Я подошла к компьютеру и написала электронное письмо, в котором рассказала о том, что нашла в архиве за этот день, но не упомянула о письмах бабушки Северины.
В шесть утра следующего дня я написала Никколо, что плохо себя чувствую и не приду сегодня в архив.
Он ответил практически сразу – написал, что графиня устраивает днем званый обед, поэтому даже хорошо, что сегодня я не появлюсь в палаццо.
Почувствовав прилив энергии, я решила направить ее в нужное русло: открыв текстовый редактор, я начала набирать письмо на современном французском языке, что заняло почти два часа. Затем перевела его на английский.
Мадам,
Я надеюсь, это письмо дойдет до вас. Почему-то я знаю, что так и будет. Оно в руках друга, который, я верю, найдет вас. Я должен просить у вас прощения за то, что сейчас открою, за слова, которые не могут остаться ненаписанными. Безусловно, как я не могу помешать морю нахлынуть на берег, так и не могу удержать себя, чтобы не написать вам это признание. Хотя я не могу винить вас за это, вы разожгли что-то внутри меня, и я знаю, что человек, которым я был вчера, совсем не тот, что пишет вам сейчас.
Вы меня не помните, но я встретил вас на большом званом приеме, который устраивал герцог де […]. Вы стояли с другом. Нас представили друг другу, но уже после этого момента я понял, что хочу больше общаться с вами. Вы очаровали меня. Затем друг рассказал мне о ваших многочисленных достижениях, о вашем необыкновенном остроумии, которое сопутствует необыкновенной красоте. Сегодня утром, когда я шел по улице Monsieur le Prince, небо внезапно потемнело и без предупреждения разразилось потоком ветра и дождя. Я спрятался под навесом соседнего дома, ожидая, что гроза быстро пройдет. Через некоторое время дождь ослаб, и я решил подождать еще немного, пока не разойдутся тучи и не проглянет солнце. Как же я благодарен небесам за то, что сделал это! Я говорю не только о том, что произошло со стихией, но и о том, что произошло, когда вы проходили мимо: вышло солнце, и мир в одно мгновение преобразился в место несравненной красоты.
Могу ли я льстить себе мыслью, что вы заметили меня? Я следил за вами взглядом, пока не осталась лишь тень, но я все равно продолжал любоваться ею. Только после того, как вы полностью скрылись из виду, мои ноги снова стали подвластны мне, и я бросился за вами, но не смог вас найти.
Я мало знаю о вас, но почему-то чувствую, что моя жизнь до сих пор вела меня к вам. Дорогая мадам, моя душа принадлежит вам, и вы можете поступать с ней как вам заблагорассудится. Возможно, вы посмеетесь над такой глупостью, но мое сердце диктует, а перо пишет.
Как вы воспримете это заявление, это признание, эту вспышку? Вы ничего не знаете обо мне, кроме нескольких слов, которыми мы обменялись, и этого, возможно, необдуманного письма.
Я знаю, что не могу ожидать ничего взамен, кроме вашего пренебрежения. Я всего лишь еще один человек, один из многих, без сомнения, умоляющий вас о внимании. Возможно, я надеюсь, хотя у меня нет таких оснований, что Судьба улыбнется мне и вы прочтете это письмо, одно из сотен, которые вы, бесспорно, получили. И, возможно, завтра Вы снова пройдете мимо того же здания, что и сегодня утром, когда дождь прекратился, где я буду ждать, чтобы взглянуть на ваш благородный и прекрасный облик. Я буду ждать в этом месте, как часовой, с того момента, как солнце пересечет горизонт, и до тех пор, пока оно снова не канет в ночное небо. Я сделаю все, чтобы снова увидеть ваше лицо или даже просто вашу тень.
Я целую ваши руки и ноги, мадам,
T. de’ Falcone
Париж
6 день апреля 1569 года
Я успела перевести примерно половину письма на английский язык до завтрака, во время которого предупредила семью о том, что буду работать из дома. Я не могла по-настоящему сосредоточиться на работе до тех пор, пока они не ушли. Алессандра трижды врывалась в мою комнату, чтобы попрощаться. Закончив первое письмо, я сразу же приступила ко второму.
