— Опа, — привстал Комар. — Это не про него нам мент говорил? Про него ж. Не?

— Игорь Землицын? — Спросил Кулым хрипловато.

— Откуда знаешь имя? — Я нахмурил брови.

Кулым хмыкнул. Криво улыбнулся, отчего шрам на его нижней губе некрасиво растянулся.

— И Серых Пашку с Матвеем знаешь?

— Знаю, — тут уже удивился я, однако, как мог, попытался не раскрыть своего удивления.

Титок с братцем стояли за моей спиной, не издавая ни звука. Казалось мне, что они даже не дышат. Лупоглазый вылупил злые глаза. Комар, жуя краюшку хлеба, смотрел на меня, как на диковинную зверушку из зоопарка.

— Ты посмотри какой, — вдруг сказал Комар, — Не в жизть мне не докумеколось бы, что он может Матвейку уработать. Серый же псих настоящий. Ненормальный.

Уработать… Вот черти какие. Знают все про мои дела с Серым? От какого-то мента знают. И чего мне теперь ожидать? Уж не беды ли?

Глядя внимательно на Кулыма я медленно потянулся к худенькому от износа ножику, что лежал слева от меня за ковшиком, полным какой-то шелухи и объедков. Что бы ни случилось, меня вы, Серовские подельники, так просто не возьмете. Не возьмете без боя, сукины дети…

— Ты не хватайся за нож, молодой, — Вдруг сказал внимательный Кулым, и я застыл без движения.

— Знаешь ли ты, под кем оба Серых ходят?

— Под кем ходят? — Спросил я даже немного нахально.

— Хм-м-м-м… — Протянул Кулым, — ну тем лучше для тебя самого, Игорь. Однако вот что я тебе скажу. Люди эти, что Серые оба, что те, кто над ними, совсем нам не товарищи.

— Гниды они поганые! — Вклинился Комар, но тут же поник под тяжелым взглядом Кулыма.

— Помолчи, Гоша. С Матвеем Серым ты тогда по своей дурости забился. Ну и по своей же дурости остался ему торчать.

— Да случайность-то была, — развел руками Комар. — Я ж тебе говорил!

— Оправдание как дырка в заднице, — Обдал его холодным взглядом Кулым, — у каждого имеется.

Значит, не друзья они с Серыми. Ну хорошо. После этой новости я немного расслабился. Убрал руку от ножа, до которого тянуться мне осталась пару сантиметров.

— Короче, — Заговорил со мной, наконец Кулым, — по глупости Комар стал Матвею Серому кое-чем обязанным. Обязанным крепко, да так, что всем нам это доставило лишние неприятности.

Главарь бандитов бросил на Комара недобрый взгляд. Тот, наверняка припоминая старый проступок, смутился. Хмурый, как полено, отвернулся к дивану, делая вид, будто рассматривает ляжки пьяной девахи.

— А раз уж Матвея больше нету, — продолжил Кулым, — то и обязательства этого больше нету. Получается, ты наш хе-хе, избавитель. Особенно Комар должен тебе спасибо сказать.

Комар, естественно, не сказал никакого спасибо. Только забурчал что-то себе под горбатый нос. А меня волновало совсем не это.

— Как это, Матвея Серого нету? — Нахмурился я.

— А. И этого ты не знаешь? — Улыбнулся недобро Кулым. — Ну, что ж. Может оно и хорошо.

— Умер, что ли? — Не отступал я. — Умер в больнице Матвей Серый?

Никто мне не ответил. Да и что было отвечать? Умер видать… А чему удивляться? Рана у Матвея была тяжелая, времени до нормальной помощи прошло много. Всякое могло случиться. Да только верить этим людям прямо так, на слово. Умно ли? Не знаю… Нужно у кого-то выяснить про дальнейшую Серовскую судьбу.

Кулым причмокнул губами, полез грубой, жесткокожей своей рукою под стол. Достал статуэтку.

— На. Мне пятидесяти рублей не жалко.

— Так и знал, что она стоит дороже двадцати, — кисло проговорил Титок за моей спиной.

Бандиты тотчас же наградили его неприятственными взглядами, и Титок снова затих.

— Вот так просто отдашь? — Недоверчиво спросил я.

— Цену свою ты за нее уже нам отдал, — Кулым искривил губы в некрасивой улыбке.

— М-да… — Внезапно начал лупоглазый старик, — а ты ж не умеешь ни хрена играть в карты-то.

— Не умею, — признался я, забирая статуэтку.

— Ох, я б тебя ободрал как липку, — зло проговорил Комар.

— Может, и ободрал бы, — ответил ему Кулым. — Потому как шулер с тебя что надо. Да только Землицыну смелости не занимать. А вот тебе бы, Комар, не помешало смелости поднабраться. Легко ты под мясуховских прогнулся, когда Матвей тебя припер.

— Да ладно. Ну чего ты, Кулым? — Скуксился Комар.

Передав статуэтку перепуганному все еще Титку, я сказал:

— Раз уж нету между нами никаких недопониманий, пойдем мы.

Никто из бандитов не возразил и не подтвердил. Кулым и Лупатый просто молча смотрели на нас. Комар мешал колоду, делая вид, что нас вообще не существует.

— Пойдемте, — сказал я остальным, и мы пошли вон из хаты.

Во дворе тут же встретились с толстым и его желтомордым дружком. Они вошли во двор, громко грюкнув калиткой. А вот Шурупа с ними уже не было.

— Куда тащите? — Спросил басом Толстый, глядя на статуэтку в руках Титка.

Титок побледнел и открыл рот. Даже его брат, которому удавалось держаться молодцом до этого времени, ссутулился, втянул голову в плечи.

— Кулым отдал, — выступил я вперед.

Толстый зло посмотрел на меня, пожевал губами, потом сплюнул в сторону.

— Ну чего ты, Макар? — Вмешался тут желтомордый, — без Кулымого согласия они б с хаты с видом бы не вышли. Им разрешили барахло это вынесть.

— Разрешили, — холодно подтвердил я.

Толстый промолчал. Желтомордый подкурил очередную папиросу.

— Пора нам, — сказал я и пошел вперед.

Толстый хмыкнул и отступил. Все вместе протопали мы между бандитами на выход. Когда сели в машину, Титок утер лоб.

— Фух, — он прижал статуэтку к себе, как родное дите, — думал я, что мы с этой хаты уже и не выберемся. Страшные они, как черти.

Захар же, Титковский брат, хоть раньше был немногословен, теперь поглядывал на меня как-то странно. Бросал с водительского сидения настороженные взгляды. Видать, после того, как услышал про Матвея Серого и то, что я его убил, стал подозрительным.

— Поехали домой, — глядя на то, как дрожат мои пальцы, проговорил я, — устал я что-то.

Москвич развернулся, и Захар погнал его в обратную сторону, к сенному мосту, чтобы ехать не через весь город, а скорее выйти на трассу до Красной.

В салоне царило, между нами, молчание. Слышно было только как гудит мотор, да хрустят под колесами дорожные камешки.

— А что он такого говорил про Серого-то? — Спросил вдруг Титок с заднего сидения. Слышал я, что ты его ловил вместе с Квадратько. Но вот про смерть егошнюю…

— Про смерть егошнюю, — подхватил я, — я тоже ничего не слышал. Сам сейчас узнал.

— А как же так вышло-то?

— Был у Серого пистолет, — начал я, не видя смысла как-то скрывать все это, — боролись мы с ним, ну и прострелил он себе ногу. Когда милиция подъехала, он уже кровью истекал. Видать, не довезли.

— Так ты его не застрелил? — Я услышал, как Титок нервно пошевелился за моей спиною.

— Нет. Не застрелил.

На этом снова замолчали.

Этот Кулым упомянул каких-то мясуховских. Именно с ними Серые оказались связаны. Возможно, связаны как-то через зампреда Щеглова.

Мясуховские… Слышал я о таких еще с прошлой своей жизни. Старая группировка, которая рассвет свой получила в девяностых годах. А мясуховские они, потому что с мясухи, с местного мясокомбината, значит. В банде той, насколько я знаю, состояли люди живущие в районе комбината. Были в ней преимущественно бывшие рабочие, чьи дома находились вблизи производства.

В девяностые годы, когда комбинат совсем развалили, с него в банду хлынуло немало народу. Молодежь преимущественно. Именно тогда мясуха и стала одной из самых многочисленных банд Армавира. И одной из самых жестоких, если не сказать отмороженных.

Сумерки сменились прохладным летним вечером. Давно уже стемнело, и я наблюдал за тем, как прозрачно-желтые пятна москвичевских фар трясутся перед нами на дороге. Настроение было каким-то мерзковатым. Неприятно чесалась кожа на руке, под повязкой. Я почесал. Поморщился от сопровождающей это движение боли.