— К Вороножу подались, нескоро возвернутся, — легла пухленькая ручка на крепкую ладонь бортника.
— Уж не разгневайся, только и мне отъехать ненадолго надобно, — осторожно убрал руку Нежки Миронег.
— Так уж и надобно? — обиженно надулась зазноба.
— Крепко надобно, — Миронег порывисто притянул пышную красотку к себе, целуя в теплые губы, и побежал дальше.
— Хоть пирожков на дорожку забеги взять, — понеслось ему вслед.
— В другой раз.
Изба старейшины Радяты была просторной, а двор самым широким и ухоженным. Хозяин вместе с мальчонкой-челядином чистили стойла.
— Бог в помощь, — окликнул Миронег.
— Благодарствую, — разогнул спину Радята.
Длинный и сухой муж, лет сорока, ополоснул руки в бадье, отер о висевший на жерди рушник и направился к гостю.
— Случилось чего, Миронег Корчич? — озабоченно заглянул он бортнику в глаза.
— Князь Ингварь здесь в верви был?
— Нет, плыли какие-то лодьи, да мимо прошли.
— А в Большой?
— Того не ведаю. Чего всполошенный такой?
— Дай Сивку, отъехать мне надобно, — наклонившись к уху Радяты, проговорил Миронег, — и за козочками моими пошли приглядеть.
— Случилось чего? — снова повторил свой вопрос старейшина.
— Да пока ничего худого, да проучить, чтоб неповадно было, кое-кого следует.
— Корчич, ты уж там поосторожней.
— Извернусь.
— А как чего случится, козы да борти за мной, верно? — сузил глаза Радята.
— Уж и схоронил, — хмыкнул Миронег.
— Это, чтоб ты там от жадности не влез никуда да живехонький воротился.
Мальчонка вывел Миронегу Сивку, молодой скакун радостно заржал, предчувствуя дорогу.
— Ежели загубишь, уж не обессудь, три шкуры сдеру, — с явным сожалением посмотрел на доброго коня хозяин.
— Когда я тебя в накладе оставлял, — Миронег потрепал Сивку по мягкой гриве.
— Это да, — охотно признал Радята. — Я тебе невесту сыскал, — проронил он небрежно, — по осени к Хопру сватать поплывем. Семья крепкая, не голодранцы…
— Опять ты за свое, — отмахнулся Миронег, выводя коня со двора, но настырный дружок побежал следом.
— Негоже, Мироша, негоже одному. Ты ж не чернец, не скитник, к чему ж то? Только греха набираешься.
— Твои девки подрастут, выберу какую, отдашь? — подмигнул Миронег.
— Мои пока подрастут, ты уж щербатым хрычом будешь, станет женка от тебя, как Нежка от Боряты, к кому покрепче бегать. Думаешь, никто про вас не ведает? Оженись, там девка ладная, хозяйка добрая выйдет.
— Ну, чего пристал, других что ли дел у тебя нету? — Миронег запрыгнул в седло.
— О тебе ж, дурне, пекусь, — вздохнул Радята. — Силком свяжу и потащу на невесту глядеть, — погрозил он вслед пальцем.
Миронег уже не слушал привычные угрозы, на берегу спешился, выгрузил из лодки торбу с пожитками и овсом для Сивки, приторочил к седлу мешок сена, махнул Радяте, снова запрыгнул на коня и поехал прочь к полуденной стороне, туда, куда уплыли княжьи ладьи.
Можно ли догнать крепкие кораблики с двумя десятками гребцов каждый, коли они уж полдня как скрылись за окоемом? А Миронег надеялся, потому как вдоль пологого берега, по оврагу старицы и лесным проплешинам рассчитывал нагнать ускользающего князя. Сивке, конечно, отдых нужен, сам перетерпишь, а коняге дай передохнуть, но так и княжья дружина плывет неспешно, ночью пристают на ночлег, утром не торопятся, кашу варят, шатры сворачивают. «Догоню за пару деньков, а нет, так на переволоке к Цне уж точно не уйдут», — размышлял Миронег, углубляясь все дальше и дальше на север.
В шею изнуряюще светило солнце, от некошеных трав веяло жаром, и лишь к ночи с легким туманом от воды поднималась приятная прохлада. И на второй, и на третий день пути догнать Ингваря не удалось. Князь уходил, словно издеваясь над незадачливым бортником. «Все равно догоню», — скрипел зубами Миронег, охваченный азартом погони. И только к вечеру четвертого дня в сумерках среди ветвей на другом берегу замелькали костры. Стан.
