— Мироша, Мироша? — впервые ласково позвала она мужа.
— Птаха, — прилетело из черноты сруба. — Чего всполошилась, все ж ладно?
— Били тебя? Больно? — всхлипнула Марфа, опускаясь на колени рядом с щелью окна.
— Нет, кормят. Печь протопил, тепло. Ты иди, а то уж темнеет, страшно будет назад одной брести.
— Что тебе князь этот дурной сказывал?
— Думать будет, то и сказывал.
Слова Миронега Марфу не обнадежили:
— Я ему признаюсь, как было, он поверит, тебя выпустят, — горячо отозвалась она.
— Он и мне поверил, — с легкой горечью проговорил Миронег. — Не надобно тебе с ним встречаться, ступай домой, велю.
— Как же поверил, коли ты тут сидишь? — не поняла игры взрослых мужей Марфа.
— Птаха, не тревожься, ступай на двор к Настасье. Коли со мной чего случится, ну, это так, надобно так говорить… — Миронег замялся, — того не будет, но ежели чего, к Миляте обращайся, он поможет, не пропадешь.
— Мироша, прости меня, я тебя так подвела, так подвела, — Марфа прислонилась щекой к холодному дереву. — Крепко подвела.
— Чай, я не дитя, понимал, на что шел. То мой выбор был, — прилетели ей слова утешения.
Надобно сейчас сознаться, дальше тянуть уж нельзя. Марфа набрала воздуха, замерла…
— Князь идет, уходить надобно, — потянул ее за рукав Милята.
Она так и не произнесла нужные слова. Как не вовремя появился этот князь!
Бочком Марфа с Милятой отступили в тень.
Ингварь шел с воеводой Сбыславом, о чем-то напряженно беседуя, у правого плеча князя привычно тенью следовал сын. Войдя в ворота, они прошли через широкий двор к терему.
— Сколько можешь выставить через седмицу? Мне скоро надобно, — рыкнул Ингварь.
— Так-то скоро, трудновато будет много собрать. И полсотни не сберу, — так же на низких тонах проревел могучий воевода.
— А ты поищи, вон у вас бортники каковы, при мечах да бронях, — махнул Ингварь на поруб. — А это еще кто? — все ж приметил он женские очертания в тени забора. — Что здесь бабы делают?!
— Мужа проведать приходила, — поспешил заступиться и за дозорного, и за Марфу старый вой. — Ничего не передавала, уж уходит.
— Сюда веди! — прикрикнул князь. — Светцы поднесите, не видно ж уже ничего.
Марфа на мягких ногах побрела к кругу света от пылающих огней. Страха не было, было лишь волнение, как не навредить Миронегу, не сделать хуже. Ой, натворила она бед!
— Здрав будь, светлый князь, — заискивающим голосом со всем почтением поклонилась молодуха.
— Так ты при бортнике была, когда того муромского нашли? — прищурился Ингварь.
Марфа утвердительно кивнула.
— Ближе к свету подойди, — приказал князь. — И как там все было? Сама теперь перескажи…
— Марфа!!! — вдруг подпрыгнул княжич Юрий. — Марфуша!
Марфу сжали крепкие объятья.
— Живая. Да ты ли?
Марфа растерянно молчала.
— Так ведь тебя ж схоронили, — отступил чуть Юрий, осеняя себя распятьем, — а ты живехонька.
— Кто это? — недовольно буркнул Ингварь.
— Да как же ты, батюшка, не признал? Это ж сестрица твоя двоюродная. Это ж Марфа Олега покойного сестрица, тетушка моя.
— Белены объелся?! — рявкнул Ингварь. — Какая тебе тетушка? Сбыславка, ты княжичу бражки наливал?
— Да вы за столами поминальными, как Олега хоронили, во главе стола сидели, а меня к малым княжичам да княжнам посадили. Да там и Марфа была. Марфа, помнишь, как ты поминальную молитву пела… ну, с челядинкой своей? Так-то ладно у вас выходило, аж душа переворачивалась.
Марфа замерла, загнанной в угол лисою. «Откуда взялся этот малолетний дурень?!» — ненавидела она сейчас Юрия. Ингварь, не отрываясь, глядел на нее, что-то про себя решая.
— Княжна это, она, признал я, — вступился и Милята, — а я-то, старый дурень, понять никак не мог, откуда чело знакомо. Светлая княжна, прости, что не признал сразу, стар уже, — почтенно поклонился он Марфе, хороня последнюю надежду.
— Эй, Сбыслав, вино у тебя царегородское осталось ли? — неожиданно весело крикнул князь.
— Найдем, коли надобно, — согласно кивнул воевода.
