутникам. На самом деле обстановка непрерывно менялась. Мы жили то тут, то там, предпочитая острова, где мы могли разбить палатку и развести костер, или ставили палатку на широких платформах и ловили удочкой рыбу. Всю жизнь я мечтал о бродячей жизни без привязанностей и обязательной рутины, и вот моя мечта сбылась.

Ким и Максим были бесхитростными людьми. Ким был словоохотливый и расторопный, а Максим неторопливый, погруженный в созерцание. В них не было ничего от моих старых знакомых, которые вряд ли бы ими заинтересовались. Я также потерял былую искушенность и сложность. Вряд ли я был бы теперь нужен моим друзьям и пациентам. Моя старая личность постепенно отмирала, и взамен ее не возникала новая.

Мы строили Перпендикуляры везде, где можно, и оказывалось, что можно было везде. Мы создавали свой поток, свою вертикаль, и были счастливы, как дети. Как счастливые дети. Перпендикуляр возникал, когда, освободившись от галлюцинаций, мы погружались в прозрачную глубину себя — без дна, — теряя ориентиры поверхности и направления. И тогда возникала Воронка — мы узнавали о ее появлении по легкому покалыванию по всему телу и входили в грозовое облако, чреватое разрядами. Это было прелюдией к Перпендикуляру, освобождением от притяжения реальности. Этот Водоворот грозил засосать всего тебя без остатка. Он не имел никакого отношения к Потоку и к каждому из нас. Нам давалась возможность окунуться в Бездну по ту сторону Потока. Сознание исчезало. Мое «я» больше мне не принадлежало. Это была смерть и одновременно освобождение.

Нижний мир

1

История эта началась неправдоподобно. Вымысел правдоподобен, а правде всегда трудно поверить. Так вот, все это действительно случилось со мной и имело долгое и замысловатое продолжение, о чем и пойдет дальше речь.

Поздно вечером я возвращался домой после посиделок у Игоря. Может быть, я немного выпил, но только совсем немного. Уехал вовремя, успел на метро, доехал до своей станции без приключений. Обычно, выходя из метро, иду до перехода и поворачиваю направо. Но тут ноги сами повернули налево. Как это случилось — не знаю. Опомнился, только когда вышел на улицу и стеклянная дверь подтолкнула меня в спину. Этот выход с большой буквой «М» должен был вывести меня к торговому центру. Однако я оказался в незнакомом месте. На секунду я оторопел.

Очнувшись, увидел перед собой молодого человека в шапке-ушанке — лицо туповатое и нос шишечкой, — с распечаткой в руках: на листке стояло мое имя «АРКАДИЙ».

— Д-д-добро пож-ж-жаловать в Ниж-ж-жний мир, — сказал он, отчаянно борясь с неподдающимися звуками. Помолчав, он добавил:

— М-м-меня з-з-зовут Ж-ж-жора.

— Очень приятно, — отрезал я и отвернулся от Жоры. Я хотел спуститься в переход и перейти на правильную сторону, однако…. никакой стеклянной двери передо мной не оказалось. И никакой буквы «М». Я стоял на незнакомой улице незнакомого города.

2

Я стоял на незнакомой улице незнакомого города, освещенной тусклыми фонарями. Прочные дома довоенной постройки в 4–5 этажей, погашенные витрины, запертые подъезды с вензелями. И ни души — только мы с молодым человеком в шапке-ушанке. Шапке, кстати сказать, более подходящей к московским сугробам, чем подъездам с вензелями.

— Что всё это значит? — задал я ему вопрос только потому, что задать его было больше некому. Унылая внешность Жоры не располагала к разговорам. Мимо таких людей хочется пройти, не останавливаясь. Однако Жора сам не торопился чем-либо мне помочь. Может быть, он давал мне время прийти в себя от неожиданности. На его бесцветном лице не было ничего написано.

Я попытался восстановить ход событий. Перепутать станцию я не мог — это была моя станция, — в подземном переходе я повернул не в ту сторону — пошел налево, а не направо — вышел на незнакомую улицу и услышал слова, произнесенные заикой в ушанке: «Добро пож-ж-жаловать в Ниж-ж-жний мир!» Нижний мир? Что это за Нижний мир?! Может быть, я ослышался или мне почудилось? Но нет, я стою на незнакомой улице, и передо мной стоит Жора и чего-то ждет. Мне осталось повторить свой вопрос: