М-да… Повезло нам, бандиты деньги не нашли. А иначе, мы бы живыми не вышли с той хаты. Подумал бы Кулым, что мы знаем про доллары, ну и нас могли просто, от греха подальше, придушить прямо там.

— Вот, значит, какой у него близкий друг, — проговорил Титок, запихивая мешок обратно в статуэтку, — зараза. А ведь я слыхал уже, что про нашего зампреда дурные слухи ходят!

— Нужно ехать в милицию, — сказал я, глядя перед собой. — Показать деньги Квадратько.

— Чего⁈ — Крикнул мне Титок.

Я обернулся. Посмотрел на его перепуганное лицо.

— Игорь, ты, никак моей смерти хочешь? Так и сказал бы тем бандитам сразу, чтобы меня прямо там и прибили бы! Ты ж слыхал, что Щеглов с какими-то бандюганами якшается? Они с меня шкуру сымут за эту статуэтку!

— Вот не хотел же ехать, — громко и протяжно засопел Захар, не отрываясь от дороги, — ей бо не хотел…

— А ты, видать, хочешь Щеглову вернуть валюту в егошнем холщевом мешочке? — Спросил я с укоризной.

— Можно ж заклеить эту несчастную русалку!

— Он сразу все поймет. Ты ж не увидел, что дно еешнее уже вскрывали? Что может быть внутри нее что-то спрятано?

— Не увидел, — признался Титок, — ну а чего еще делать?

— В милицию, — напомнил я.

— Игорь! Да меня ж и самого в застенки уволокут! — Титок рванул на груди порванную рубаху, — я ж ее, эту статуэтку, украл!

— А что сделает с тобой зампред, — начал я холодно, — когда поймет, что ты знаешь про валюту? Знаешь эту зампредову тайну?

— Я просто верну ему егошнее, и все, — Упирался Титок. — А дальше я и слыхам не слыхивал ни про какую валюту. Кому мне вообще про нее рассказывать? Кому это надо?

— Щеглова и брата его крутят следователи по делу армавирского склада сельпо. Он сейчас под пристальным вниманием милиции и прокуратуры, — покачал я головой, — для него лишний свидетель смерти подобен. И ладно бы ты просто упер статуэтку и потом вернул эту безделуху обратно. Но теперь так выходит, что ты украл у него иностранную валюту. Есть теперь лишний человек, который про нее знает.

— Три лишних человека, — зло прошипел Захар и посмотрел на Титка дурным глазом, — твоею милостью, братик.

— Да ну не знал я! — Разведя руки, выпалил Титок. — Ну что меня, прибить теперь, что ли⁈

— Для Щеглова, это может быть выход, — нахмурился я.

— Ну а что мне еще делать? Мы с ним завтра вечером, после первого дня соревнований, сговорились увидеться. А что я, без статуэтки к нему приду⁈ Так, все едино, он меня и за это может прихлопнуть!

— Потому нужна тебе государственная защита, — Ответил я, — в милицию нам надо. К Квадратько. Он поможет. Сообщит в район, куда надо.

— Ага! Отличная защита! В одиночной камере! — Разнервничался Титок.

— Камера ни камера, а Щеглов гроб тебе обеспечить сможет. Знаешь ты, кто такие эти мясуховские? — Спросил я.

— Да откуда ж мне⁈

— А Матвея Серого знал?

— Ну знал! Знал! — Крикнул Титок, — да при чём же тут Матвей⁈ Его ты сюда каким боком приплел⁈

Я обернулся, посмотрел на Титка тяжелым взглядом.

— Значит, знал ты, что был Матвей психом. А теперь представь целую банду таких вот Матвеев. Каково, а?

Титок побледнел. Прижал к себе статуэтку, которую держал кверху разбитым дном, как какой-то котелок со сказочным золотом. Потом он громко сглотнул. Опустил глаза. И ничего не ответил.

Я отвернулся, посмотрел на дорогу. Ехали мы как раз по длинной улице Ефремова, которая вела на худенький очень неудобный выезд из города. Это только через добрый десяток лет построят там просторную развязку, пустят над нею мост так, что легко можно будет гонять и в Кубанку, и в Красную, и в Глубокий. А сегодня там такого и в помине нету.

— Давай сразу в милицию, Захар, — сказал я, — Квадратько наверняка уже дома. Да там все равно кто-то дежурит. Вызвоним нашего майора, а там глянем.

— Мгм, — угрюмо ответил Захар.

Дальше ехали в тишине. Город тут был темен. Редкие в это время машины бежали по встречке, слепили фарами.

