– Почти пять лет назад, за пару недель до своей смерти, моя любимая бабушка подарила мне эту шкатулку и ключ, – тихо произнесла она, протягивая мне крошечный ключ. – Бабушка сказала, что содержимое очень важно и я должна хранить все в тайне. Бабушка показала, что находилось внутри, – бумаги, старые письма, которые мне не удалось прочитать. В общем, я спрятала шкатулку, и в своем горе – я очень любила бабушку, Изабель, – совершенно забыла о ней. Потом появилась Роза. Когда Нико сказал мне, что она изучает документы в архиве, я вспомнила о письмах, но из головы вылетело, куда я их спрятала! – Она подняла руку, чтобы убрать волосы с лица. – Вскоре я нашла шкатулку и попыталась еще раз прочитать документы, но они написаны по-французски, а мой французский не очень хорош. Кроме того, почерк… странный. – Она наклонила голову и положила обе свои руки поверх моей, лежащей на столе. – Изабель, пожалуйста, попробуй прочитать эти бумаги. Может, ты поймешь, почему бабушка хотела, чтобы я хранила их?

Я кивнула.

– Да, Северина. Конечно, я попробую.

Она открыла шкатулку, которая скрипнула в знак протеста, и, достав документ, передала его мне. Пробежав по нему глазами, я почувствовала легкий трепет.

– Да, это письмо, и ты абсолютно права: его нелегко прочитать. Оно датировано 1569 годом.

– Ты шутишь? – удивилась Северина.

– Вовсе нет. Письмо было написано для… «Мадам». Хм-м, лишь приветствие и титул, но нет имени. Смотри, видишь тут букву «Т» с завитушками? Думаю, это все же «Т», а тут четко написано «Фальконе». Письмо не очень хорошо сохранилось, но прочитать его возможно.

– Это замечательно! Прочтешь его для меня?

Я взглянула на часы.

– Северина, до возвращения Никколо осталось меньше часа. Он обычно не опаздывает. Если ты не хочешь, чтобы он узнал, думаю, лучше взяться за расшифровку письма завтра, когда он уйдет на занятия. Я не уверена, насколько быстро пойдет процесс перевода, могут потребоваться дни или даже недели. Или ты можешь оставить шкатулку здесь, только через несколько дней я уезжаю и вернусь нескоро. Наверное, это не очень хорошая идея. Никколо делает вид, что его не волнует история, но он обращает внимание на мои исследования и то, что я делаю. Даже замечает, если я отодвинула стул на несколько дюймов в другом конце комнаты.

– Ты права. – Она встала на ноги. – Мне пора, но я бы предпочла, чтобы ты взяла бумаги с собой. Завтра я уезжаю в Лондон и вернусь только в следующие выходные. Ты все еще будешь здесь?

– Наверное, нет. Работы осталось всего на два-три дня.

– Тогда напиши мне, что найдешь. Тебя не слишком затруднит? Писем не очень много. – Северина достала из шкатулки остальные документы и пересчитала их. – Некоторые из них – всего лишь короткие заметки. То длинное письмо, которое я показывала, еще одно поменьше. И четыре совсем маленьких, всего получается шесть. Моя бабушка говорила, что были и другие письма, но, к сожалению, они не сохранились.

– Я сделаю все, что в моих силах, Северина. Начну сегодня вечером. – Я вернула ей длинное письмо, и она закрыла шкатулку.

– Когда у тебя будет время. Не обязательно начинать прямо сегодня, для спешки нет причин – письма хранятся у меня уже пять лет. Даже если тебе понадобится взять их с собой в Шотландию, это не проблема. Тогда у меня будет повод навестить тебя там!

– Хорошо.

– Когда ты закончишь и я прочитаю перевод, тогда мы и расскажем моему отцу, но не раньше. Я не хочу, чтобы Бет или даже Нико знали. Пока не хочу.

– Кто такая Бет?

– Бет? – с ехидной улыбкой переспросила Северина. – Ты ее знаешь. Это графиня.

– Точно. Нико рассказывал, что вашу мать зовут Элизабет Янсен.

– Мою мать? Бет мне не мать. – Северина поморщилась, словно надкусила кусочек лимона. – Моя мама погибла в автомобильной катастрофе, когда мне было десять. Бет встретила моего папу, когда он все еще носил траур и горевал. Она подсуетилась и забеременела Нико, чтобы… как бы это сказать, закрепить сделку. Моя бабушка никогда не доверяла Бет. Уверена, что именно поэтому она и сказала, что эти письма должны быть нашим секретом.