Миронег спешился, отпустил Сивку пастись. Стараясь лишний раз не шуметь, нарубил жердей, скрутив их пеньковой веревкой. Получился малый плотец, выгрузив на него мешок с сеном и крынку дегтя, Миронег поволок поклажу сквозь кусты к берегу. Теперь от Ингваря и его дружины ловчего отделяли только темные воды Савалы. Кмети негромко переговаривались, шатры ставить не стали, просто натаскивали охапки веток и травы, чтобы соорудить ночлег. Вот и разгадка — поспешать начали. А вон и сам Ингварь — сидит на корме, отмахиваясь от комаров. Неужто собрался на ладье спать? Убивать князя Миронег не хотел, только проучить за жадность. И чего ему на берегу не спится? За спиной у Миронега встала досада.
Бортник тяжело вздохнул, но упрямо стал разоблачаться. «Разберусь», — проворчал он себе под нос. Темнота быстро сгущалась, вот уже и ладьи смотрелись черными пятнами и костры обратились в тлеющие кучки. Миронег забрел в камыши и, нагнувшись, стал натирать волосы и щеки глинистым илом, надо же полностью слиться с ночью, да и псы не должны учуять чужака. Вон они рыщут вдоль кромки воды, словно чуя неладное. Ничего, пусть успокоятся, заснут. Утренний сон самый крепкий, но ежели промедлить, может забрезжить рассвет, и тогда водная гладь прояснится. Сейчас же не все кмети улеглись, дозорные еще свежи, глядят в оба. Выждать следует, но проскочить нужно до того, как небо начнет выцветать.
Миронег присел на мешок ждать. Ежели поймают, стыда не обобраться. А еще князь улегся на ладье… Ну, должен же почуять гарь, быть того не может, чтоб не почуял. Сейчас Миронег дождется тишины, осторожно, толкая перед собой плот, подплывет к ладьям, просочится между ними и забросит мешок на борт одной из них, а потом ударит кресалом, высечет искры, подожжет деготь, да и закинет крынку туда же, куда улетел мешок. «А ежели не займется?» — екнуло сердце. «Займется, куда денется», — успокаивал разум. Лишь бы собаки не учуяли, а дозорные не услышали. Да нет, не должны, дозорных по краям стана расставили, да в лесу, до корабликов им и дела нет. «Дядька Яким такого бы не дозволил, у него чутье было», — Миронег вздохнул и потер ладонями грязные щеки.
С того берега не долетало ни звука. «Пора», — резво поднялся ловчий. Где-то в отдалении ухнул сыч, тоже охотится. Только он-то хищником и останется, а вот Миронег в любой момент может из охотника превратиться в добычу.
Плотец с легким всплеском скользнул в реку, Миронег побрел за ним, погружаясь в теплую приятную для тела воду. По венам быстрей забегала кровь…
Что это?! Яркая вспышка озарила тот берег, заставляя жмурить привыкшие к темноте глаза. У Миронега невольно отвисла челюсть — крайняя ладья пылала, горела и без его стараний. Столб огня с треском жрал правый борт. Миронег перестал грести, глядя на пламя. Ненужный плот поплыл к югу. Вот тебе и потеха, кто-то, видать, и без бортника во всю потешается.
Меж тем огонь уже облизывал щеглу[3]. И что странно, в стане никто не пробуждался, спали богатырским сном. Дозорные-то где? А отчего не лают собаки? А князь? Князь! Князь на ладье.
Миронег часто заработал руками в сторону пылающего корабля. Схватившись за уключину, ему удалось рывком забраться наверх, глаза заслезились от едкого дыма, а в легкие полезла гарь. Прикрываясь рукой, Миронег завертел головой, пытаясь хоть что-то рассмотреть. Князя он нашел на тлеющем с одного края меховом одеяле. Откинув голову, Ингварь спал или был без сознания. И больше никого. Никого?! Или Миронег их просто не нашел в застилавшем все дыму. Жар шел откуда-то снизу из-под гребных лавок: «Светец они там, что ли, уронили?»
Бортник босой ногой затоптал тлеющий край одеяла, закашлялся, со спины раздался оглушающий грохот и дохнуло жаром, это рухнула прогоревшая щегла. «В рубашке родился», — выдохнул Миронег.
— Княже, — дернул он князя за рукав.
Тот, приоткрыв очи, что-то замычал. Живой! Собрав все силы, Миронег рывком оторвал тяжелое тело от палубы и выбросил за борт на мелководье. Послышался мощный всплеск. Миронег свесился, посмотреть. Ингварь, уже стоял на ногах, ошалело оглядываясь. «Так и мне пора», — сиганул в воду Миронег. Плюхнувшись в небольшом отдалении от князя, он сразу же нырнул и поплыл под водой, сколько хватило воздуха, потом, вынырнув, жадно глотнул, снова погрузился, и лишь в третий раз оглянулся: на берегу растревоженным муравейником бегали воины, но куда им поспеть — одна ладья догорала, борт второй лизало жадное пламя. Уж потеха, так потеха.
