— А ты уверена в том, что ты отчетливо видишь Воронку? Может быть, она источник не центробежного, а центростремительного движения, может быть, Поток не вливается, а выливается из этой Воронки?

— Я уверена в этом, — говорит Европа, но в ее голосе нет уверенности.

— А как ты это видишь? Расскажи, — настаиваю я.

— Я это вижу с закрытыми глазами — так, как я вижу сны. Это только часть огромной картины. А весь Мир — это одно бесконечно большое существо.

— Какое оно? Опиши его.

— Желеобразное — как медуза. Ужасное.

И когда я задал следующий вопрос, то уже знал, какой ответ я от нее услышу. Я не знаю, откуда ко мне приходит это узнавание, но оно случается слишком часто для того, чтобы быть случайным. За секунду до ответа на мой вопрос я знаю, что я услышу, и именно это я услышал от Европы.

Я спросил ее:

— А теперь закрой глаза, посмотри и ответь: где и когда ты видишь следующий Всплеск и Воронку?

Европа закрыла глаза, помолчала и ответила:

— Здесь. Прямо на том месте, где мы сейчас находимся. Завтра в полдень.

Европа указала мне на конкретное место в Вечном Потоке. Что она имела в виду? Ведь Поток сносит любое место со скоростью одного километра в час. До полдня следующего дня должно пройти 24 часа, это значит, что катер, на котором мы с Элеонорой живем, снесет за оставшееся время на 24 километра. Если даже я и поверю Европе, а я, кажется, был готов это сделать, где произойдет Всплеск, предсказанный ею, — там, где мы находимся сейчас, или позади нас на расстоянии 24 километров? Это как раз то место, куда мы собирались завтра на прогулку — остров Нечаянной Радости — и куда мы пригласили наших друзей, Константина с Ириной, Михаила и еще одну девушку — нашу старую приятельницу Ольгу.

Конечно, услыхав ответ Европы, я немедленно задал ей уточняющий вопрос. Я спросил ее, учла ли она в своем ответе скорость Потока? Я повторил этот вопрос и задал его еще раз иначе: где она видит Всплеск — здесь или в 24 километрах позади нашего катера? Однако Европа не смогла ответить на этот вопрос — она просто не знала. Она смешалась и прикусила верхнюю губу. От напряжения на ее покрытом прыщиками лбу выступила легкая испарина. Действительно, много ли можно требовать от пятнадцатилетнего подростка. И когда, завершив сеанс, я отпустил ее домой и она поспешно уплыла на проходившем мимо водном моторе, на душе у меня было не совсем спокойно. Я не знал, отменять ли мне нашу завтрашнюю прогулку или наоборот — поехать туда с друзьями и провести там целый день до позднего вечера, купаясь в уютных бухтах и гуляя под апельсиновыми деревьями.

* * *

Я решил ни с кем не советоваться по той простой причине, что друзья подняли бы меня на смех за мою доверчивость, а Элеонора совсем потеряла бы голову. И никто бы не поверил тому, что всю эту бурю вызвали во мне предсказания пятнадцатилетней девчонки, моей пациентки. Решать нужно было мне одному, опираясь не на мой разум и не на мое сердце — ни разум, ни чувства не могли бы мне дать необходимую подсказку. Мне предстояло обратиться с вопросом к той своей глубине, на которую я редко заглядывал и мало о ней знал.

Разумеется, я доверял Европе. Доверие шло именно из этой моей глубины. Конечно, девочка могла ошибиться. Но то, что она черпала свои знания из того же источника, я не сомневался. И никому я не мог это ни объяснить, ни тем более доказать. Вскоре я окончательно отбросил мысли о «месте», так как для меня стало абсолютно ясно, что настоящим местом были не наш с Элеонорой катер и не плавучий остров Нечаянная Радость. Этим роковым «местом» был я, где бы я ни находился. И потому сразу же увяли мои трусливые мысли об изменении маршрута, о выборе нового «места», куда я мог бы сбежать от себя и от ожидающей меня участи.