— Крепко надобно. Гюргя, сидеть нам на Рязанском столе, — прижал рукой голову сына Ингварь, взлохмачивая русые кудри. — Слышишь, в стольной Рязани нам быть?!
[1] Рязанские князья вели род от Святослава Ярославича, сына Ярослава Мудрого.
Глава XXIX. Лапотник
— Княжна все подтвердила, — холодно произнес Ингварь, глядя сквозь Миронега куда-то вдаль. — Так и было, как ты сказывал. Награду я к тебе на двор отослал. Теперь не держу, можешь ступать.
Все? Свободен? Миронег оглянулся, за спиной никого из сторожей не было. Перед бывшим узником стелилась дорога, и даже ворота из княжих хоромов уже были приветливо растворены. Так чего ж еще ждать, бежать отсюда прочь, да побыстрей.
Миронег поклонился, как требовали приличия, развернулся и сделал пару шагов. «Княжна все подтвердила», — стукнуло в голову словно обухом тяжелого топора. Какая княжна?! Откуда здесь взялась княжна? Мысли и образы завертелись ураганом: вот испуганная девчонка карабкается по склону, вот неумело ковыряется изнеженными ручками в рыбьей чешуе, вот горделиво вскидывает голову, отворачиваясь… а пред людьми в верви как встала, словно всегда так делала, и любопытствующая толпа — ей не диво. «Марфа, раба божья Марфа! А малую сестрицу князя Олега как звали? Кажется, Марией или все же…» Сердце сделало жесткий удар, едва не проломив грудную клетку. Миронег медленно повернулся и все прочел во взгляде Ингваря.
— А она? — бросил Миронег в жесткое лицо князя.
— А она останется при мне, под моим покровом, — обдало Миронега ледяной волной.
— Но она моя жена, венчанная.
— Ты еще жив, только потому, что спас мне жизнь да выдал мне моего ворога. И этой милости с тебя уж довольно, — рыкнул Ингварь. — Ты что ж думал, что на княжне женишься и в бояре взлетишь? Да ты знаешь, что за совращение княжьей дочки с тобой следовало сотворить? И по делом было бы.
Миронег не стал оправдываться, глупо. Все сейчас рушилось — надежда создать крепкую семью, встретить старость среди любящих детей и внуков, и чтоб рядом она… Он опять ошибся с выбором, все у него не как у людей. «Бедовый», — охал дед Корчун, видно не зря.
— Она моя жена, — упрямо произнесли губы.
— Она княжна Пронская! — повысил голос Ингварь. — И поедет со мной в Пронск невинной девой-княжной, мне жена бортника, опозоренная, там не нужна. Мне надобно, чтоб жалость народ проявил, прослезился и мстить за князя покойного за мной пошел. А там и Рязань всколыхнем. И любого, кто поперек мне встанет, раздавлю, — Ингварь сжал кулаки. — Глеб должен за злодейство сполна отплатить.
— Дальше-то что ж? — с обреченным спокойствием произнес Миронег. — Ты, княже, сядешь на стол Рязанский, а Марфа?
— А Марфу, ежели овдовеет, — Ингварь, сузив глаза, пристально посмотрел на Миронега, — выдам честь по чести замуж, и приданое дам, словно брат родной, не поскуплюсь. А нет, так в монастырь пристрою, в почете и уважении будет жить, в тиши и благодати за монастырской стеной. Захочет, так здесь, в Рязани, а нет, так и в Суздаль повезу. Там обитель славная.
Миронег все понял, он вообще был смышленым малым. Князь предлагал помереть за Марфу.
— В дружину свою примешь? — принял бывший бортник для себя решение.
— Отчего ж не принять, — легко согласился князь, — у меня сейчас каждый ратный на счету, а такой матерый, как ты, и подавно надобен. Вместо Петрилы будешь, Миляту уж пора на покой отпустить, совсем сдал старик. Завтра детских сберу да под руку твою передам.
Разговор был окончен, князь повернулся к сеням. Миронег так и стоял оглушенным, ноги приросли к земле и не желали двигаться.
— Ты зла на меня не держи, — вдруг неожиданно мягко произнес Ингварь, останавливаясь и устало присаживаясь на ступени крыльца. — Я благодарным быть умею, но сделать для тебя ничего не могу. Княжья дочь не может выйти ни за бортника, ни за детского, ни за кметя не мо-жет! И ежели я то допущу, мне на стол рязанский не сесть, сыну моему в Рязани златоверхой не сидеть, внуку моему по Рязанской земле хозяином не хаживать. Нет у нас с тобой выбора, кроме как жизнь свою за правду положить и за ближних наших. Знаю, не ведал ты, кто она, по доброй воле за тебя пошла глупая девка, но уж одумалась, поняла, что натворила.