* * *

Чем бы ни занимались населяющие Великий Поток люди, все мы движимы единодушным стремлением — держаться на плаву. Существовать, жить — это и есть держаться на плаву. Однако есть нечто, делающее наше существование в Великом Потоке зыбким и ненадежным. Дело в том, что Поток уносит и уничтожает все, что в нем и на нем живет: рыб, птиц, людей, корабли, плавучие платформы и целые города. Что-то быстрей, что-то медленней — все неудержимо гибнет, невозможно ни за что зацепиться, задержаться. Всех куда-то уносит, все уходит в небытие, и с этим нельзя ничего поделать.

Иногда это происходит внезапно: перед глазами всплескивает вода и возникает Водоворот, в него проваливаются люди на своих лодках, суда, плавучие острова и платформы, и никто не успевает прийти на помощь — мы можем лишь с ужасом наблюдать чужую гибель и ждать своей. Люди строят по этому поводу гипотезы, однако тайна подстерегающих нас Омутов остается неразгаданной и едва ли будет когда-нибудь раскрыта.

Но и это еще не все. Все мы, обитающие в Потоке люди, постоянно слышим нарастающий Рокот и знаем, что это Рокот ожидающего нас впереди Великого Водопада. Особенно громко и отчетливо этот Рокот слышен по ночам, когда затихает шум, создаваемый людьми и моторами, — тогда мы слышим этот ни на что не похожий и все перекрывающий шум и понимаем, что это голос надвигающегося Рока. Мы знаем, что где-то недалеко Великий Поток обрывается в Пропасть, которую древние люди называли Тартаром, и от этой ужасной участи нет спасения. Слишком страшно это знать и обо всем этом помнить, и потому большинство живет своими маленькими радостями и печалями, перекладывая тревогу на других. Меньшинство несет на себе тяжелое бремя общей заботы, обостренно чувствуя свою ответственность за остальных. Никогда еще в прошлом у людей не было такого острого ощущения нашей общности и зависимости друг от друга.

Мы с Элеонорой живем на катере, пришвартованном к большой плавучей платформе. Я — практикующий психотерапевт, и у меня всегда достаточно пациентов с их страхами и тревогами, а Элеонора работает в отделе продаж большой международной компании. Мой гонорар и ее зарплата дают нам возможность держаться на плаву. Лодки наших друзей также пришвартованы к плавучим платформам, а некоторые живут в домах или квартирах на самих платформах. Платформы также сносит Потоком, и они сползают по течению, как и все другие плавучие объекты.

* * *

Мы сидим в гостиной вокруг очага: Элеонора, я, Михаил, Константин и Ирина.

Константин старше меня, он высокий, с аккуратной серой бородкой. Когда Константин говорит, то задирает подбородок, так что клинышек его бородки упирается в собеседника. Не пробуйте уклониться, он все равно вас настигнет своей беспокойной мыслью. Он говорит:

— Есть два Потока — внешний и внутренний. Нас сносит снаружи и внутри. Внешний Поток несет нас к гибели в Великом Водопаде. Внутренний поток губит нас в нас самих. Мы должны что-то делать, иначе мы погибнем.

Ему возражает Михаил, юноша с веснушчатым носом и растопыренными ушами:

— Космос — это Поток. Жизнь — это Поток. И сознание — это тоже Поток. Когда-то Земля была диском, плавающим в Великом Океане. Потом люди открыли, что Земля — это шар, сплюснутый с полюсов. Позже обнаружилось, что наш мир — это Поток. Никто не знает, откуда и куда он течет, но ведь никто не знал, в каких морях плавал земной диск и куда летел шар.

Эти разговоры расстраивают большеглазую Ирину, и она начинает беззвучно плакать. Ей страшно — она боится страшных картин, которые рисует Константин, боится воронок, боится смерти. Ее отец недавно утонул в одном из таких Водоворотов. Мы с Элеонорой пробуем ее успокоить, но Ирина не хочет успокаиваться. Незаметно она и нас заражает своим беспокойством.

Константин продолжает:

— Наш Поток — это, прежде всего, Поток Времени. Механическое Время течет в Преисподнюю. Но поскольку Время обручено с Пространством, оно затягивает в Ад и Пространство, и всех, кто в нем расположился. Однако противостояние Потоку ведет туда же. — Оглянувшись на меня как бы за поддержкой, он говорит: Когда-то боги управляли людьми. Потом боги ушли, и люди пытались сами управлять собою. Сегодня никто не пытается управлять никем, все плывут по течению. Надо плыть против течения. Это наша единственная надежда.

