Услада, завернувшись в поневу, пригладила растрепавшиеся волосы и выглянула в сени.
— Хотели на муромского жениха поглядеть, так вставайте, подплывают уж.
— Как подплывают?! — ахнула за спиной Марфа.
Глава VIII. Гроза
Марфа заметалась по горнице. Что делать? Как быть? Женское любопытство толкало ее посмотреть на муромского княжича, ведь для этого же и ехала за сотни верст, глотая пыль, противостояла братьям и нарушала приличия. Но с другой, слишком много тумана с этим сватовством. А вдруг Глеб все же прав, или княжич вовсе ей не понравится, а Марфа к нему выйдет, отрезав себе пути к отступлению.
Ударившись коленом об угол собранного в дорогу короба, Марфа со вздохом плюхнулась на лежанку. Ну, как же не ошибиться, не сделать еще хуже? Теперь не сама Марфа, а ее карие очи беспомощно забегали из стороны в сторону, словно пытаясь отыскать между бревнами гостиной избы нужный ответ. Взгляд натолкнулся на притихшую в сторонке Усладу, на ее простоватую рубаху и скромную поневу в мелкий рубчик по подолу. Вот оно!
— Усладушка, а у тебе с собой еще одежки какой нет? — пришло озарение.
— Есть, — растерянно проговорила Услада, не понимая, что задумала хозяйка, — рубаха есть и запона[1], та, что светлая княгиня Анна мне подарила.
— Запона, нет, больно богатая. Запону сама надевай, а мне поневу свою давай. Да живей! Живей!
Услада послушно принялась разоблачаться. Марфа нетерпеливо подгоняла. «Не успеем!» — гнал и саму княжну внутренний голос.
И вот новоявленная челядинка, прикрывая плечи серым холщевым убрусом, поспешила к пристани. Услада едва успевала за хозяйкой, волоча корзину со спешно набросанными рушниками. Вячко попытался увязаться следом, но княжна резко его осадила — нечего, на пятки наступая, следом волочиться. Только испортит все, привлекая ненужное внимание.
А что, просто девки к мосткам белье стирать идут. Одна из них в нарядной запоне, так, может, покрасоваться перед заезжими молодцами вышла. Ну, остановились красны-девицы поглазеть на муромский насад[2], да нешто нельзя?
Теперь Марфа могла спокойно рассмотреть всех приплывших гостей.
На пристани почти никого не было. Рыбаки вытряхивали из дощаников утренний улов, да пару кметей из дружины Глеба поджидали муромских гостей, чтобы проводить к стану.
Зря спешили красавицы, насад плыл медленно, преодолевая окское течение. Ритмично работали весла, оставляя за собой широкие круги. Марфа с Усладой остановились в десятке шагов от причала и стали деловито раскладывать белье на травке. Марфа без конца теребила серебряные обручи на запястье, раздумывая не снять ли и их.
— Да кто там приглядываться будет, — успокоила ее Услада.
Из притёршегося к струганому настилу пристани кораблика выпрыгнули проворные гребцы и принялись приматывать канаты к причальным столбам. Вскоре появились и сходни, по ним сбежали пяток ратных, в небеленых рубахах и без брони, только притороченные к поясам топорики говорили, что это воины. А где же князь? Да не обознался ли Вячко?
Но вот вниз зашагали трое парней, по виду из нарочитой чади, в расшитых свитах и дорогих сапогах. У этих и мечи имелись, и серебряные гривны шею оттягивали. На одном из знатных путников красовался аксамитовый корзень. Два других парня держались чуть позади, выражая почтительность. Стало быть, этот в корзно и есть княжич Ростислав.
Муромский жених что-то весело рассказывал, размахивая руками, бояре поддакивали, кивая головами. Ни насупленным, ни смурным он совсем не выглядел. Крикнул почтенно склонившимся рыбачкам: «Как улов?». Сам подошел, деловито рассматривая упитанную щуку. «Не дурна», — кинул дружкам через плечо. Да и Ростислав был совсем недурен: среднего роста, худощавый, но без сутулости Константина, со светлыми, пшеничного отлива кудрями. Не портил юнца ни курносый нос, ни легкий золотистый пушок вместо бороды на разрумянившихся от ветра щеках. Голубые очи смотрели игриво, а четко очерченные губы дарили улыбку довольного собой и жизнью человека. Выходит, Глеб врал?