Выехав к трассе, мы стали на перекрестке, пропуская самосвал. Видать, ехал он с какого-нибудь колхоза, может, даже с нашего, и держал путь на армавирский элеватор. Когда повернули, дорога наша пролегла уже до станицы.

Было душновато. Облака, темными громадами клубились на ночном небе, закрывали своими телами белый диск луны. Казалось, что ночью превратятся эти облака в настоящие тучи, и завтра, как назло, покатятся по всему району дожди с грозами.

— Откройте окошко, — вдруг подал голос Титок, — больно в салоне душно. Сил нету никаких.

— Терпеть не могу сквозняки, — буркнул понуро Захар, но за оконную рукоятку все же схватился. Приопустил окошко.

Я приоткрыл со своей стороны треугольную форточку. Запустил в душный салон ветерок. Почувствовал сразу, как затрепал он волосы. Лицу тут же сделалось прохладно. Свежий уличный воздух, остуженный быстрым движением машины, приятно покалывал кожу.

Когда доехали до Северного, сбавили скорость. Хутор расположился по обеим сторонам дороги, и местные шастали время от времени с одного его края на другой, как раз через эту дорогу. Потому и завелось у водителей по ночам сбавлять тут скорость, чтобы ненароком не случилось беды. Ученый Захар так и поступил.

Москвич замедлился, и оттого ветерок в салоне поутих, почти перестал трепать челку.

— Что-то мне нехорошо, — сказал вдруг Титок, — останови а?

— Ну чего еще? — Зло огрызнулся Захар.

Я обернулся, глянул на Титка. Тот сидел потный, будто только что искупался. Лоб его заблестел в свете фар пробежавшей нам навстречу машины. Глубоко дыша, Титок развалился на заднем сидении, откинул голову, а свою русалку и вовсе отставил в сторону. С трудом обратив ко мне лицо, Титок посмотрел из-под полуприкрытых век. Приоткрыл рот.

— Разнервничался, — сказал я, — ниче. Пройдет.

— Мне бы подышать, — сглотнул Титок, — наружу. Ну чуть-чуть.

— Да осталось-то тут, — ответил я, — семь километров. Уж потерпи. Быстрей приедем.

— Чего-то меня подташнивает, — не унимался он, — кажись, укачало.

— Шофера и укачало? — Хмыкнул я.

— А чего я, не человек, что ли? — Возмутился Титок.

— Давай уж остановимся, — прогнусавил Захар, — он жеж до самого дому ныть будет. А ежели он мне салон зарыгает? Мало мне изрезанного дивану, что ли? И так с тестем объясняться.

Пришлось послушаться хозяина машины. Мы срулили на обочину. Титок торопливо полез наружу.

— Мож тебе чем помочь? — Спросил я.

— Да не, — хрипло ответил он и издал неприятный гортанный звук. — Видать, рвать будет.

— Тфу ты, — сухо сплюнул Захар, — ты подальше давай. Подальше. Смотри не под колесо!

Титок не ответил. Он уже стоял на улице. Соглунлся, оперевшись о собственные бедра. На всякий случай я тоже вышел их машины. А вдруг ему какая-никакая помощь будет нужна?

Кажется, случилось у Титка на нервной почве недомогание.

Так и застыл он на месте. Стоял буквой «зю», да плевал себе под ноги, но не рвало.

— Ну как тебе? Не лучше? — Крикнул я.

— Не, — прохрипел он в ответ и отошел ближе к обочине.

Я сплюнул. Прислонившись к крылу москвича, стал терпеливо ждать, всматриваться в далёкий свет фар встречной машины. Внезапно Титок, стоявший мгновение назад, едва не умирающим, сорвался с места и дал деру с дорожной насыпи. Шурша травою, помчался он к посадке.

— Э⁈ — Всполошился я, — ты куда⁈

Титок припустил вниз, с насыпи. Заскользив по травяному настилу, он смешно чебурахнулся у подножья. Быстро вскочил, дал через августовский сухостой к посадке.

— Э! Ты Куда⁈ — Крикнул я и помчался следом. Услышал за спиною растерянное Захаровское «Э».

Кинувшись с приподнятой над округой дороги, я также как и Титок, поехал по приземистому травянистому ковру. Под тяжестью человеческого тела трава плющилась, давала сок, делалась скользкой.

Когда я сбежал вниз, Титок был уже у посадки. Как пловец грудью наваливается на неспокойные воды, так и Титок навалился на низкорослый можжевельник, раздал его в стороны, быстро исчез где-то в темноте, между деревьями.