Я пытаюсь увести разговор в другое русло:

— Древние люди провидели наш Поток. Гераклит говорил о том, что все вещи изменяются и превращаются в другие. А до Гераклита был Всемирный Потоп, который смыл человечество с лица Земли. Боги спасли только Утнапишти и его жену и поселили в разливе рек вдали от людей. Бог обещал не устраивать нового Потопа, но он обманул людей. А может быть, он просто не мог сдержать свое слово, потому что умер. Теперь мы живем на разливе рек и ждем знака.

Но и Михаил не сдается, он возражает:

— И диск, и шар, и Поток — это все иллюзии. Нельзя доверять тому, что мы видим. Реальность, какая она есть, нам никогда не откроется. Но глупо отчаиваться. Все равно мы не можем ничего изменить. Масштабы Великого Потока слишком велики.

Мы расходимся поздно. На небе ярко светит луна, зыбко отсверкивая в водной ряби. Михаил уплывает на своей весельной лодке, Константин и Ирина — на моторном такси. Мы остаемся с Элеонорой на нашем катере. Мы стоим с ней на палубе, опершись о перила, и смотрим на проплывающие по каналу суда.

Мы одни. Нас несет Великий Поток. С обгоняющей нас плавучей платформы доносится меланхолическая музыка. Эта музыка говорит: прекрасно иметь друзей, но еще прекраснее, проводив их, стоять на палубе с любимой женой и смотреть на воду. А может быть, это я говорю сам себе. Мне не хочется ни о чем думать: есть только вода, луна и Элеонора.

* * *

Я проснулся под утро и вышел из каюты, чтобы послушать Рокот Великого Водопада. По ночам он хорошо слышен, особенно на спокойных улицах, где нет суеты и шума. Было уже довольно светло, звезд и луны не было видно. По утрам на воде зябко даже в теплую погоду. Рядом с нами, готовясь к утреннему рейду, работали рыболовы, лязгали и скрипели бобинами и тросами, шумно переговаривались, а когда они, наконец, угомонились, жизнь на нашей улице уже била ключом. Дворники на моторках собирали с поверхности всякий мусор, проплывали почтальоны, ремонтники, разносчики, проносились фирменные катера, буксиры пыхтели и толкали баржи. Досадуя на соседей-рыболовов, я вернулся в каюту.

Элеонора уже проснулась и готовит завтрак. Мы пьем кофе на нашей крохотной кухоньке. Кроме кухни у нас еще есть гостиная, она же по ночам спальня. В гостиной я принимаю своих пациентов, тогда наша кровать превращается в удобный диван. Но на кухне помещается только столик и два стула под иллюминатором.

Элеонора знает, что по утрам я выхожу послушать Великий Рокот. Сегодня она серьезнее, чем обычно, и я догадываюсь, что это от затаенной мысли. Мне нужно заставить ее заговорить, иначе ее мысль уйдет в глубину, и я ее никогда не услышу. Я чувствую, что она хочет вернуться ко вчерашнему разговору, и осторожно продвигаю ее по этой тропке. Я рассказываю ей о шумных рыболовах.

Наконец, она начинает говорить. Как у многих женщин, ее мысль полна еле сдерживаемой страстью. Она говорит горячо и резко, как будто делает прыжок в воду, — иначе она не умеет.

— Я слушала вас вчера… Вы все как будто сговорились. Вы придумываете ужасы, которых вовсе нет. Кто сказал, что нас ждет гибель в Великом Водопаде?! Ничего подобного! Никто не видел Водопада! Кто сказал, что нас сносит Поток? Никто этого не видел. Это нельзя увидеть. Наш город и все другие города находятся там, где они всегда находились. Я не хочу больше слушать ваши разговоры. Ирина заболела от них. И я скоро стану истеричкой, как она.

Глаза ее наполняются слезами. Я знаю, если Элеонору не отвлечь, она будет плакать, и это ее совсем расстроит. Кроме того, ей нужно уже выезжать — фирменный автобус заедет за ней через пять минут. Я торопливо спрашиваю ее о запланированной нами завтрашней прогулке на остров Нечаянной Радости. Этот плавучий остров славился своими уютными бухтами и апельсиновыми рощами, и мы с Элеонорой давно собирались туда поехать. Да, мы не совсем подготовились, кое-что мы не учли. Мы начинаем обсуждать, кого мы пригласим и что возьмем с собой. Легкий звонок сообщает нам, что подъехал водный автобус. Элеонора надевает шляпку, и мы с ней выходим на палубу. Я смотрю на водную дорожку, которую оставляет уплывающий автобус. Вот ее уже и нет. Жизнь — это дорожка на воде, — думаю я и захожу в дом.