Через несколько минут лодка всплыла, и все офицеры собрались в каюте капитана буксира, чтобы обсудить, как быть дальше. Неожиданно с берега сначала тихо, потом громче и громче донесся какой-то грохот, затем раздалось несколько взрывов, беспорядочно затявкали, захлебываясь, зенитки, и в небе стали лопаться разрывы снарядов.
— Что там происходит? — спросил командир у стоящего в дверях боцмана.
— Воздушный налет. Сейчас почти каждую ночь прилетают наши самолеты и бомбят вокзал, склады, казармы. Иногда это длится до самого утра, но чаще всего часа два.
Офицеры вышли на мостик. В той стороне, где находился порт, разгоралось малиновое зарево пожара. Разноцветные трассы прочерчивали небо. В вышине висело несколько осветительных бомб — «свечек».
— Вы взгляните чуть-чуть левее. У немцев там большое нефтехранилище на самом краю левого пирса, но баки хорошо замаскированы — они в стороне от причалов, и, как видите, там спокойно, бомбы не падают, — сказал боцман.
— Четыре дня назад разгрузились два танкера, и цистерны полны под завязку.
Командир посмотрел туда, куда указывал боцман, и задумался. «А что, если… Может получиться очень здорово. Лодка развернута носом к берегу. Большинство людей пересадить на захваченный буксир, оставив на «Щ-17» только тех, кто необходим. Затем ударить из носовых аппаратов по нефтескладу на пирсе. Он у самого уреза воды, и достать его труда не представляет. Взрывы торпед среди общего переполоха примут за удары авиабомб. После чего лодку затопить, на буксире уйти подальше, высадиться на берег и прорваться к Риге. Другого такого шанса больше не будет».
— Ну-ка, друзья офицеры, прошу быстренько в каюту: есть идея.
Командир коротко изложил свой план. Лица сидящих за столом оживились. Раздались возгласы одобрения. Действовать решили немедленно. Уточнив отдельные детали, разошлись готовиться к предстоящей операции.
Из центрального поста командир передавал распоряжения по наводке лодки на пирс. Тем временем экипаж вытащил и разбил находящиеся на транспорте ящики с автоматами, перенес продовольствие и перешел на буксир. Наконец все было готово. Еще раз уточнив место нефтескладов, командир дал команду. Одна за другой две торпеды со свистом понеслись к берегу. Мгновенье спустя вдали поднялись к небу один за другим огромные сполохи взрывов, вверх взметнулись языки пламени, которые слились в одно сплошное зарево. Стало так светло, что можно было даже различить отдельные строения порта.
Моряки, производившие залп, открыли кингстоны затопления и покинули лодку. Через несколько минут она исчезла под водой — на поверхности забулькали пузырьки воздуха, выходящего через люк центрального поста.
Весь экипаж, выстроившись вдоль борта, замер, прощаясь со своим боевым другом — кораблем.
Начиналась полоса новых испытаний. Как она пройдет, никому не было известно. Кто из стоящих сейчас в горестном молчании вернется сюда снова и будет присутствовать при подъеме «Щ-17», кто встретит второе рождение лодки? Что это произойдет — ни у кого не было сомнения.
Буксир, посапывая паром, тихо отошел от транспорта. Удалившись мили на три в море, он повернул и направился вдоль берега.
ГЛАВА 5
МОНАСТЫРЬ «ЭЛЬЗЕЛОТ»
Ольштынский стоял в ходовой рубке буксира, пристально вглядываясь туда, где сквозь редкий туман серой и пока еще расплывчатой полосой начинал проступать берег. Кроме командира, там были рулевой, штурман, боцман Ян; у самой двери, прислонившись спиной к настенному шкафчику, на ящике с консервами, закрыв глаза, сидел Долматов.
Светало. Плотные низкие облака до самого горизонта затягивали небо. Море было спокойно, еле-еле тянувший с суши ветерок не поднимал даже мелкой ряби.
— А не пора ли прижиматься к берегу? — командир оторвался от окна и повернул голову к штурману.
— Вполне можно, товарищ капитан-лейтенант, — штурман легонько тронул матроса за локоть, — десять градусов вправо по компасу и так держи.