Уважаемый месье Фальконе,
Я признательна за ваши лестные слова в мой адрес, но боюсь, что не могу позволить себе встретиться с вами ни завтра, ни когда-либо еще. Вы, должно быть, еще не знаете, что я замужняя женщина, и хотя этого должно быть достаточно, чтобы сдержать ваши чувства, есть еще кое-что, что вы должны узнать обо мне.
Я приняла новое учение в своем сердце и вероисповедании.
Я всего лишь смиренная слуга Иисуса Христа и всем сердцем поклялась в преданности его Священным Писаниям. Теперь я отвергаю папское идолопоклонство и ложное почитание святых, которые были важной частью моей прежней жизни. Эта новая духовность день за днем укрепляет во мне глубокую преданность Его словам и Его благодати. Но вы, милостивый государь, не так хорошо усвоили святое слово Христа. Написано, что такова воля Господня, чтобы вы были святы и воздерживались от непристойностей, и каждый должен знать, как содержать свою душу в святости и чести.
Поэтому, пожалуйста, прошу вас воздержаться от дальнейшей переписки.
Да хранит вас Господь, месье. Я желаю вам многих благ и чтобы вы обрели счастье, как обрела его я,
M de la F.
Париж
19 апреля 1569 года
Второе письмо оказалось типичным вежливым отказом пылкому ухажеру, в котором, кроме всего прочего, содержалось заявление о преданности протестантству. Ни слова об изумруде. Разочарование окутало меня с головы до пят. Старенький ноутбук продолжал зависать, и мне пришлось несколько раз его перезагрузить. Я сохраняла информацию каждые две минуты.
Спустившись вниз, я приготовила себе эспрессо. Вернувшись в комнату, я осушила кружку одним глотком и взяла из шкатулки другое письмо. В первой же строке я увидела слово «долг». Северина упоминала что-то о долге, связанном с изумрудом. Я снова ощутила надежду.
Месье Фальконе,
Я пишу, чтобы поблагодарить вас и заверить, что нахожусь у вас в долгу. Вы были так добры, что предложили мне убежище, в котором я отчаянно нуждалась, не задавая мне никаких вопросов. Я бы не стала вас беспокоить, если бы не считала, что моя жизнь и жизнь моих детей в опасности. Если бы не мои дети, я бы с готовностью приняла мученическую смерть, но они не должны страдать только потому, что я воспитала их в своей вере. Ужасные события последнего времени заставили меня понять, что после смерти моего мужа мы остались одни в этом мире, и это утраивает мою благодарность вам.
Полагаю, в недалеком будущем мне, возможно, снова придется положиться на вашу доброту. Могу я обратиться к вам?
Фортуна – переменчивая госпожа: она легко предает тех, кто цепляется за то, что они считают ее обещаниями.
Я снова тысячу раз благодарю вас, мой друг, если позволите,
Мадлен,??? сентябрь 1572 года
1572. Год резни в День святого Варфоломея. Двадцать четвертое августа. Письмо же было датировано сентябрем.
Мадлен!
При упоминании имени неуловимой «мадам» у меня по спине пробежал холодок. Итак, Томмазо спас жизнь протестантке Мадлен и ее детям. Почему бабушка Северины настаивала на том, чтобы ее внучка хранила письма в тайне? Они были интересными, особенно последнее, в котором упоминались драматические события. Но в них не было ничего, что могло бы показаться нескромным, и ни слова об изумруде.
Оставалась совсем не много писем, и я задумалась: может, стоит позвонить Никколо и попросить, чтобы Эмилиано пропустил меня в библиотеку? С другой стороны, мне очень не хотелось столкнуться с графиней и ее гостями, приглашенными на обед. Вдруг среди них есть американцы…
Я поставила будильник так, чтобы он прозвонил спустя час, и легла вздремнуть. Проснувшись, я продолжила читать письма. В какой-то момент я услышала, как люди входят в дом, и заметила, что на улице темно, но бумаги полностью завладели моим вниманием.