Между тем вернулась с работы оживленная Элеонора, рассказывала о служебных происшествиях, смеялась. Мы с ней приготовили ужин, а после ужина Элеонора начала читать мне вслух моего любимого Гесиода. Дверь на палубу была полуоткрыта, и мы слушали, как за кормой мягко плещется Поток. Голос Элеоноры наполнял собой нашу квартиру, бархатно насыщая мой слух, делал меня счастливым и благодарным. Никогда еще наш катер не казался мне таким уютным, а моя жизнь — такой завершенной и наполненной. В предчувствии рокового дня я позволил себе ненадолго забыться. Я спал всю ночь, не просыпаясь и без снов — я ни о чем не хотел думать, ничего решать.

* * *

Рано утром, проснувшись, я вышел на палубу. Было холодно и еще довольно темно, но в полной тишине уже началось едва заметное отступление ночи. Потоки тьмы редели на моих глазах, и из них проступали контуры окружающего мира: лодки, причаленные к большому судну, мерно качались на воде, потом появились дома на плавучих платформах. Подул легкий западный ветер, плеснула хвостом большая рыбина, и снова стало тихо.

И вдруг я услышал ровный глухой шум и мгновенно узнал его — это был грозный Рокот Великого Водопада. А может быть, это был Рокот Великой Воронки в центре нашего Мира? Откуда бы он ни шел, но звук был отчетливым и страшным. Казалось, что-то величественное и грозное, касающееся моей личной судьбы, рождалось где-то близко, совсем рядом. Рокот рождал образ огромных движущихся масс, огромной мельницы и трущихся друг о друга гигантских жерновов и в то же время — картину открывшихся недр страшного Ничто — Семинедрия, как говорили древние. Перед лицом этого страшного Рокота, этой бесконечной силы мне не нужно было ничего решать, все уже было решено и должно было быть именно так, а не иначе. Перед моим мысленным взором мелькнули фигуры Изиды и Алкивиада, потом появилось лицо Европы, глаза ее смотрели на меня со страхом, не мигая. Я вернулся домой и начал собираться к прогулке.

* * *

Первыми в походном снаряжении цвета хаки приехали Константин и Ирина. За ними на корму из своей лодки поднялся веселый улыбающийся Михаил, на нем была голубая матросская блуза и фетровая шляпа. Последней появилась наша старая приятельница Ольга в огромном балахоне с капюшоном. Михаил непрерывно шутил и рассказывал смешные истории, Константин был настроен саркастически, Ольга казалась озабоченной предстоящей прогулкой. Мы с Элеонорой угощали гостей чаем в нашей гостиной, а на корме стояли готовые корзины с припасами для пикника.

К 10 часам, когда все напились чая и устали смеяться над анекдотами Михаила, мы решили тронуться в путь. Выйдя на корму, все обомлели: густой туман стелился над водой, закрывая всякую видимость. «Ничего нет», — растерянно объявила Элеонора. Такое явление было для нас не в новинку, однако Константин высказал опасение, что наша прогулка может быть испорчена этим туманом — даже если мы доберемся до острова Нечаянной Радости, мы там просто нечего не увидим: ни висячих садов, ни ажурных мостов, ни цветных павильонов, ни апельсиновых деревьев. Однако решили все же ехать в надежде, что туман быстро рассеется и наш пикник не будет совсем уж слепым. Тем более, что Константин и Ирина заранее заказали такси и даже приехали на нем — моторная лодка с длинным навесом ждала нас, пришвартованная к нашему катеру.

Осторожно, на ощупь, наша компания спустилась в моторку, туда же уложили корзины с припасами, Константин сел за руль, загудел мотор — мы поехали. Плыли медленно, направляя свой путь прямо против течения, внимательно прислушиваясь к сиренам с проплывающих мимо судов. Видимость была на расстоянии вытянутого весла, явно недостаточная, чтобы избежать столкновения с крупным пароходом, окажись он перед нами, но все же первую половину пути мы миновали без происшествий.

До цели нашего путешествия оставалось немногим больше десяти километров, когда Ольга заметила, что туман стал густеть. Действительно, теперь мы с трудом могли видеть друг друга, и наши голоса в тумане зазвучали гулко и отчужденно. Может быть, такими они теперь и были, и не от тумана, а от охватившей нас всех тревоги. У нашей лодки не было сирены, поэтому мы разговаривали преувеличенно громко, чтобы нас могли загодя услышать на встречных судах.