— Если еще пройдем мили две, будет небольшой, но глубокий залив, — боцман рукой показал направо, в сторону берега. — Дальше начнутся песчаные косы и дюны. Лес подходит к самому морю. Когда-то вместе с отцом в этих местах мы рыбачили и собирали янтарь. За лесом идут болота и множество озер. Я долго жил здесь и знаю буквально каждое дерево и тропинку. Лучшего места для высадки не найдешь на всем побережье. Глухомань. Сюда обычно немцы не суются, тем более и дорог-то почти нет, да и хуторов поблизости раз-два и обчелся.
— Добро, становитесь к рулю и ведите прямо туда, а ты, Николай Николаевич, проследи, пожалуйста, чтобы люди приготовились к высадке, скоро начнем.
Долматов открыл глаза, встал, потянулся и, глубоко вздохнув, вышел на палубу.
Дождь перестал, но чем ближе подходили к берегу, тем плотнее и темнее становились тучи. Буксир повернул и вошел в маленький, окаймленный густым сосняком заливчик. Деревья почти вплотную подступали к бортам. Застопорили ход, развернулись и по инерции приткнулись носом к желтому песчаному откосу. С бака сбросили сходни и начали выгрузку, перетаскивая снаряжение вверх по склону и складывая в буйно разросшемся кустарнике.
Когда все было закончено, командир собрал офицеров.
— Что будем делать с теми? — он кивнул головой в сторону буксира. — Не с собой же тащить? У кого и какое мнение на этот счет?
— Я думаю, — Долматов посмотрел на боцмана Яна, — если вы полностью ручаетесь за своих ребят, возьмем их с собой, но на вашу ответственность. Фашистам же и капитану пощады не будет.
— Я могу целиком поручиться только за себя, племянника и рулевого. Шкипер — последняя скотина, на которого и пули-то жалко, механик тоже, об остальных мне ничего не известно, знаю, что они не местные, прибыли недавно, держались особняком.
— Верно, боцман, — медленно произнес Долматов, — не местные и даже вообще не латыши. Я допросил капитана, и тот, очевидно, надеясь на какое-то снисхождение, сказал, что их прислали вроде как на практику, приглядеться, поднатаскаться да и заменить вас троих. И направлены они к вам по личному распоряжению шефа гестапо Вайса. Так-то, друзья.
— А куда же собирались деть нас? — боцман удивленно поднял брови.
— Ликвидировать. Я думаю митинговать по этому поводу больше не будем.
— Лейтенант? — замполит повернулся к штурману. — Все поняли?
— Все, но только почему я?
— Вопрос праздный. Возьмите ребят и действуйте. Буксир отведите где поглубже и затопите. Сами вернетесь на ялике, его потом забросаете камнями и тоже утопите. Ясно?
— Так точно, ясно. Можно выполнять?
— Действуйте!
Офицер с тремя матросами побежал к сходне. Вскоре буксир отвалил от берега, неуклюже развернулся и пошел в море…
* * *
На небольшой, со всех сторон закрытой густой кроной деревьев полянке, метрах в пятидесяти от места высадки, собрался весь отряд. Моряки, увешанные оружием, разместились вокруг командира и замполита. Ольштынский поднялся и, помолчав немного, словно собираясь с мыслями, сказал:
— Товарищи, теперь попали мы, прямо скажем, в не совсем обычную, вернее, в совсем необычную для моряков-подводников ситуацию, то есть обстановка изменилась самым коренным образом. Задание свое мы выполнили с лихвой, потопили танкер, большой транспорт, разрушили и сожгли склады горючего. Мы часть нашей армии, находимся на нашей земле, и долг наш биться на ней с врагом, пока руки держат оружие. Уж простите, если звучит несколько высокопарно. Будем пробиваться к своим. Вот наша задача и боевой приказ.
Моряки молчали. Затем раздались сначала отдельные возгласы. Потом, словно прорвало плотину, все заговорили разом:
— Только так, товарищ командир, все ясно, чего тут рассуждать.
— Драться будем, в партизаны пойдем!
— Не впервой морякам и на сухопутье. Под Ленинградом в сорок первом еще как сражались.