– Ты показывала эти документы Розе? – спросила я.

– Я хотела показать их ей, но потом она исчезла, даже не предупредив. И еще, помнишь, я говорила, что она попросила о помощи и сказала, что у нее проблемы? Тогда речь шла об архиве. Сейчас я вдвойне рада, что не показывала ей эти бумаги. – Мы обе посмотрели на часы, и Северина продолжила: – Не знаю, связано ли это с Розой, но два года назад в палаццо заявился один профессор и рассказал моему отцу о драгоценном камне, известном как изумруд Фальконе. Профессор настаивал, что изумруд находится здесь, в нашем палаццо. Что наши предки спрятали его где-то в этих стенах. Это случилось сотни лет назад, точно не помню. Вроде это было время правления Екатерины Медичи.

Мое сердце бешено застучало в груди. Северина знала об изумруде Фальконе! Ее бабушка, должно быть, тоже знала. Возможно, в письмах упоминали об изумруде, поэтому бабушка скрывала их от Бет.

– Очевидно, изумруд был весьма ценным – большой и без изъянов. Мой далекий предок Фальконе хотел подарить его французской королеве. Или, может быть, расплатиться таким образом по долгам? Не могу вспомнить. Однако прежде чем он успел подарить камень, он скончался внезапно и при «загадочных» обстоятельствах. – Северина сделала характерный жест, словно брала слово в кавычки. – Профессор добавил, что на изумруде лежит ужасное проклятие, которое и привело к смерти нашего предка. – Она закатила глаза.

– Как странно.

– В общем мой отец искал изумруд повсюду. Разумеется, он его так и не нашел, но с того момента его беспокоило проклятие. Однажды он сказал мне, что изумруд стал причиной автомобильной аварии, в которой погибла мама.

– Ох, Сев, сочувствую…

Она снова посмотрела на часы и заговорила быстрее:

– Мой отец также считает, что недавняя кража документов случилась из-за проклятия. А я думаю, что это Бет продала документы профессору, и какое-то дурацкое проклятие здесь ни при чем. Все, остальное я расскажу позже. Не хочу, чтобы Нико нас увидел.

– Я не допущу, чтобы с твоими документами что-то случилось.

– Тебе не нужно говорить мне этого. Я и так знаю. – Она обняла меня, приложила палец к губам и ушла, заперев дверь, пока я укладывала бронзовую шкатулку в рюкзак так бережно, как обращалась бы с живым существом. Я собрала документы, над которыми работала, положила их в коробку, перевязав ее бечевкой, и стала ждать возвращения Никколо.

Дорога до Кампопизано в тот вечер была холоднее и ветренее, чем в начале недели. Когда несколько ледяных капель дождя упали мне на плечо, я, вздрогнув, пошла быстрее. Беспокоясь за свой драгоценный груз, я стискивала лямки рюкзака, прижимая его как можно ближе. Мимо с ревом промчался скутер, который я и раньше видела в этом районе, я отскочила назад как раз вовремя, чтобы избежать столкновения.

Добравшись до Кампопизано, я осмотрелась. Темная площадь была пуста, если не считать нескольких кошек, крадущихся в поисках укрытия. Дома мне хотелось сразу же подняться в свою комнату и прочитать письма, но пришлось присоединиться к семье за ужином и провести с ними час, разговаривая по-английски с Алессандрой. Я научила ее песенке про голову, плечи, колени и пальцы ног. Она показалась ей очень забавной.

Пока Алессандра чистила зубы, Марта дала мне баллончик с перцовым аэрозолем, объяснив шепотом, что за последнюю неделю в этом районе угрожали двум женщинам. Я поблагодарила ее, поднялась комнату и наконец достала шкатулку.

Она была украшена абстрактным цветочным узором, в центре – рельефное изображение пламени, по обе стороны от него – соколы. Петли скрипнули, и я с усилием распахнула крышку.

Я достала письмо, которое мне показала Северина, и следующий за ним лист. Это оказалось еще одно письмо, не слишком длинное. Затем третье письмо, очень короткое. Северина оказалась права: в шкатулке было шесть личных писем, некоторые без подписи и даты.