Ратные вывели трех утомленных дорогой коней. Ростислав потрепал своего по загривку, бормоча успокаивающие слова, и вдруг, вскинув голову, в упор посмотрел на Марфу. Все так неожиданно произошло, что подложная челядинка совершенно растерялась.
— Поклониться следует, — зашептала Услада, подсказывая хозяйке, но Марфа стояла гордой березкой, забывая о своей простоватой одежке.
— А девки здесь медовые, — пошутил один из бояр, подмигивая княжичу.
— Так сейчас проверим, — передавая повод коня дружку, пошел в сторону девок Ростислав.
Марфа попятилась, испуганно хлопая ресницами. Вот зачем она опять совершила непростительную глупость? Видно родилась, чтобы в глупости влипать.
— Эй, медовая, тебя как звать-то? — растянул улыбку Ростислав и тут же, быстро нагнувшись, обхватил Марфу за ноги и поднял над землей.
— Да что ты себе позволяешь, дурень?! — взвизгнула Марфа, со всей мочи щелкая княжича рушником по голове.
— Вот те раз, — быстро поставил девку Ростислав, удивленно разглядывая строптивицу.
Марфа возмущенно раздувала ноздри, прожигая наглеца угольками очей.
— Медовая пчела, гляди ужалит, — гоготнул один из дружков.
— Потерплю, — Ростислав рывком притянул девку к себе и принялся целовать. Вроде как напоказ, чтоб проучить, а сам-то разволновался, оробел, едва касаясь мягких губ, а мужское сердце лихорадочно билось, отдавая удары девчонке. Бояре одобрительно загудели — вот какой наш князь, орел.
— Не надобно так, — обиженно проговорила Марфа, краснея и пытаясь разомкнуть объятья.
— Я в стане нынче пирую, ночью сюда, на пристань, приду. Выйдешь? –прошептал Ростислав ей на ушко.
— Вот еще, — фыркнула Марфа.
— Не выйдешь, по дворам пойду искать. Как зовут тебя?
— Пусти, ты невесту сговаривать приехал, а сам девок щупаешь. Негоже то, — Марфа наконец смогла оттолкнуть опешившего Ростислава.
— Ты откуда знаешь? Али про то уж вся Рязань толкует? — красивые губы скривились в усмешке. — Так я еще ничего не решил, мне брат волю дал.
И этот ничего еще не решил, невестами перебирает да девок лапает. Хорош жених! Так, Глебушка, может, и прав.
— И мне братья волю дали, — выдала Марфа, позабыв про свой наряд и зло сверкая очами. — Да можешь и не сговариваться, отказ тебе будет.
И она, развернувшись, белой лебедью поплыла прочь.
— Не понял, — захлопал ресницами муромский жених.
— Девка больно на Изяслава Пронского похожа, — кашлянул его боярин.
— Предслава? — побежал за княжной Ростислав. — Или крестильным надобно звать? Марфа?! — догнал он беглянку, хватая за рукав. — Да подожди.
— Чего тебе? — надменно проговорила Марфа, но густой румянец выдал ее с головой.
— Я просить тебя крепко у твоих братцев буду, — выдохнул юнец, и глазищи голубые, что омуты, начали затягивать девичью волю.
Как же ладен был этот женишок. Дурной, то да, а все ж такой-то смазливенький, молоденький. «На теленочка похож», — отчего-то пришла мысль, от которой на губах у пронской княжны проступила невольная улыбка.
— Ты и вправду медовая, — прошептал Ростислав.
— Недосуг мне с тобой говорить, — отмахнулась Марфа, ускоряя шаг.
— Еще повидаемся, — крикнул ей вослед жених.
Марфа вошла в избу, Услада прошмыгнула за ней.
— Зря рядилась, — пробормотала княжна, присаживаясь на лавку. — Ну, отчего со мной всегда так глупо все выходит?
— Отчего же глупо, — подбодрила Услада, — хороший жених, а что к девкам целоваться полез, так это ж так, перед боярами своими покрасоваться, мол, глядите, каков я, взрослый уже да удалой.
— Дурень, — вздохнула Марфа.
— Ничего не дурень, молод просто, — кинулась защищать муромского княжича Услада.